Мистификации Софи Зильбер

Страх перед тем, что сын ее не поймет, что придется еще раз все прояснять и объяснять, мешал ей отыскать Клеменса и в последующие годы. При этом она медленно и неуклонно приближалась к столице, где ее ждала квартира Зильбера, которой пока что она пользовалась лишь изредка. Она уже иногда играла в столичных предместьях, была принята в ансамбль театра, обслуживавшего ближние окрестности, и отчетливо сознавала, что ее кочевой жизни скоро придет конец. И когда ей было сделано долгожданное предложение, а именно — постоянный ангажемент в одном из театров столицы, она его приняла.

Таился в ней и другой страх, поменьше, понезаметней, но все же он ее не покидал. Страх при виде сына узнать, кто его отец. Ей так и не удалось выяснить, кто был ее собственный отец, а потому она не желала знать, и кто отец ее ребенка. Человек, которого она давным-давно оставила позади, погребенный на самом дне ее памяти, может вдруг всплыть из глуби лет, если в лице мальчика проглянут какие-нибудь его черты. Может быть, она даже с ним встретится, и сознание того, что это отец ее ребенка, представит его в ином свете, она тоже станет для него иной, а изменить уже ничего нельзя.

Ей казалось пошлым искать среди всех ее любовников в труппе, — а некоторые годились ей в отцы, — отца своему сыну. Она не желала, чтобы один из них выступил вперед и присвоил себе значение, которое ему вовсе не подобало. Разве он сделал что-нибудь такое, чего не делали другие? Разве она любила его сильнее остальных? Или он, отец ребенка, был ей особенно дорог? Она могла бы ответить на эти вопросы, лишь узнав, кто это был. Мысль о том, что прошлое можно еще изменить задним числом, представлялась ей пустой и нестоящей. Нужно ли, чтобы свет вдруг упал на какое-то определенное лицо, которое было так надежно укрыто всеутешающей тьмой?

Сможет ли она удержаться и не искать в лице мальчика еще чьих-то черт, кроме своих собственных? Если этот меньший и не столь заметный страх и не был для Софи решающим, то все же он служил еще одной причиной, почему боязнь познакомиться со своим ребенком с годами лишь возрастала, вместо того чтобы идти на убыль, как она ожидала.

Случилось это в антракте одного спектакля в том большом столичном театре, куда ее пригласили для пробы, имея в виду предстоящий ангажемент. К ней в уборную неожиданно вошла пожилая полная женщина и сказала, что ей непременно надо с ней поговорить. Софи тотчас же ее узнала, хотя прошло почти восемнадцать лет. Женщина была в трауре, и Софи не ошиблась, предположив, что ее муж, учитель, недавно умер.

— И как раз теперь, — сказала вдова, — когда мальчик поступает в университет…

— А мальчик где? — спросила Софи.

— Тоже здесь. — Женщина высморкалась и продолжала: — То и дело бегает в театр парнишка, хоть одним глазком да посмотреть. — И, не выдержав, улыбнулась сквозь очки, все еще утирая слезы платком. — Что поделаешь, это в нем кровь говорит.

И тут Софи поняла, что эта женщина, жена учителя, была ее сыну хорошей матерью, — он, видимо, так много значил для нее, что она не испытывала никакой ревности.

Обе женщины сговорились встретиться на следующий день. Учительша приехала с мальчиком в столицу всего на несколько дней, чтобы подыскать ему квартиру с пансионом, потому что с осени он начинает учиться. Они остановились у старшей сестры ее покойного мужа, но там ей устроить мальчика не удастся. А директор цирка тем временем уехал в Австралию.

Когда Софи снова вышла на сцену, она стала обшаривать глазами зрительный зал, ища знакомое лицо, чтобы рядом с ним увидеть другое — незнакомое и все же такое родное. Но это ей не удалось, и она была вынуждена отказаться от своего намерения. И тогда она начала играть, как еще никогда не играла на этой сцене, так ей случалось играть только в сказках. Она хотела произвести впечатление на своего мальчика. Если он до сих пор ничего не получил от своей матери, то пусть получит хоть возможность восхищаться ею. Можно было подумать, будто она хочет ему доказать, какой замечательной артисткой стала за то время, пока жила в разлуке с ним. Когда в тот вечер она вернулась домой совершенно без сил, то долго не могла заснуть и все пыталась представить себе его лицо.

На другой день, собираясь в кафе, где она условилась встретиться с женой учителя, Софи особенно тщательно занималась своим туалетом. Конечно, чтобы толком обо всем поговорить, им надо встретиться с глазу на глаз. Но ведь тогда она опять не увидит мальчика. А как она этого жаждет, — казалось, теперь, во прошествии восемнадцати лет, она не может больше ждать ни дня. Она вопросит учительшу сразу же вслед за тем прийти к ней с мальчиком, чтобы она наконец-то, наконец могла как следует на него насмотреться.

Когда она вошла в кафе и увидела, что он сидит рядом с учительшей, ее чуть не хватил удар — ей казалось, что она сейчас упадет. Ее смятение было так велико, что в первые минуты она не могла поднять на него глаза.

— Он все равно уже знает, — сказала жена учителя, словно желая избежать ненужных объяснений.

— Да, я все равно уже знаю, — сказал сын. — Но как вы вчера играли… как ты играла, — поправился он, будто, говоря ей, родной матери, «ты», хотел тем доставить ей удовольствие. Но при этом все-таки покраснел.

Софи не знала, как ей себя держать. Счастье еще, что она научилась выказывать самоуверенность в ситуациях, когда ей скорее хотелось заплакать.

— Для начала посидим-ка здесь в свое удовольствие, — бойко сказала Софи и сделала знак кельнеру.

Мальчик, Клеменс, был похож на нее, только намного выше ростом. Быть может, именно это сходство заставило Софи разглядывать его критическим оком. Она заметила густые темные волосы, но также и красные пятнышки на крыльях носа. Прыщи? Или следы от укуса насекомых? С помощью учительши разговор стал завязываться, хотя и с трудом, но удивительно было, что сын казался ей старше, чем она сама. Его спокойствие, подчеркнутая почтительность, какую он ей выказывал, чтобы не причинить боль и дать освоиться с новой ситуацией. Он держался так уверенно, в то время как она чувствовала себя менее уверенно, чем когда-либо.

Она все годы готовилась к тому, что ей придется ему что-то объяснять, придется объяснять все или, по крайней мере, присутствовать при том, как это будут делать другие. Теперь же оказалось, что объяснять ничего не надо, во всяком случае, не понадобится долгое время. Когда-нибудь, когда они уже очень хорошо узнают друг друга, она должна будет, она сможет поговорить с ним обо всем. А до тех пор ей надо смириться с тем, чтo он, с грехом пополам, принял все, как есть, не подавая виду, что встреча с ней произвела на него большое впечатление. Иди из них двоих он более искусный актер?

Жена учителя вскоре перешла к делу. Мальчик хочет получить образование. К тому же выбрал он нечто из ряда вон выходящее, — жена учителя виновато улыбнулась но потом, одумавшись, сказала, что и в этой науке, наверное, что-то есть — в науке о театре. А поскольку учитель, кроме пенсии, мало что оставил, то она, учительша, пришла к мысли, что у госпожи Зильбер они скорее всего найдут понимание и материальную поддержку. В конце концов ведь она тоже сможет немножко гордиться мальчиком, — в детстве он, правда, был сорванцом, но вот вырос — и прямо ума палата.

— Ну конечно, — сказала Софи, радуясь, что речь зашла о конкретных желаниях и потребностях. Она, конечно, зарабатывает не так много, как какая-нибудь звезда, да она отнюдь и не звезда, но когда бы ни понадобилась ее помощь — она с удовольствием ее окажет.

— Есть ли уже у мальчика жилье? — спросила она затем и невольно подумала о том времени, когда Зильбер предложил ей жить у него. — Я ведь получила в наследство квартиру, очень просторную, мы бы нисколько друг друга не стесняли.

Клеменса это предложение, казалось, застигло врасплох, но Софи прекрасно понимала его, а потому постаралась вывести из затруднения.

— Зайди-ка завтра, — она преднамеренно опустила слова «ко мне», — и погляди квартиру. Если ты не захочешь, у тебя всегда будет возможность передумать. — И опять-таки, чтобы облегчить ему отказ: — Когда я была молоденькой девушкой, мне тоже хотелось жить одной. Но тогда дело было не только в этом…