Медведь. Пьесы

АЛЕКСЕЙ. Я тоже устал.

Алексей и Анастасия закрывают глаза; они, кажется, дремлют. Алексей во сне вскидывается и бормочет.

И пора наконец усмирить Кавказ…

АНАСТАСИЯ (гладит Алексея по голове, шепчет ему колыбельную). Баю-баюшки-баю…

Алексей успокаивается. Прижавшись друг к другу, они спят.

Из-за портрета появляется человек в штатском. Он бесшумно подходит к столу и кашляет. Алексей и Анастасия вздрагивают; увидев человека в штатском, они съеживаются и со страхом глядят на него.

АЛЕКСЕЙ. Пора наконец усмири… Пожалуйста, пожалуйста, не нужно бить нас!

АНАСТАСИЯ. Ради Бога, не бейте его, у него слабое здоровье.

Пауза.

(Будничным, совершенно здоровым голосом.) Ну что, их нет больше?

АЛЕКСЕЙ. Думаю, нет. Куда тут еще спрячешься? И зачем больше семи сотрудников на двух больных? Даже там… в подвале… было только семеро на десятерых.

АНАСТАСИЯ. Откуда ты знаешь?

АЛЕКСЕЙ. Да все знают, Настя. Кстати, как тебя зовут?

АНАСТАСИЯ. Настя.

АЛЕКСЕЙ. Ну, а я Леша. Можно Брюша.

АНАСТАСИЯ. Как ты думаешь, зачем они нас… свели?

АЛЕКСЕЙ. Ну, откуда же я знаю. Они не очень предсказуемы. Только дураки говорят, что они дураки. Никогда не знаешь, что им может прийти в голову. И самое интересное, что иногда срабатывает. Лично я думаю знаешь что? Если немцы действительно в Могилеве, то ведь может быть всякое.

АНАСТАСИЯ. Например?

АЛЕКСЕЙ. Например, они хотят вернуть монархию. Кстати, все ведь готово. Кто пойдет умирать за СССР? А за Русь святую — очень может быть. Тут мы им и понадобимся — может быть такое?

АНАСТАСИЯ. Не может.

АЛЕКСЕЙ. Почему не может? Еще немного — они обязательно вернут Бога, вот увидишь. Куда они денутся без Бога? Некоторое время у них были вместо него разные чучела, которым в старое время не доверили бы… (С кавказским акцентом.) …яблоневый сад охранять, слушай… Все завалил, к чему притронулся. И если немцы в Могилеве, им обязательно будет нужен Бог. А что я такого говорю? Я сумасшедший, мне все можно.

АНАСТАСИЯ. Ты думаешь, они для этого нас… держали?

АЛЕКСЕЙ. Ну а для чего же еще? Что еще с нами делать? Понимали же они, что рано или поздно придется… возвращать. Хоть что-то. А где тогда брать? Вот тогда я и подумал: кто им рано или поздно понадобится? С кем они не сделают ничего? Разумеется, царевич Алексей! (Гордо.) Хорошо я придумал?

АНАСТАСИЯ (в ужасе). Ты действительно сумасшедший…

АЛЕКСЕЙ. Если честно, теперь уже не знаю. Я так долго у них пробыл в этом лазарете, что… Не знаю, не знаю. Но идея хороша, согласись? Где можно спастись от бури? В центре бури. Есть такое понятие, я читал в детстве. Глаз бури. Там всегда тихо. Кругом ревет, воет — а там тихо, как у Христа за пазухой. Собственно, я не ошибся. И очень может быть, что теперь они меня заметят. У меня было множество планов по переустройству. Я даже записывал одно время, но потом сжигал, чтобы не нашли. И сейчас у меня все шансы прийти к власти. Вместе с тобой, конечно.

Анастасия молча смотрит на него, кусая губы.

(Восхищаясь собой все больше.) Один мой друг — они его тоже взяли, он работал в издательстве, — сказал мне однажды: знаешь, почему я монархист? Потому что монархия — это единственный строй, при котором к власти может прийти порядочный человек. Им теперь нужен символ, ты понимаешь? Им ужасно нужен символ, за который не жаль умереть. А тут мы. Чудесное спасение. Мы идеально годимся. Мы еще вполне ничего. Я, по крайней мере, вполне ничего. И ты, если тебя отмыть, вполне ничего.

АНАСТАСИЯ (качая головой). Нет, нет.

АЛЕКСЕЙ. Почему? Что ты такое говоришь?! (Топает ногами.) Знаешь ли ты, как я мечтал об этом? Как я хотел этого?! Дура!

АНАСТАСИЯ (тихо). Иди сюда.

АЛЕКСЕЙ. Почему иди сюда?! Кто ты такая?! Ты не царевна! Ты не принцесса! Почему я должен иди сюда?! Ты ничего не понимаешь, дура, девчонка, ты не видишь наш исторический шанс! Я ничего тебе не дам, у тебя не будет мужа! Иди сюда, иди сюда… Ну хорошо, вот я иду сюда. Что ты мне можешь сказать?

АНАСТАСИЯ (гладя его голову). Я ничего не могу тебе сказать. В том-то и дело, что я ничего не могу тебе сказать. Мы им не подходим, Леша, они это поняли. Им ведь не надо было проверять, настоящие мы или нет. Им сгодились бы ненастоящие, лишь бы похоже. Но из нас ничего не получится.

АЛЕКСЕЙ. Почему?

АНАСТАСИЯ. Потому что мы люди. Потому что мы просто люди. И те были просто люди, и у них ничего не получилось. Если бы из них можно было что-нибудь сделать, их бы обязательно оставили в живых. Ими можно было бы торговаться. Их можно было заставить что-нибудь говорить. Их можно было бы выставить в музее, чтобы они рассказывали, как пили кровь. Но они были только люди, и все сразу поняли бы это. А с людьми ничего нельзя сделать. Люди им ни к чему.

АЛЕКСЕЙ (встревоженно). А кто же им нужен?

АНАСТАСИЯ. Не знаю. Может, звери. Может, боги. Но не мы, это точно. Теперь они это поняли, и спасения нам нет.

АЛЕКСЕЙ. Ты уверена?

АНАСТАСИЯ. Я уверена. Пусть приходят и делают что хотят. С нами у них ничего не получится.

АЛЕКСЕЙ (с детской интонацией). Слушай, а может быть, они в самом деле ушли? Все? Мы же не нужны им больше. Теперь нас можно просто отпустить.

АНАСТАСИЯ. Может быть, может быть.

Некоторое время сидят неподвижно, напоминая финальную мизансцену «Пер Гюнта» — старый Пер Гюнт на коленях перед старой Сольвейг.

В полной тишине распахиваются дверцы шкафа, открываются портьеры, люди в форме начинают выходить из зала на сцену, окружают и скрывают их. Окружив, уводят со сцены. На сцене остается один из них.

ЧЕЛОВЕК В ФОРМЕ (в зал). Алексей Муромский и Анастасия Михайлова содержались в советских психиатрических лечебницах до июля 1941 года. 15 июля им была устроена очная ставка, протоколы которой уничтожены. Дальнейшая судьба Муромского и Михайловой неизвестна.

2007

Хьюстон, или Никто никого не любит

Драма в двух частях

М.

Ж.

М1.

В интересах соблюдения тайны, которой окутано все происходящее, на афише и в программке должно быть указано очень много действующих лиц. Примерные варианты приводятся ниже.

Вариант 1, для театров, ориентированных на кассу:

ИЗАБЕЛЬ, богатая мексиканка.

ЛУИС МИХЕЛЬ АУРОБИНДО, ее любовник.

КАРЛОС АСТУРИАС, ее незаконный сын.

АНХЕЛИО КАСЕРРАС, его брат, потерявшийся в роддоме.

ХОСЕ ГАЭТАНО, начальник полиции.

ЛАСАРИО БАНДЕРАС, крестный отец городской мафии.

ИВАН АБРОСИМОВ, русский разведчик.

ИЗАУРА САУРА, прислуга.

ПЕДРО ГОМЕС, повар, вор и ее любовник.

ПРОСТЫЕ МЕКСИКАНЦЫ.

Вариант 2, для театров, ориентированных на какое-никакое искусство:

МАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА АНДРЕЕВА, учительница.

АНДРЕЙ, ее старший сын, владелец фирмы «Андреев и компания».

БОРИС, ее младший сын, киллер.

МАРИНА, жена Андрея.

ВИОЛЕТТА, фотомодель, подруга Бориса.

ЭЖЕН БЛЮ, стилист.

МАКСИМ ГОЛУБЕВ, русский офицер.

ЧУДИН, ГОРОХОВ, СОБОЛЕВ, БУКИН, ШПЕЦ — менты.

ГУЛЯЮЩИЕ, ДЕТИ, РАБОТНИКИ АНАТОМИЧЕСКОГО ТЕАТРА, МИЛИЦИЯ, СПАСАТЕЛИ.

Вариант 3, для эстетских театров и антрепризы Олега Меньшикова:

ЗИГФРИД.

МАНФРЕД.

КАСТОР.

ПОЛЛУКС.

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ.

ТЮТЬКИН.

ПРОЧАЯ НЕЧИСТЬ.

На самом деле в спектакле участвуют всего три человека — двое мужчин и женщина. Но об этом пока знаем только мы с вами.

Часть первая

Кухня в просторном загородном особняке, столь знакомом нам по множеству американских фильмов, психологических триллеров по преимуществу. В таком особняке непременно должна жить американская либо европейская пара лет под тридцать, с годовым доходом тысяч по шестьдесят; оба преуспели по службе, и у каждого свой скелет в шкафу. Прежде чем дойти до этого дома с его большими окнами, белыми стенами, каминами под старину и множеством новых дорогих вещей, незваный гость должен был пересечь большой рыжий парк с шуршащими листьями, с желто-зелеными березами. Стоит солнечный, резкий, синий день ранней осени, когда все так тревожно. Мы не видим, конечно, ни дома, ни парка, прилетающего к нему. Нам видна только удобная и просторная кухня и осенний полдень за окном.