Покрашенный дом

Миссис Докери сидела в зале для общих собраний в окружении наших дам, матерей тех, кто посещал ее класс в воскресной школе, и все они стенали и голосили. Я стоял в отдалении и смотрел, а Бабка и мама ждали своей очереди, чтобы выразить ей свое сочувствие и ободрить ее. Мне было действительно жалко миссис Докери. Каким бы дальним ни был этот ее родственник, горе ее было неподдельным.

Подробности обсуждались только шепотом: он вел джип, вез своего командира, и они нарвались на мину. Тело доставят домой не раньше чем через два месяца, а может, и никогда. Ему было двадцать лет, и у него была молодая жена, которая жила в Кеннетте, штат Миссури.

Пока шел весь этот разговор, вошел преподобный Эйкерс. Он сел рядом с миссис Докери, взял ее за руку, и они стали молиться вместе - тихо, долго и усердно. В зале собралась вся конгрегация, все смотрели на нее и ждали своей очереди выразить ей свои соболезнования.

Через несколько минут я заметил, что Паппи тихонько выскользнул за дверь.

Значит, вот как оно будет выглядеть, подумал я, если оправдаются наши худшие предположения: нам сообщат с другого конца света, что он погиб. И потом вокруг нас соберутся друзья и знакомые, и все будут плакать.

У меня вдруг запершило в горле, в глазах уже закипали слезы. Но я сказал себе: «С нами такого случиться не может. Рики там джип не водит, а если бы даже и водил, у него хватило бы ума не наезжать на мину. Конечно же, он вернется домой!»

Я вовсе не хотел, чтобы кто-то увидел, как я плачу, поэтому я выскочил из церкви - и увидел, что Паппи залезает в наш грузовик. Я присоединился к нему. Мы долго сидели в кабине и глазели сквозь лобовое стекло. Потом, не сказав ни слова, он завел мотор, и мы тронулись.

Мы проехали мимо хлопкоочистительного джина. Хотя по утрам в воскресенье там было тихо, любой фермер хотел бы, чтобы все его машины ревели и грохотали. Они же работали всего три месяца в году.

Мы выехали за город и поехали куда глаза глядят; я, во всяком случае, не знал, куда мы направляемся. Паппи выбирал боковые дороги, пыльные грейдеры, где с каждой стороны, всего в паре футов от обочины, начинались сплошные заросли хлопчатника.

Первыми словами, которые он произнес, были: «А вот тут живут Сиско». Он указал кивком налево, не желая снимать руку с руля. В отдалении, едва видимый посреди акров и акров хлопка, стоял типичный дом издольщика. Ржавая крыша из оцинкованного железа просела, веранда покосилась, двор грязный, посевы хлопчатника подступают к веревкам для сушки белья. Вокруг никого не видно, что только к лучшему. Хорошо зная Паппи, можно было предположить, что ему вполне может взбрести в голову подъехать к дому и устроить свару.

Мы продолжали медленно ехать вдоль бесконечных и однообразных хлопковых полей. Я сейчас прогуливал занятия в воскресной школе - вот ведь здорово мне повезло, даже не верится! Маме это не понравится, но она не станет ругаться с Паппи. Она ведь сама мне говорила, что Паппи и Бабка всегда кидаются ко мне, когда больше всего беспокоятся о Рики.

Потом мы заметили какое-то движение в поле и замедлили ход, почти остановились. «Это ферма Эмбри, - сказал Паппи, кивнув в ту сторону. - Мексиканцев видишь?» Я потянулся, привстал и наконец увидел их - четыре или пять соломенных шляп в море белого; они низко пригнулись, видимо, услышали нас и решили спрятаться.

– Они и в воскресенье собирают? - спросил я.

– Ага.

Мы прибавили скорость, и скоро они пропали из виду.

– Что будем делать? - спросил я, как будто здесь был нарушен закон.

– А ничего. Это личное дело Эмбри.

Мистер Эмбри был членом нашей церковной общины. И я не мог себе представить, что он дозволяет работать на своем поле и в воскресенье.

– Как думаешь, он об этом знает? - спросил я.

– Может, и не знает. Думаю, мексиканцам было нетрудно выбраться в поле после того, как он поехал в церковь, - сказал Паппи без особого убеждения.

– Но они же не могут взвесить собранный хлопок, - заметил я.

Паппи улыбнулся.

– Да уж, надо думать, - сказал он. Вот так было установлено, что мистер Эмбри разрешает своим мексиканцам собирать хлопок по воскресеньям. Слухи об этом ходили каждую осень, но я не мог себе представить, что такой образцовый дьякон, как мистер Эмбри замешан в столь отвратительном грехе. Я был шокирован; Паппи - нет.

Бедные, бедные мексиканцы! Привозят их сюда, как скот, заставляют вкалывать как проклятых, да еще отбирают у них единственный день отдыха, пока владелец плантации прячется в церкви!

– Давай-ка не будем никому рассказывать об этом, - сказал Паппи, довольный, что ему удалось подтвердить очередной слух.

Так. Вот вам и еще один секрет.

Еще подходя к церкви, мы услышали, что вся наша конгрегация поет. Я еще никогда не оказывался вне церкви, когда мне было положено быть внутри. «На десять минут опоздали», - пробормотал Паппи себе под нос, открывая дверь. Все стояли и пели, так что нам удалось проскользнуть на свое место, не вызвав переполоха. Я посмотрел на родителей, но они не обращали на меня внимания. Когда псалом закончился, все сели и я обнаружил, что уютно сижу между дедом и Бабкой. Рики, может быть, сейчас в опасности, но уж меня-то есть кому защитить.

Преподобный Эйкерс прекрасно понимал, что ему следует избегать упоминаний о войне и смерти. Но начал проповедь с торжественного объявления о смерти Тимми Нэнса, о чем все уже знали. Миссис Докери уже увели домой - отлежаться. Ученики из ее класса в воскресной школе строили планы, как ее утешить. Брат Эйкерс заявил, что пришло время всей конгрегации сплотиться и помочь одной из своих.

Это будет поистине звездный час для миссис Докери, все это отлично понимали.

Если бы брат Эйкерс продолжил говорить о войне, ему бы пришлось после службы объясняться с Паппи, так что он вернулся к заранее приготовленному тексту проповеди. Мы, баптисты, очень гордимся тем, что посылаем миссионеров по всему миру, и сейчас все наши единоверцы как раз разворачивали мощную кампанию по сбору средств для их поддержки. Вот об этом и говорил брат Эйкерс - о сборе денег, чтобы мы могли направлять больше наших людей в такие места, как Индия, Корея, Африка и Китай. Иисус учил нас любви ко всем людям и всем народам, невзирая на их различия. И именно нам, баптистам, предстояло обратить остальные страны мира в истинную веру.

Я же решил, что не пожертвую и лишнего дайма.

Меня с детства приучили жертвовать одну десятую всех своих доходов на церковь, и я выполнял это, но с неудовольствием. О пожертвованиях говорилось и в Писании, так что спорить тут бесполезно. Но брат Эйкерс говорил о сборе еще больших сумм, сверх и помимо обычных, о дополнительных пожертвованиях, и вот тут ему крупно не повезло - там, где это касалось меня. Я вовсе не желал, чтобы мои деньги послали в Корею. И был уверен, что остальные Чандлеры тоже не желают такого. А может быть, и вся наша община.

В то утро он был не очень громогласен. Говорил о любви и благотворительности, а не о грехе и смерти, и мне даже показалось, что он не слишком усердствует. А поскольку в церкви было тише, чем обычно, я начал клевать носом.

После службы мы были не очень настроены на пустые разговоры. Взрослые сразу пошли к пикапу, и мы поспешно отбыли из города. Когда мы выезжали на шоссе, отец спросил:

– А где вы с Паппи пропадали?

– Да просто ездили вокруг, - ответил я.

– Куда именно?

– В ту сторону. - Я указал на восток. - Никуда конкретно. Думаю, ему просто хотелось побыть подальше от церкви.

Он кивнул, словно и сам хотел бы уехать тогда вместе с нами.

Когда мы заканчивали воскресный ужин, в заднюю дверь тихонько постучали. Отец сидел ближе всех к ней, так что он вышел на заднюю веранду, где обнаружил Мигеля и Ковбоя.