Во имя жизни

ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА

Когда после скромного венчания, прямо из церкви, они вернулись в крохотную квартирку на чердаке, которую сняли незадолго до этого, Тана прежде всего вытащил из потайного кармана карты и «счастливые» кости.

— Первый день нашей семейной жизни мы посвятим игре? — пошутила Синта.

— Я хочу лишь доказать тебе, что держу свою клятву, — ответил он.

— Ты помнишь! — просияла она.

— От этого зависит наша жизнь, Синта!

(...В тот день он напился, так как проиграл в карты около пятисот песо — те самые деньги, которые рассчитывал истратить, если Синта согласится стать его женой. Он заявился к ней в швейную мастерскую и, потрясая револьвером, взятым у приятеля — служащего мэрии, начал пугать ее страшными словами:

«Если и ты меня обыграешь... ик... то пуля из этого револьвера оборвет мою жизнь... ик... А если я выиграю тебя... ик... ик... то покончу с игрой навсегда... ик... потому что тебе это не нравится... ик...»

Он говорил так, чтобы добиться согласия девушки. Но Синта любила его, хотя для нее и не была тайной его страсть к игре.)

Карты он засунул в щель перегородки, а кости положил в банку из-под помады и поставил ее на полку.

— Всякий раз, когда я буду смотреть на карты и кости, я буду вспоминать свою клятву. Отныне ноги моей не будет в игорном доме! Ты увидишь, я стану совсем другим человеком! В жизни не притронусь больше к картам!

— И я хочу, чтобы так было! — ответила Синта, снимая подвенечное платье...

Синта прониклась уважением к мужу, когда он объявил ей, что получил работу на одном из участков местной железной дороги. Сутки работать — двое отдыхать. Обрадованная, она решила не отставать от него: заказов на платья — хоть отбавляй.

Все свободное от работы время Тана проводил дома, стараясь как можно реже появляться в квартале — ведь именно здесь располагался знаменитый игорный дом дядюшки Густинга. Синта это прекрасно понимала и делала все, чтобы помочь мужу сдержать клятву. В доме, где они жили, не было водопровода. Тана аккуратно каждый вечер ходил за водой к колодцу. Ему приходилось также чистить канаву, по которой стекали нечистоты из кухни, — специально для этого он принес с работы кокосовый черпак. Покончив с мужскими делами, он иногда даже помогал жене сметывать платья...

Часто, лежа в постели, они говорили о том, как бы накопить денег, чтобы можно было подумать и о ребенке. Тана предлагал купить большую копилку в виде свиньи и складывать этой свинье в рот монеты. К тому дню, когда копилка наполнится, округлится и живот Синты, и они смогут истратить скопленные деньги на малыша.

— Зачем нам копилка? — протестовала Синта. — Лучше купить живого поросенка, откормить его, а потом продать — вот тебе и деньги! Конечно, придется положить немало труда, зато он окупится сторицей!

Тана согласился. Синте удалось сэкономить кое-что, и они купили поросенка австралийской породы, которого назвали Битьянгом и поместили в маленьком, четыре квадратных метра, дворике. Они вместе ухаживали за поросенком, помогая друг другу. Иногда тому удавалось вываляться в грязи и глине, и тогда Синта терпеливо чистила его. Тане нравилось почесывать поросенка перед сном, слушая его довольное похрюкивание. Он с удовольствием возился с Битьянгом — это помогало ему забыть о своей пагубной страсти.

Как-то Синта попросила Тану сходить к знакомым, взять в долг немного мяса. Он отказался, ибо путь лежал мимо игорного дома. Когда ему приходилось навещать тетушку Тале, он вынужден был идти мимо этого дома; в таких случаях он лихорадочно ощупывал карманы и тотчас спешил в китайскую лавчонку — истратить все деньги на сигареты, лишь бы не поддаться искушению.

Так они и жили. И по мере того, как жирел Битьянг, округлялся живот Синты.

— Вот откормлю тебя — тогда можно и рожать! — приговаривала Синта, возясь с Битьянгом.

Но Тана думал иначе. Он считал, что жене в ее положении трудно да и вредно много работать.

— Нет уж, предоставь это мне! — сказал он однажды. — Не могу видеть, как ты надрываешься. К тому же, когда я возле поросенка, я не думаю о картах.

—Когда рожу, вот тогда-то и придется трудно, — улыбнулась Синта.

Тана не солгал жене, сказав, что покончил с игрой. Однако, случалось, когда он оставался наедине с самим собой, его одолевали сомнения. И он боялся себе в этом признаться. Вот уже девять месяцев он не прикасался к картам. Девять месяцев! Теперь остается лишь испытать себя: отправиться в игорный дом и убедиться, что все прошло всерьез и навсегда!

Последние два месяца Синта не брала в руки иголку: она уже не могла так быстро, как раньше, справляться с заказами. Небольшие сбережения, которые ей удалось сделать, быстро таяли, зарплаты Таны едва хватало на жизнь. Все их надежды были только на Битьянга — он один мог принести им деньги, в которых они так нуждались перед рождением ребенка.

Понедельник. Утро. Сегодня у Таны выходной. Синта проснулась раньше его, и он попросил ее сходить взглянуть, как там Битьянг. Тот потерся боком о ногу Синты, словно осуждая ее за то, что она сказала:

— Тана, пора вести Битьянга на бойню. Чувствую: вечером ты увидишь своего ребенка! Ну же, бери его. Какой он у нас славненький!

Тана не заставил себя ждать. Он поцеловал жену в щеку и пошел отвязывать поросенка. Отвязав, дал ему корм, и тот удовлетворенно зачавкал.

Не успел Тана дойти до ворот, как снова услышал голос жены:

— Погоди-ка. Я хочу еще раз взглянуть на него, нашего Битьянга! — На глазах у нее были слезы.

Тана придержал поросенка и дал жене полюбоваться им. Затем ласково похлопал его по спине и быстро вывел на улицу.

Несколько раз в пути он останавливался перевести дух, прежде чем достиг бойни. Многие заглядывались на гладкого, упитанного поросенка. Две женщины, шедшие с корзинами на рынок, — их деревянные туфли громко стучали по каменной мостовой — даже пощелкали языками. Один из прохожих сообщил Тане, что Битьянг лишь чуть меньше бычка его дядюшки Канора!

Несколько часов провел Тана у бойни. Больше ста песо ему пока никто не предлагал. Он прикидывал, стоит ли отдавать поросенка за эту цену. Синта все подсчитала: «Битьянга мы купили за пятнадцать песо. Все это время покупали ему отруби, да уход обошелся не меньше, чем в шестьдесят...»

Настал полдень, люди стали расходиться. Тана почувствовал, что голоден, и с сожалением вспомнил, что Синта не успела почти ничего собрать ему в дорогу: положила несколько кусочков жареного бангуса с багоонгом²⁰, что остались от вчерашнего обеда. Радовало его лишь одно: цена, которую давали за поросенка, была выше ожидаемой.

Когда к нему уже перестали подходить покупатели, внимание его привлек один уголок бойни. Там было людно и шумно. Он услышал стук костей, возгласы игроков... У Таны сильно забилось сердце. Но вскоре волнение прошло. Он подумал, что продаст поросенка и тотчас уйдет — подальше от этого места.

Ему повезло: вместо ста песо какой-то чудак отвалил ему за поросенка сто десять. Сто песо Тана спрятал, а десять отложил в карман рубашки. Насчет этой десятки у него был свой план. Сто песо он отдаст жене — Синта останется довольна ценой Битьянга. А десять песо — это его деньги. Только его. Это награда за хлопоты с поросенком — он имеет на нее право. И он должен истратить эти деньги, прежде чем вернется домой. Ну конечно, он сыграет на них — и либо проиграет, либо удвоит. Да, но ведь девять месяцев назад он дал слово... Нет-нет. Он спокойно подойдет к игорному столу. Он не вынет деньги и не поставит их на кон. Он только посмотрит. И сейчас же уйдет. Он вернется к жене и расскажет ей о своей победе. О победе над самим собой...

Десять песо. Всего десять песо... Стараясь отделаться он навязчивой мысли, он приблизился к игрокам. Никто не обратил на него никакого внимания. А его глаза широко раскрылись, когда он увидел кости, со стуком катившиеся по гладкому цементу, груду денег на кону...