Теряя сына. Испорченное детство

Наконец, вижу волну. Она катится ко мне, набирая высоту и мощь. Не то что эти жалкие всплески, на которые я пыталась встать до сих пор. Это настоящая, взрослая волна. Кахуна волн.

Все делаю вовремя. Шлепаюсь на доску, встаю на четвереньки. Волна поднимает меня, несет. Медленно разгибаюсь – и вот, на блистательные несколько секунд, я богиня серфинга! Впервые в жизни нормально стою на доске. Лазурное небо, ровное биение океана, соль на губах – все это сливается в краткое мгновение экстаза. Никто мне не говорил о серферском «приходе», но это он. Вспышка нирваны.

Волна под моими ногами разбивается пеной о пляж, и я грациозно схожу с доски. Слышу крики и аплодисменты и поднимаю голову. Филипп по-прежнему носом в книге. Кричат и хлопают другие серфингисты. Я им шутливо кланяюсь. Мне очень приятно и немного неловко. Как будто они откуда-то узнали, что я впервые «оседлала» волну. Все, я прошла инициацию. Теперь я посвященная.

Мой первый импульс – позвонить Эрику. Он был бы мной очень горд. Ну почему Филипп не снимал на видео? Но с другой стороны, это моя личная победа. Я никому не скажу. Положу ее в архив воспоминаний. Сила этого момента будет расти и расти. Она будет поддерживать меня в трудные дни, недели, месяцы. А в том, что они настанут, я не сомневаюсь.

Когда вернусь в Японию – раскрашу доску.

Вечер накануне моего отъезда. Мы ужинаем во французском ресторане.

– Ну, так что насчет этого? – Филипп подливает вина в мой бокал. Из-за свечей на его лице лежат странные тени. Вампир вампиром.

– Насчет чего?

– Нас. Может быть, нам стоит попробовать еще раз? Восстановить серьезные отношения?

Я мысленно с облегчением вздыхаю.

– Да. Но при одном условии.

Он замирает, придерживая за горлышко наклоненную бутылку. Как Пизанская башня. Могу спорить, он думает, я потребую с него простое золотое кольцо.

– Когда я вернусь, я привезу с собой Кея.

Он ставит бутылку нормально.

– Ты ведь говорила, что потеряла родительские права.

– Да. Но не навсегда. А пока не встану на ноги. У японцев странные законы насчет опеки. – Щипаю себя под столом. Хватит нести околесицу.

– Ну что ж, я не против с ним познакомиться. – Филипп откидывается на спинку стула.

Итак, думаю я, этот мужчина – мой билет из Японии. Он ведь мне кое-что должен, ведь так? Я бы не оказалась в Японии, если бы он не разбил мне сердце. Я бы поехала в Камерун. Может быть, и сейчас бы там жила.

Я представляю, как сижу под манговым деревом и смотрю на пасущихся слонов. Наверно, рисую – или нет, еще не решила. Размышляю о красоте природы, о детях, экзотическом аромате пальмового масла или запахе обезьяньего помета – и все это не на английском, а на французском или камерунском.

С Юсукэ я не знакома. Я даже не знаю, что он существует, а если он и существует, то где-то на другой стороне земного шара. Он днями и ночами работает в фирме своего отца. У него есть жена-японка. Она смотрит за детьми и старается не злить окасан. А мне до всего этого дела нет.

Кто такой Юсукэ?

У меня дикий, страстный роман с мужчиной, который выглядит точь-в-точь как Янник Ноа. Он из той же камерунской деревни. Тоже играет в теннис, хоть и не так хорошо, как его двойник. Он эколог, или какой-нибудь профессор, или просто врач. Хорошо образован, воспитан в европейских традициях, любит свою мать, но меня любит больше.

Детей у нас нет. Скорее всего, будут, когда-нибудь потом. Но пока мы не собираемся взваливать на себя такую сильную эмоциональную привязанность. Дети – источник сильной сердечной боли. Мы это прекрасно осознаем.

Кея не существует. Он не родился.

Нет, стоп. Такая жизнь мне не нужна.

На следующее утро Филипп везет меня в аэропорт. У меня достаточно времени, чтобы купить сувениры. Филипп стоит у меня за спиной, а я перебираю одежду и бусы. Магазины ломятся от деревянных раскрашенных фигурок животных, футболок, шарфов. Повертев в руках резинового дракона и представив восторг Кея, я кладу его на место. Я уже решила, что не буду пытаться отвоевать его с помощью подарков. Кроме того, а что, если его бабушка найдет игрушку? Она ведь спросит, откуда она у него. Вряд ли он сможет соврать. А если она узнает, что дракон из Индонезии? Если она узнает о моей поездке? Кто знает, что они там придумают. Возможно, это окажется козырем в их руках. Поэтому ничего для Кея, даже открытки. Покупаю несколько батиковых шарфов для подружек из «Ча-ча-клуба» и кассету традиционной музыки Бали для Эрика. Будет ставить ее во время своих занятий йогой. Для Майи – футболку в радужных разводах. Очень вызывающе выглядит и совсем не сочетается с ее наручными часами «Шанель». Но в том-то и фишка. Соедините несоединимое – и получите что-то новое. Как раз то, что нужно для старшеклассницы.

Кассирша пробивает мои покупки, и в моем мозгу освобождается место для мыслей о Филиппе. Я думаю о том, что не исключено, что он попрощается со мной по-голливудски.

Я предвкушаю страстный поцелуй в вестибюле или пробежку по взлетно-посадочной полосе с криками: «Я люблю тебя!»

Он провожает меня до выхода на полосу, мельком смотрит на часы.

Его глаза мечутся из стороны в сторону. Он качается на каблуках, переминается с ноги на ногу, опять качается. Совершенно не в состоянии стоять спокойно.

Объявляют начало посадки. Я не спешу встать в очередь. Я думаю о том, как Сигурни Уивер в том фильме садится на последний самолет в Джакарту. Как она смотрит на полосу, ждет своего мужчину, надеется, что он пожертвует своим заданием ради любви к ней. И когда трап уже поднимается, когда надежды уже нет, она видит, что он бежит к самолету. Мел Гибсон, весь в поту, с заклеенным глазом. Он бежит к ней.

Когда на выходе никого, кроме меня, не остается, Филипп чмокает меня в губы и говорит:

– Ну ладно, красотка. Увидимся через пару месяцев. Счастливо! – Он шлепает меня по попе, и я ухожу.

Я опять встречаюсь с Майей. У нее на руке – бриллиант размером с Кейо-плаза. Выглядит очень забавно в сочетании с ее обычной одеждой.

– Ух ты, – говорю, когда он чуть не выжигает мне глаз отраженным лучом. – Ты что, обручилась или что?

Она заливается румянцем.

– Это мне друг подарил, – говорит она, не отвечая прямо на мой вопрос.

– Он, наверно, богатый.

– Да. Богатый.

Некоторое время мы молча любуемся идеальными гранями бриллианта. Восхищаемся.

– Только не говорите никому, ладно? – просит она. – Особенно моей матери.

Смешно. Я бы не смогла, даже если бы захотела. Ее мать и разговаривать со мной не станет. Я киваю:

– Ладно, обещаю.

Мы сплетаем мизинцы, чтобы подтвердить клятву, хотя это не обязательно – мы и так уже повязаны. Я ведь Майина заказчица.

Девочка улыбается.

– Моя мать согласилась на этой неделе посидеть с Кеем. Я обещала помочь. Могу привести его в парк, чтобы вы с ним повидались.

Кровь отливает от моего лица. Я едва не падаю в обморок. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мне не может так повезти.

– А почему? – Голос у меня дрожит. – А окасан чем занята?

– Ее кладут в больницу. – Майя пожимает плечиком, как будто это самое обычно дело, но глаза отводит.

– В больницу?

– У нее что-то не так с пищеварением. – Майя смотрит в свои записи, опять краснеет и говорит: – Моя мать говорит, что, возможно, им придется перенести свадьбу.

– Свадьбу?

– Да. – Майя почти шепчет: – Господин Ямасиро опять женится. У него невеста из важной семьи. Поэтому мать господина Ямасиро нервничает.

Могу себе представить.

Проходит неделя. Я вхожу в свадебную часовню Сильвер-Белл. Я на шпильках, в светлом костюме. Все взято на время у Бетти. В моем шкафу сейчас мало что висит, кроме костюма для серфинга и обтягивающих «рабочих» платьев. Для свадебной церемонии в церкви уж точно ничего не найдешь.

Но на самом деле это не настоящая церковь, а что-то вроде театра на крыше отеля. Европейского вида священник в торжественном облачении – тоже не священник, а какой-нибудь учитель английского, который по выходным подрабатывает на таких вот свадьбах в европейском стиле.