Похоть

Жена директора садится за руль, усердно истоптав по городу свою репутацию. Любопытные городские физиономии, расплываясь в улыбке, прижимаются к стеклу кондитерских. Она пьяна от самой себя, она вынула бутылку из кармана шубы! Губы ее улыбаются на морозе. Ряды потешающихся зрителей за витринами накреняются, словно хотят обрушиться ей прямо в душу. Молодые женщины, на которых виснут, топорщась, их дети и платья, именно сейчас отправляются за покупками. Им не хочется пропустить зрелище. Им хочется играть какую-нибудь роль, такую, как у этой женщины, уж они бы себя проявили! Пережить ясным днем фиаско в парикмахерской, равное неудаче наших горнолыжников на Олимпиаде, самой вынимать из волос те штучки, на которые накручивают нас, женщин. Они бы на это никогда не отважились! Рассматривайте свое отражение в зеркале без страха, прическу ведь легко изменить, если мы себе больше не нравимся, дорогие дамы.

И вот мы стали другим человеком, мягким и умиленным собственной красотой. Ведь в другой упаковке мы пресуществляемся! Любая стареющая женщина платит свою цену за мытье, стрижку, укладку и наслаждение жизнью. Чтобы волосы выглядели намного богаче, чем наш банковский счет. Все наши хлопоты, все пирожные, в которые мы вложили столько усилий, ах, да, когда работа была сделана, мы с бесполезными вилками наперевес бесцельно бродили, погружаясь в сумрак вечера, ели, мыли и опускали голову на любимую грудь, которая на четырех маленьких колесиках отвозила нас в кладовку, чтобы драить сковородки с остатками жизни. А если этого еще не произошло, то нас скоро поменяют, после того как кто-нибудь с сожалением покачает головой и злоба покроет лица ссорящихся. И тогда в пустой, без мебели, комнате нам придется вести себя очень спокойно, словно мы сами опустошены. Мы никогда не прощаем, правда, мы ничего не прощаем и самим себе, когда мы с силой обрушиваемся на стучащие жернова мельницы человеческих чувств, все это лишено всякого смысла. Скоро нас качественно заменит человек помоложе, его уже взрастили, выкормив новой качественной пищей! Почему именно я? Почему на меня, которой за сорок, валятся все трудности, почему я взвешена и признана слишком тяжелой на чаше весов, коромысло которых отклоняется от меня в сторону ребенка? Потому что я пыталась приспособиться к любой нечаянной радости и покупала себе новую одежду.

Жена директора садится в машину и обстоятельно трогается с места, чтобы добыть себе Михаэля, голос которого между тем разносится над горнолыжной трассой. Смеясь и громко крича, словно полицейский, он обгоняет своих друзей, да, он помирает над ними со смеху. Даже ночью память его хранит все те места, куда он отправится. Именно это и ничто другое имеется в виду, когда заявляют, будто встретили человека, настроенного на такую же длину волны, на волнистую линию прически, которую, позевывая, соорудил ему жутко модный парикмахер. Внимание, призываю всех: не прозевайте из-за этого новую моду, которая сначала заставляет нас недоверчиво покачивать головой, а потом, обращая наше мнение в свою пользу, часть пути шагает с нами в ногу. Взгляните на мою голову и не пугайтесь затрат! Это ничего не стоит. Да, мы носимся с собой, помещенные в пластиковый пакет из ближайшего спортивного магазина, в котором лежат бутерброды, не завернутые, как и мы. Нам это не поможет. Не мы должны следить за дорогой, дорога должна следить за нами, прежде чем мы уничтожим всю прилегающую к ней растительность на пятьсот лет вперед. Михаэль, если он упадет, не прочертит на склоне глубокий след, как это делаем мы, неловкие лыжники. Мы вовсе не цветы, но, вопреки всему, хотим прорасти головой сквозь стену природы! А Михаэль — он способен прочертить след в сердцах своих почитателей! Он со смехом рассказывает им о своем вчерашнем приключении, о женщине, которую взял к себе на борт, а потом снова столкнул в воду. Вязанка неудач взвалена на плечи других людей, и нас это согревает. Нужно просто поджечь хворост, и вот в одно мгновение перед нами предстают влюбленные губы, от которых веет ароматом свежеприготовленного блюда. Женщина уже утратила изящное и ясное сознание. Она проводит рукой по волосам и разрушает труд людей, под горячим колпаком которых ей пришлось сегодня вибрировать. Возможно, сейчас перед ее домом стоят и ждут дети из ритмической группы, которых твердой рукой отправили туда родственники. Наплевать. Ведь это всего лишь ее хобби. Сыновья и дочери тех, кто стонет под грузом нищеты. Тех, кто должен плевать себе на ладони лишь для того, чтобы судьба вышвырнула их за ворота. Женщина уже забыла и о них, и о себе. Она едет в ту сторону, где кончается горнолыжная трасса, на которой царствует право быстрых. Едет туда, где туристы неуклюже и неторопливо отстегивают лыжи или, связанные друг с другом в пару покорных животных, терпеливо вешают на скобу подъемника грузные от жизни зады.

Вперед, только вперед, назад мы не смотрим, ведь сзади глаз у нас нет. Женщина ввинчивается в землю высокими каблуками. Любители зимнего отдыха с удивлением колышутся, словно лодки на рекламном плакате с видами природы, на котором все соответствует друг другу, и только одна эта женщина не вплетает свой голос в хор общего веселья. Человеческая река непрерывно несет свои волны вниз по склону. Тем уютнее и вкуснее мы станем! Сплошь туристы. В зените лыжных костюмов, гонимые летом с горы на пляж и, едва пристав к морскому берегу, снова желающие, чтобы наступила зима, чтобы оказаться там, наверху, где они надеются найти свою сладкую дольку: главное — быть там, где все! И изливаться в котел долины как можно с большей высоты, как можно больше бросаясь в глаза и как можно приятнее. Правда, от глаз их начальства они хотели бы спрятаться, когда вдруг прямо перед ними вырастает их шеф и гудит, как пропановая горелка. Как мило, такая приятная голубая куртка с капюшоном, подбитым мехом, а из под нее выглядывает свитер, красный словно щеки, пунцовые от пощечин! Мы готовы поддаться искушению и позабыть о том, что нам ничто толком не подходит — ни наш торс к нашим бедрам, ни наши головы к нашим ногам, словно мы, каждая сама по себе, принадлежим разным людям. (Так уж мы сложены, зрелые женщины. По дороге мы как-то подрастеряли свои формы, да, влюбиться в нас теперь нельзя!) А люди эти в свою очередь жутко отличаются друг от друга, и подобное отличие известно только низшим слоям общества, подвергаемым унижениям. Взгляды наши привязаны к скорбным памятным крестам по обрывистому краю горнолыжной трассы, но разодеты мы в пух и прах. Уникальное зрелище!

Рабы и рабыни спорта скучились группками, галдят, курят и выплескивают себя до дна. Им почти нечего сказать друг другу здесь, на лыжной станции у подножия горы, где они с улыбкой на устах встали на якорь. Все их впечатления связаны с принципом — есть, чтобы жить! О еде они и разговаривают. Фейерверком своей болтовни они освещают себя и землю вокруг намного ярче, чем те, кому следует эту землю возделывать. Туризм — гарантия нашего благосостояния! Они собирают разбросанные там и сям вещи, а снег пригибает к земле ветки деревьев. Резкий свет, которого не чувствуешь под нейлоновой одеждой, пробивает себе путь в красивых сугробах, в снегу, покоящемся на том, что когда-то было лугом и напитывалось водой. Теперь воде не просочиться в землю. Мы вытоптали ее и покрыли лаком наших стремительных лыж. Каждый из этих людей подозревает себя в том, что именно он — лучший лыжник на крутом склоне, а значит, жизнь их нашла удачный конец. Зимой, когда земле надо спать, ее будят громкими криками. Лица их источают шум. Люди за несколько секунд преодолевают расстояние, отмеренное им, устремляются по склонам, на которых они не чувствуют уже ни крова над собой, ни почвы под ногами. Летят вниз невинные дети. Давайте не будем больше влезать в нашу оригинальную упаковку и без нужды расставлять ноги пошире, мы ведь научились безупречному параллельному полету! Мы можем заткнуть за пояс чемпиона мира, это касается и наших лыж, оставляющих борозду, вполне сопоставимую с нашими размерами. Отличный денек. Молодые люди обнажают головы.