Дети Снеговика

— Что он сказал? — спросил отец, натягивая перчатки и шапку с помпончиком и надписью «Ред уингз», [59] в которой стал похож на какого-то придурка.

Мать пожала плечами.

— Да все то же. «Я хочу, чтобы моя дочь сию же минуту отправлялась домой». Не дай ей улизнуть, Джо, ладно? Джо!

Лицо отца снова приняло отрешенное выражение.

— Джо! Поезжайте на машине.

Но мы уже спустились к подъездной аллее, куда не доходил свет от парадного крыльца, и вышли в ночь. Отец с Терезой возглавляли шествие, мы же со Спенсером тащились в нескольких шагах позади. У края дороги Спенсер спрыгнул в канаву слепить снежок, но отец рявкнул:

— Куда?! А ну марш назад!

Его окрик мигом вернул Спенсера в мою шеренгу. Мы не смотрели друг на друга. Мы вглядывались в темные уголки опустелых дворов и прислушивались. Верхушки сосен покачивались над своими тенями, как буйки на волнах. Снежные привидения вылезали из сугробов, оттесняя нас к обледенелой полосе посередине дороги. Дома выглядели какими-то необитаемыми; казалось, они стояли на рейде, сияя освещенными окнами, за которыми никого не было.

У Фоксов в пустой комнате работал телевизор, и я спиной почувствовал одиночество, царившее в их доме. Я хотел было окликнуть Барбару, но суровый взгляд отца меня остановил.

— Оставь людей в покое, — сказал он.

— Отсюда я могу дойти сама, — заявила Тереза, когда мы подошли к тропинке, ведущей наискосок через дворик ее соседей.

— Еще чего! — отрезал отец.

— Пап, а правда — что бы ты сделал, если бы на нас напал Снеговик? — поинтересовался я. — Накинулся бы на него и заорал?

— Умер бы, наверное, — ответил он и посмотрел на меня. На глазах у меня вдруг выступили слезы, отчего я еще больше разозлился. Он положил руку мне на плечо, но я ее сбросил. — Прости, Мэтти.

Тереза свернула с дороги во дворик, Спенсер пошел следом.

— Эй, — крикнул я и бросился их догонять.

— Вот черти! — пробурчал отец за моей спиной и нехотя потащился за нами.

Спенсер с Терезой шли рядом, наполовину окутанные тьмой. Я ускорил шаг и поравнялся с ними. У границы Терезиного дворика мы остановились. Где-то невдалеке кто-то звал кошку. Я понял, что звали именно кошку, по тому, как замирал голос в конце — не ожидая ничьего ответа.

— Я не хочу домой, — проговорила Тереза из ниоткуда.

— Может, пойти его поискать? — прошептал Спенсер и ухмыльнулся.

Нам не надо было спрашивать, кого он имел в виду. У меня подкосились коленки. Я прекрасно знал, что все мы одного возраста с Эми Арделл, но до той минуты как-то не придавал этому значения.

— Давайте, я буду Эми, — предложила Тереза и рухнула спиной в снег.

Что-то пронеслось по ней с такой скоростью, что она даже ничего не поняла — только охнула и резко выпрямилась. Отец прошептал: «Господи!» и рухнул на колени. Я отскочил назад, Спенсер тоже.

— Кошка, — констатировал Спенсер. — Маленький серый котенок.

— Терпеть не могу кошек, — буркнул отец, поднимаясь на ноги.

Тереза снова улеглась на спину. Теперь она раскинула руки, изображая снежного ангела.

— Видишь? — спросила она, но я так и не понял о чем.

Она лежала в этой позе, пока отец не протянул ей руку, помогая подняться.

Доктор ждал у раздвижной стеклянной двери. Он был в красном свитере, стоял, скрестив руки на груди.

— Спасибо, что привели ее, Джо, — сказал он моему отцу, не отрывая, однако, взгляда от дочери.

— Не проблема, — ответил отец. Мы все смотрели на Терезу. Немного погодя он спросил: — С ней все нормально?

— Не знаю, — сказал доктор, что страшно меня напугало. Я в жизни не слышал, чтобы он позволил себе в чем-нибудь усомниться, тем более относительно своей дочери.

— Господи, да все со мной в порядке! — прошипела Тереза и приплясывая поскакала в дом.

— Уж это точно, — подтвердил я.

Тьма наплывала на нас, как разлитая краска. Наконец доктор удалился, и мы двинулись в обратный путь.

— Какая-то она сегодня странная, — тихо сказал мне Спенсер.

Я кивнул.

— Даже больше, чем всегда.

Что правда, то правда. За неделю до зимних каникул она заявила, что мы со Спенсером ее отвлекаем, и потребовала, чтобы мисс Эйр пересадила ее за «Стол одиночества» в левом углу класса рядом с доской, который держали специально для провинившихся. Нас со Спенсером уже несколько раз отправляли туда за «сприцепинг». А в перемену она взяла манеру высвистывать нас на улицу, а сама пряталась в лесу. Иногда она сидела там до самого звонка. А потом мы видели, как она выплывала из-за деревьев и, пригнув голову в белой шляпке, пробегала по опустевшей асфальтовой площадке.

Когда мы пришли домой, мать сидела в темной гостиной. Мы даже не поняли, что она там, пока не включили настольную лампу возле дивана.

— Спасибо, что выполнили мою просьбу и поехали на машине, — проговорила она ледяным тоном, обращаясь, судя по всему, не только к отцу, а ко всем троим. После чего гордо прошествовала в свою спальню.

Отец тяжело вздохнул; вид у него был измученный.

— Постарайтесь не слишком шуметь. Маме надо как следует выспаться. Мне, впрочем, тоже.

Мы отправились в мою комнату, но играли не долго. Погоняли сначала две машинки «Хот-уилз» по ящику для игрушек, а потом я достал фотографии бейсболистов, и мы стали читать надписи на оборотах. Около полуночи в дверях появилась мама — она пришла выключить свет. Обычно в это время я уже спал.

— Вам не страшно? — спросила она, когда мы забрались в постели.

Я ответил «нет», имея в виду, что мне не только страшно. Меня даже радовали и эти напряженные вечерние прогулки, и странные школьные собрания, и мои друзья.

Спенсер же ответил «да», и тогда мама подошла к нему, поцеловала в лоб и сказала, что это правильно. Потом она закрыла дверь, но не плотно, и без лишних вопросов оставила в ванной свет.

Однако нам не спалось. Мы встали, разложили мой новый автотрек «Тайко» и принялись по очереди гонять машинку по единственной работающей дорожке. Трек был в форме восьмерки, с трамплином, который так и не установили, потому что внутренняя дорожка обломилась еще в тот день, когда мы его собирали. Пульты были пластмассовые, сделаны кое-как, да еще и слишком тугие, что хорошо ощущалось при нажатии пускового механизма, превращавшего игрушечную машинку в живое существо.

Не помню, где провел ту ночь Брент — может, тоже у кого-то ночевал. Мы стали спать в разных комнатах с моих семи лет. Помню только, что мне немного взгрустнулось. Сколько лет уже мы с братом не играли по ночам.

В конце концов мы со Спенсером снова забрались в постели. Я лежал, изо всех сил генерируя сонные мысли. Но так ни одной и не нагенерировал.

— Мэтти, — позвал Спенсер. Я свесился с верхней койки и посмотрел на него. Он лежал, опершись на локоть, и больше походил на тень, чем на существо из плоти и крови. Второй рукой он сосредоточенно водил по простыне. — А как ты думаешь, что он делает с теми, кого сцапает?

— Связывает, наверное.

Я откинулся на спину и закрыл глаза.

Брент лежит в каком-то подвале, свернувшись калачиком на бетонном полу у старой топки, из которой время от времени доносятся бухающие звуки, как будто в ней кто-то есть и вот-вот выскочит. Окно под потолком задернуто белой шторкой, лампа верхнего света облеплена крылышками насекомых, кругом трубы. Снеговик является как тень, и Брент кричит ему: «Пошел вон!» — но вместо слов вылетает какое-то кваканье, губы напряженно втянуты — как у наездников на ярмарочных бегах.

— Он их кормит? — спросил Спенсер в полузабытьи, как будто ему снился тот же сон.

— Мясом по-боярски. [60] Он хочет, чтобы им было вкусно.

— А на десерт?

— Шоколадный мусс.

— Фу, гадость, — фыркнул Спенсер. — Мама говорит, от него бывает рак.

— Я слышал, один парень подцепил рак от двойного гамбургера.