Землячки 4. Сульма (СИ)

- Мне кажется, что я с этим справлюсь, Амина Ренатовна. Потерплю два-то месяца.

- Там ещё такой момент может быть. Обычно сами родственники обмывают и одевают умершего, но иногда те просят сделать это больницу. Одному сторожу это трудно, придётся тебе помогать.

- Если я не одна буду, то я смогу, раз надо. Тем более, если не всегда.

- Я рада, что ты согласилась, Адамовна. Не хочется мне тебя терять, привыкла к тебе. - И засмеялась. - А знаешь мусульманскую поговорку?

- Какую?

- Говорят, если человек трёх покойников обмоет, то ему все грехи прощаются прошлые, человек полностью очищается и начинает жить заново.

- Я, кажется, слышала когда-то такое, но никогда об этом не задумывалась, - улыбнулась Сульма.

- Некоторые утверждают, что это истинная правда, говорят, даже наследственные болячки исчезают.

- Да вы что? Интересно.

- Раз выпал тебе шанс такой, постарайся использовать его по полной программе.

- Как это?

- Подумай, от чего бы ты хотела избавиться, произноси это вслух, думай постоянно. Трёх-то тебе за два месяца точно придётся обмывать, - смеялась заведующая. - А за медикаментами на базу тебе так же придётся ездить, как и раньше, только водитель теперь другой будет.

- Я не против, можете на меня положиться.

- Всё. Иди занимайся своими делами.

- А в морг-то когда?

- Со следующего понедельника до конца января.

- А где он находится?

- Оля покажет, она там бывала.

х х х

И запал ей в душу этот разговор, и уже не первый день она, по уши, как говорится, в человеческих отходах, твердила и про себя, и вслух:

- Хочу избавиться от той болячки, от того греха, который мешает мне почувствовать себя настоящей женщиной, хочу избавиться от бесплодия, хочу родить красивого здорового ребёнка.

Четверо молодых здоровых парней сутки через трое были её развлечением, оберегая от "ходячих" трупов и помогая свыкнуться и с мертвецким холодом, и с подступающей тошнотой путём всевозможных рассказов и баек. Вместо белого халатика Сульма наряжалась теперь в серую робу, впереди -- резиновый фартук, на руках хозяйственные перчатки, на носу -- чуть ли не респиратор, голова замотана платком.

- Глядя на тебя, все сейчас покойнички повскакивают, - хохотал Серёга, помогая ей завязать сзади фартук, - не потому, что ты так страшно выглядишь, а потому, что молоденькая и здоровая, они давно таких не видывали. Вовка рассказывал, что вчера всю ночь после твоего ухода покойнички не спали, обсуждали твоё присутствие, некоторые думали, что в рай попали, что сама дева пречистая пришла с ними встретиться.

После приборки, мытья полов, тряпок, вёдер, она с ожесточением стирала остатки со своей обуви, перчаток, фартука и уже который день не могла прикоснуться к еде, которую с нескрываемым аппетитом все они ей предлагали.

- Посиди со мной, Адамовна, чайку попьём, скучно ведь мне одному тут целые сутки.

- Нет, Серёга, совсем не хочу есть, - пыталась она изобразить улыбку, - посижу только несколько минут.

- Рассказать весёлый анекдотик?

- Расскажи.

- Один алкаш проснулся от холода, огляделся мутно -- кругом кресты, рядом могила вырыта, чуть со страха туда не свалился. Отполз, поднялся быстро, вся хмель из башки вылетела. А ноги совсем не слушаются, падает, на кресты натыкается, крестится обеими руками. Слышит -- стучат где-то. Разглядел в утренних потёмках человека, обрадовался, повеселело на душе. Оказалось, тот очередную могилу копает. Дай, думает, я его сейчас напугаю. Подкрался тихонько и сбоку в ухо тому "У-у-у-у!". Тот -- ноль эмоций, копает себе и копает. Подошёл с другой стороны, ещё громче "У-у-у-у!". У того -- никакой реакции.

- Глухой что ли? Ну да чёрт с ним. Пора выбираться отсюда поскорей.

Заметил, наконец, выходные ворота. Взялся уже, чтобы открыть, за цепочку. Тут могильщик бац его лопатой по голове:

- На кладбище хоть сколько шуткуй, а за территорию покойничкам выходить не положено!

Сульма хохотала вместе с ним над рассказанным.

- Ты давно здесь работаешь?

- Второй год.

- А почему именно здесь? Можно ведь что-нибудь поинтересней было найти?

- Семью-то кормить надо. Интересней денег ещё ничего не придумали.

- Что, такие уж большие деньги?

- Морг и кладбище нынче -- самые доходные места.

- Да ты что? - Удивилась она.

- Да. На кладбище так мужики дерутся меж собой, чтобы очередную могилу выкопать. Чтобы похоронить, да ещё быстро ведь надо, родные все свои последние деньги отдают. Там не только деньги, и одежда, и обувь, и водка, и еда в ход идут. Конкуренция у могильщиков огромная, но всем хватает. Наши медработники с городскими властями подумывают, как этот бизнес к своим рукам прибрать, хотят службу специальную создавать в городе, катафалки приобрести, все ритуальные услуги оказывать, деньги через кассу пропускать, а могильщикам только зарплату платить.

- Правильно бы было. И цивилизованно.

- Левак всё равно останется. И хороший. Даже здесь, в морге, я за одного обмытого получаю больше, чем моя месячная зарплата, вот и приходится один раз в четыре дня оберегать покой отдавших Богу душу. Может водочки тебе ленуть?

- Нет, что ты! - Отмахнулась она.

- А то она у нас тут в избытке, люди вместо денег иногда расплачиваются. Некоторые. А у других -- даже на поминки стол нечем накрыть, так мы её таким продаём. Свой магазин у нас получается, - смеялся он.

- Вот бы где мне спирт мой пригодился, - подумала Сульма. - А обмывать-то страшно?

- Да чего страшного-то? Снял покрывало, смочил чистую тряпку водкой да и обтёр всего с головы до ног. Одевать одежду труднее, если окоченел.

- Водкой?

- Конечно, только водкой, водой нельзя -- разлагается быстро, ему ведь ещё дома в помещении тёплом не меньше суток лежать, смотреть, как по нему родные слёзы льют, - смеялся Серёга, - вот потому водку и несут, а мы, конечно, лишнее оставляем для продажи другим. Так вот и выкручиваемся.

- А мне можно поучаствовать в такой торговле?

- Отчего нет? Только ты ведь здесь мало времени бываешь, водку-то тебе ещё получить надо.

- А у меня дома её в избытке.

- Так неси всё сюда, мы продадим.

- Правда?

- Легко. У нас запасов сейчас не лишку. Вон, несколько бутылок всего в столе, - он открыл ключиком свой столик, - спрос сейчас больше, чем предложение.

- Я завтра же принесу.

- Только у нас меж собой уговор, если я не свою водку продаю, то мне -- десятая часть.

Сульма первым делом перетаскала все свои закупоренные сургучом бутылочки, этикетки на которых не вызывали сомнения о содержимом. Их у ней скопилось неприлично много, как правило, она заполняла их остатками из канистр, которые срочно надо было освободить перед очередной поездкой.

На следующей неделе ей предстояло обмывать покойника. Хозяином помещения в этот раз был Славик. Он скинул накинутую белую простынь, и она робко подошла к столу. Это была женщина. Молодая. Голое тело. Со впавшим зашитым животом, неестественно вывернутым бедром.

- Что с ней случилось?

- Под транспорт попала. Начинай, репетируй, - смеялся Славик, - с лица начни.

И она начала. Оказалось, совсем не трудно. Никакого страха. Он помог перевернуть покойницу, придерживая болтающуюся ногу. Потом с другого бока.

- Ну вот и всё, - улыбнулся он.

Сульма ещё раз подошла, чтобы поправить той волосы, разметавшиеся в беспорядке, потом ещё раз смочила белую тряпочку и стала обтирать лицо, всматриваясь в душу, которая витала перед глазами, и всё повторяла и повторяла:

- Забери мою болячку! Унеси мои грехи! Избавь меня от бездетности! Ребёночка хочу родить! Красивого! Здорового! Забери мои болячки. Унеси мои грехи. Избавь меня от бездетности. Родить хочу ребёночка...

- Что ты там? Плачешь что ли?