Сказки уличного фонаря (СИ)

— Пошли, что-ль, — предложил корове дядя Ваня и отошёл немного.

Корова пошла за мужиком. Дядя Ваня дошёл до подъезда, открыл дверь, вошёл в подъезд и корова вошла тоже. Потом и в квартиру зашли вместе.

На шум в прихожую пришла супруга, открыла рот, сложила на груди руки.

— Ва! Вань! Эт чё?

— Это моя корова, — сказал весело дядя Ваня. — Буду теперь с ней жить. Животное неприхотливое, терпеливое, сено, да вода. Много не говорит, ну, помычит иногда. А, главное, везде за мной ходит, любит меня незнай как. Так что, дорогая, освобождай ей место.

— Как? — спросила очумевшая супруга.

— Ноня год коровы, так что с тобой развожуся, женюся на корове, — сказал дядя Ваня и погладил коровью морду.

— Как! — сказала женщина, размахнулась и ударила дядю Ваню по лицу.

Дядя Ваня повалился на корову, та с испугу вышибла дверь и бросилась из квартиры.

— Я тебе дам — развожусь! — погрозила пальцем супруга. — Я тебе такую корову покажу, что мало не опомнишься. Живо спать!

Дядя Ваня погладил разгоряченное ухо и пошёл покорно в спальню.

— Ладно, — уже в кровати сказала ему жена, — не отвалится твоё ухо, — нашла этот дяди Ванин орган в темноте и погладила. — Слышь, Вань, зря, наверно, так с коровой-то, всё же живая душа, где теперь бродит.

Дядя Ваня ничего не ответил, тоже думая о корове. Наверно, из частных домов заблудилась. Надо было хоть подоить родимую, и нам молока и ей легче.

— Слышь, Вань, а я хуже, что-ль коровы? Да?

— Лучше, — ответил дядя Ваня.

— Вот и я думаю, что лучше. Да Бог с ней, с коровой, найдёт себе кого-нибудь. Вот гоня пенсию должны принести.

— Да! — обрадовался дядя Ваня, — Молока и купим.

КОСМОБОЛ

Гироскопические стабилизаторы, вынесенные по новой космической моде внутрь каюты, мелко задергаются — почему?

Наверно уже стареющий — четвертый десяток, я никак не приму эту моду выносить приборы на вид. Всё равно, что вытащить у человека внутренности и повесить их поверх скафандра. Хотя, есть в одном польза — словно реликтовые охранные собачки они сообщат о чем-то за бортом.

Вот датчики горизонта, солнца и звезд, натыканные всюду, датчики ускорения прямо над головой моей резко тряхнутся и станут раскачиваться… Новая мода интерьеров — на долго ли? А за ней этот концепт вокруг — разукрашивание приборов вручную. Я недавно купил эти апартаменты и теперь весь в марсианских мотивах. Искусство? Разве это искусство размалёвывать всё на свете наивным вытащенным из глубин веков граффити? Скоро не останется ни одного свободного места не разрисованного новыми художниками. На луне рисуйте, на солнце. Да, на себе рисуйте! Они и на себе рисуют…

Я почувствую, как включатся двигатели ориентации и пойму наконец, что рядом что-то или кто-то пролетел.

Посмотрев в иллюминатор, вздрогну — совсем близко, чуть ли не чиркая по стеклу, проплывёт шпиль новой вавилонской башни, закручивающийся к земле в расширяющуюся спираль. С древней башней, какую клипают в видеокнигах, у этой ничего нет общего, кроме названия. Это такой лифт с Земли. С Земли, где я никогда не был…

Я вспомню вчерашний сон в полудреме по пути на спортстанцию — коричнево-серое с зелёными проростами редкой травы футбольное поле где-то во дворе земного города и почуствую запах земной пыли, пробивающийся сквозь титаново-силиконовый фон челнока и мышцы — чуть поколет в ногах, как-будто отвыкших от земной тверди, но хранящих фантомную память о ней, и тело как-будто моё вспомнит бег — когда не думаешь ни о чем, не чувствуешь ничего, но летишь кометой и думаешь и чувствуешь каким-то и вправду неземным, космическим способом блаженство земного футбола, когда и ты, и земля под подошвами трехполосной обуви, и белый мяч с черными шестиугольниками одно целое… И девушка в белом, стоящая за воротами будет прыгать, смеяться и махать бело-сине-красным флажком… И я, среди игроков с голыми торсами в широких штанах стремительно подбегающий к воротам, ударяющий мяч… И зрители, говорящие на чудесном знакомом, даже родном языке… И мяч, взлетающий в небо и долго-долго, всегда — не опускающийся оттуда…

— Геш! А ты не думал о сексуальности космобола? — руки моей Алои мягко возьмут меня сзади за плечи и вернут в кабину.

— А?.. О сексуальности? — я от неожиданности и блаженства вздрогну.

— Мяч — это мужское начало, ворота — женское.

И я улыбнусь ей. Со своей неуемной фантазией Алоя всегда может придумать что-то новое.

— Так. И дальше…

— Космоболисты мужчины пытаются внести своё семя-мяч в женское лоно ворот.

— Интересно… А, как же две команды, двое ворот, судьи, зрители в конце концов? — предположу я.

Алоя задумается. И я подумаю, что подловил ее как паук муху в запутанных лабиринтах женской логики. Но вдруг Алоя выдаст:

— А это — модель экспансии, когда каждый народ старается генетически поработить другой народ… А зрители и судьи — это та нация, которая в данный момент находится в более выгодном положении.

— Например… — почти соглашусь.

— Например, древняя Америка во второй мировой войне.

— Ладно, — я подниму голову, обернусь и посмотрю на её лицо снизу — так Алоя будет выглядеть ещё более прекрасной. — а тогда женский космобол…

— Женский, — Алоя задумается, — женский — это модель матриархата.

— Здорово, — я не не буду ожидать этого. — А может это извращение?

— Нет. Это естественная власть женщины, как хранительницы жизни и продолжательницы рода, над мужчиной.

Я буду поражён и восхищен как всегда тем, как Алоя умеет выкручиваться и находить решение.

Но внезапно она сменит тему.

— Геш, сколько времени ты будешь запасным игроком?

— Не знаю… Знаешь, мне приснился сон… как-будто я на Земле играю в… древнюю игру… в футбол… И так реально, как — будто я жил там…

— Милый, — будет гладить она мои волосы. — Ты родился в космосе на станции, жил на станциях, играл на станциях и никогда не был на Земле.

— Откуда же это?.. Всё до мелочей — дома, трава, поле, люди… Люди, словно это двадцатый век и язык… Мне показалось, что это один из разновидностей арийской группы, славянский язык.

— Украинский, белорусский, русский…

— Может, русский… Я понимал, что говорили они.

— И что они говорили?

— Они кричали — давай, вперед! Они были рады игре и мне… И ещё там на бордюрах были надписи.

— Надписи? Иероглифы?

— Нет. Кириллица… Что-то вроде — физкультура и спорт 2007.

— Странные слова…

Алоя подойдет спереди и сядет мне на колени:

— Это деятельность мозга… Ты думаешь о предстоящей работе, мозг моделирует… А может…

— А может…

— Ты часто думаешь обо мне.

— Да! Вот это правильно, — я уткнусь в её грудь, мягко прикрытую белым банным халатом, — Вечером матч. Ты пойдешь со мной?

Она будет молчать.

— Можно, я не пойду…

— Я всегда знал, что ты не любишь космобол. Но, ради меня…

Алоя поднимет мою голову своими руками, потом прикоснется к своим вискам.

— У меня сегодня болит голова! Извини, — она резко слезет с моих колен.

— Как хочешь… — почти обижусь я.

— Но, почему сразу — как хочешь! — вспылит она.

— Ладно, ладно… — попытаюсь я не раздуть ссору, встану, подойду к ней и обниму. — Голова — это важно.

— А кто играет? — вдруг улыбнется и спросит она.

— Моя команда и Три Ге, — отвечу я и улыбнусь тоже…

Космобольное поле — космическое пространство внутри стеклянного кольца трибун спортстанции с закрепленными по концам диаметра круглыми воротами, осветится очень ярко прожекторами, что я, усаживаясь в кресло невольно прищурю ещё не привыкшие глаза. Зрителей будет немного. Справа от меня место будет пусто, спереди пусто. Только слева будет сидеть смуглый полный мужчина в кожанке.

Зазвучит торжественная музыка и из люков выплывут на заплечных реактивных двигателях спейсболисты и судья. Две команды — в красных — это моя команда и синих — это 3He, скафандрах. Судья, как обычно в оранжевом. Команды выстроятся в две линии, подлетят друг к другу, пожмут друг другу перчатки, пожмут перчатки судьи и разлетятся на свои стороны. Кроме того, передо мной на дорожку перед иллюминатором выйдут тоже в оранжевых костюмах боковые судьи.