Каменная болезнь. Бестолковая графиня

Элиас принес сыра, вина, ветчины, и она пила и ела не капризничая, а стоило ему сказать, что весной в его краях по-над ручьями, в густой тени тисов, ливанских кедров и замшелых грабов цветут орхидеи, пионовые розы, ирисы и цикламены, как она с детским восторгом воскликнула: «Какая прелесть! Надо обязательно посмотреть!»

Уж как она не любила соседа, а теперь и его стала защищать и даже сажает цветы у самой стены, на клумбе графини, и не вспоминает о том, что клумба могла быть куда больше.

А про ту женщину, скрипачку, говорит, что, может, не так уж она была и красива и не так уж виртуозно играла. В конце концов, видели они ее всегда из-за стены, то вполоборота, то со спины, то согнувшись, когда она цветы поливала. А насчет виртуозности… скрипку-то они слушали не в концертном зале, ее всегда заглушал уличный шум. В общем, были на самом деле вся эта красота и талант или нет, доказать уже невозможно.

Но Маддалена-то понимает, что сосед интересуется графиней лишь потому, что со скрипачкой у него ничего не вышло — за неимением лучшего.

Нет на свете настоящей, бескорыстной любви. Люди любят друг друга за что-то. Даже Сальваторе любил ее за грудь и за попку да за то, что она всегда весела. Ну а теперь, когда она погрустнела, осунулась и не хочет заниматься любовью, он непременно ее разлюбит. Были бы у них дети — тогда еще ладно. Хотя нет, он любил бы ее из чувства долга, как мать своих детей, а хотел бы других женщин.

Даже Миккриу они не любили, просто завели себе кота вместо ребенка. Ужас какой. И считали его умнейшим из котов, но разве может быть умным кот, который даже мышей никогда не ловил.

И даже Бога мы не любим по-настоящему. И молимся из корысти, чтобы он нам в чем-нибудь помог.

И даже Он не столько любит нас, сколько забавляется. Скучно ему было в начале времен, поэтому он создал хаос, а потом из хаоса возникли мы. Ну разве не жалкие мы создания?

Почему люди так боятся смерти? Они так смешны в своей жажде жизни. Как нянюшка, которой чураются все, кроме соседа, а если кто и остановится с ней поговорить, так потом бестолковая графиня даже деньги им сует в благодарность за доброе дело, хотя и понятно, что вежливость здесь ни при чем, просто им хочется послушать гадкие сплетни про их семью — и кто знает, вдруг все это правда, и отец действительно ухаживал за няней, а она нарочно дала графине-матери не то лекарство, чтобы ее уморить.

24

После того как сосед пригласил ее полетать на самолете, графиня, сама не зная зачем, пошла в сад и перелезла через стену. Карлино, которому это всегда строжайше запрещалось, полез за ней, в восторге от новой забавы, хотя вся забава состояла в том, чтобы сесть у подножия стены, но не у себя во дворе, а со стороны таинственного соседа.

— Мы выкупили все то крыло? — спросила нянюшка.

— Да, сейчас пойдем подпишем договор, а потом тебе все расскажем.

— Только соседа, ради Бога, не выгоняйте, а всех остальных — пожалуйста!

— Договорились.

Карлино, совершенно счастливый, шнырял в высокой траве, а за ним — Миккриу, который теперь живет то в доме, то на улице, и такой умница, что к любому положению легко приспосабливается.

Но что за человек этот сосед? Ведь они его толком и не знают. И непонятно, влюблен он в их сестру или, может быть, просто жалеет. Просто не верится: бестолковая графиня — и вдруг летчица. И тихая гавань, ну надо же. Но говорится ведь в Священном Писании: «Камень, который отвергли строители, соделался главою угла. Это от Господа, и есть дивно в очах наших». [41]Дивно, но против всякой логики.

И Маддалена все задает себе вопросы, а ответов не находит. И как раз поэтому в ее голову закрадывается мысль, что все плохое, о чем мы думаем, — неправда, и в глубине души зарождается странная, нелепая надежда на счастье.

Из соседского дома больше не слышно, как раньше, телевизор или радио. Возможно, сосед перестал бояться тишины. И если честно, гораздо приятней будет слушать, как этот чертенок Карлино играет на рояле.

И Маддалене снова хочется заняться любовью с Сальваторе. Она зарывается лицом в висящую в шкафу одежду мужа и с трепетом вдыхает его запах, и когда он утром уходит на работу, она осторожно кладет голову в мягкую податливую впадину, оставленную его головой на подушке, и старается лежать в ней, не шевелясь.

А еще Маддалена выдвигает ящик со своим лучшим бельем и приходит в ужас от унылого, лежалого запаха. Она замачивает белье в самом душистом шампуне — из тех, что привозит из гостиниц Ноэми — и развешивает сушиться на солнышке, и в почти уже летнем воздухе от этих танга, крошечных лифчиков, колготок в крупную сетку, бюстье с застежкой спереди и прозрачных комбинаций разливается запах чистоты и праздника.

И внезапно она вспоминает, что накануне, пока муж готовил ужин, ему позвонили, и он произнес слово «сентябрь», но не сказал ни кто звонил, ни что он собирается делать в сентябре, а стоял, по-прежнему склонившись над плитой. Может, они с любовницей назначали дату побега, и теперь он нарочно не смотрит на нее, прячет глаза — счастливые или смущенные?

Тогда она вспоминает, что значит ревность: сердце бьется как сумасшедшее, коленки дрожат, и хоть бы уж все поскорее закончилось, лишь бы так не мучиться.

Но потом она, конечно, думает, что ничего мы на самом деле не знаем наверняка и знать не можем, и ждет не дождется, когда Сальваторе вернется с работы, чтобы лечь с ним в постель и заняться любовью.

Ведь, как бы там ни было, а замечательно заниматься сексом по любви.

И летать на самолете, а потом зайти на посадку, приземлиться точно на взлетную полосу и не разбиться — тоже, должно быть, чертовски приятно.