Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

Это сейчас автор задает свободно такие вопросы. Но кто ее знает, эту Россию? Она ведь совсем недавно из танков лупила по всенародно избранному парламенту. Не так ли поступили и «большевики», когда разогнали всенародно избранное Учредительное собрание? История ужасна тем, что она повторяется. Повторяется. Повторяется, и хоть верую, верю, что люди становятся умнее, — да только разве самые мудрые вершили историю человечества?..

Итак, 37-й был просто-напросто апогеем борьбы Сталина и его приспешников ЗА ВЛАСТЬ. В тот год «католики» особенно активно избивали «гугенотов». В бойне, развязанной еще не Сталиным, но самим Антихристом, наступал апогей. «Католики» истребляли «гугенотов». Существует примитивное мнение, что октябрьский переворот был-де затеян евреями и что даже Февральская революция Керенского была его прелюдией. Нет секрета в том, что евреи, как наиболее угнетенная часть населения России, приняли в революции активное участие, входили в ближайшее окружение Ленина и многие поддерживали его, служили ему. Но сколько их же и погибло на службе Антихристу, скольких он сам обездолил, истребил, выслал, околпачил-околдовал, дал временное злато, за которое сыну Сатаны надо было заплатить жизнью, ибо Бог есть, и он над всеми. Нет, это была именно Русская революция, та самая, о которой прозорливо изрек Гений русского народа: «Не приведи, Господи, видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

Бунт кончился в конце тридцатых годов. Новый «царь» захватил абсолютную власть, новые слуги его стали наркомами, секретарями, прокурорами и судьями. И чтобы уже окончательно утвердить свою непререкаемую диктатуру, «великий вождь» решил до конца разделаться с остатками неуправляемой «ленинской гвардии» и с той силой, которая уже маячила на его горизонте, как дальняя туча (слушающая разведка доносила: в высшем командовании армии зреет мысль столкнуть тирана и путем военного переворота опять захватить власть).

Горячие головы, и отнюдь не из профессиональных военных, а чаще из уголовников и проходимцев, приставших в свое время к революции (такими были Котовский, Фри-новский, Ягода, Якир и многие другие «герои Гражданской войны», вплоть до Фрунзе и Дыбенко). Вознесенные в свое время на высокие командные посты Троцким и мутной волной «гражданской», все эти Путны, Дыбенки — Кры-ленки, Шмидты, несдержанные на язык и попросту трепливые, были уверены в своем революционном «алиби» и не знали Сталина. Не знали, как четко, отлаженно работает его слушающая разведка.

Они не знали Сталина. Зато Сталин хорошо знал их вс ех… Люди, подобные Сталину, ни ко гд а и ничего не забывают и не прощают. Они могут только прикидываться непомнящими, простившими, милосердными, но помнят каждое, хоть когда-то сказанное против них слово, и человек, сказавший его, всегда будет у них на прицеле. Они всегда помнят, что, стараясь выдоб-риться и отвести кару от себя, люди, им служащие, будут опережать события, требовать для других высшей кары. И на этом можно сыграть в умеренного и милосердного. «Фараонитския жестокости огребайся», — сказано в Библии. И Сталин часто следовал этому завету, предоставляя право быть жестокими своим слугам..

Двадцать лет год за годом шел тридцать седьмой… Двадцать лет шаг за шагом двигался к непререкаемой власти неприметный человек с непроницаемой сущностью… За двадцать лет непрерывной, изощренной, изнурительной борьбы за власть и можно было накопить тот страшный опыт, который уже не останавливает в применении любых крайних средств к противникам. К тридцать седьмому, получив от всех своих разведок данные о зреющем недовольстве в верхушке армии, партии, НКВД, Сталин начал окончательную битву за абсолютную власть, и расстрельная эта битва продолжилась в тридцать восьмом, тридцать девятом, сороковом и затихла на время лишь в сорок первом.

А теперь задумаемся всерьез, кто же нанес больше ущерба прежней «ленинской гвардии», армии, Наркоминделу и даже НКВД? Фамилию «Сталин» не будем сбрасывать со счета, но вспомним другую — Троцкий. Какие его синонимы вспомнят люди, жившие в то время? Троцкий, Иуда, Иудушка (даны Лениным!) и далее: Злодей, Маньяк, Предатель и так без конца… А люди, служившие ему: троцкисты, убийцы, предатели, изверги, прохвосты, негодяи, шпионы. Наверное, и по сей день это не изжилось, не вымерло.

Автор помнит, как в детских играх в те годы одному из подростков, невзрачному полупридурку по имени Ваня, за постоянные его переметы от одних к другим прилепили кличку Троцкий, и навсегда стал он Ваней Троцким, а то еще и троцкист-бухаринец. Подрастая, Ваня Троцкий принялся за воровские дела, ненадолго садился, а кличка следовала за ним, и, похоже, он настолько с ней свыкся, что она уже заменила ему фамилию. Было слышно, что Ваня Троцкий укатил с друзьями бочку пива и сидел, опять вышел и опять попался — снимал колеса с автомашины… Последний раз я видел этого Троцкого возле охотничьего магазина — торговал какими-то крючками-блесенками, а рядом с ним стоял такой же друг и торопил его: «Да, Троцкий, короче, пошли-погнали».

Вернусь к тридцать седьмому… Высланный в конце двадцатых за рубеж, настоящий Троцкий-Бронштейн развернул, как известно, такую кампанию против Сталина, какую, пожалуй, невозможно сегодня оценить по масштабам. Совершенно ясно, что Троцкий не имел другой цели, как вернуться в Россию и, подобно Сталину, захватить власть, Власть, ВЛАСТЬ. Троцкий не стеснялся в обвинениях Сталина, Сталину приписывалось все самое худшее, что можно было вспомнить из явного и наклеветанного. Троцкий вполне естественно рассчитывал на поддержку своих приверженцев и всех, кому Сталин стал поперек горла в борьбе за ту же самую власть. И Сталин получил в руки те «карты», с которыми он мог, благодаря деятельности Троцкого, разделываться со всеми своими противниками: достаточно было «доказать», что они поддерживали Троцкого, входили в его «блок», служили ему, были назначены им, хотя бы обмолвились где-то о своей симпатии к нему, читали или хранили его «творения». Можно только с горечью сказать, что, не будь Троцкого, не было бы и «троцкистов», что, скорее всего, без вины виноватыми пошли под топор сталинской инквизиции. Следом за троцкистами и связанно с ними были-добавились «зиновьевцы», «бухаринцы» и даже «рыковцы». И сколько еще, и опять с идеальным прицелом на Троцкого, гибло и гибло «центристов», «уклонистов», «левых» и «правых» «шпионов и террористов» — они не сосчитаны и по сей день.

После убийства Кирова Сталин всерьез стал бояться за свою жизнь, а боящийся за жизнь и обладающий верховной властью не раздумывает долго о прямом уничтожении своей «оппозиции». Сделаем при этом поправку на время, рожденное властью еще Антихриста. Впрочем, говоря «Сталин», во второй половине тридцатых лучше бы иметь в виду все Политбюро, связанное круговой порукой и подписями под расстрельными бумагами на высших. Низовых «врагов и уклонистов» судили, ссылали или даже расстреливали по решению «троек», «особого совещания», и здесь не подвести никаких итогов, кроме одного: все члены этих «троек» и «совещаний» в конце концов сами были или арестованы, или расстреляны. Ибо забыли, что БОГ ЕСТЬ!

Для высших Сталин формально соблюдал партийную демократию, их расстреливали или судили только после списочного голосования на Политбюро, и подпись Сталина почти никогда не стояла первой. Иногда ее там вообще не было. Волю «вождя» угадывало большинство.

Вот передо мной фотография: Сталин со своими приверженцами в 1936 году. В первом ряду слева явно хитрый белобрысый «паренек из деревни», этакий сельский комсомолец, — Никита Хрущев, дальше — «себе на уме», погруженный в свои недомогания Андрей Жданов, заместивший в Ленинграде убитого Кирова, вот весь, словно нацеленный на крик: «Ату!», свирепый, как волкодав, Каганович, вот маленький самоуверенный и грозный Ворошилов — правая рука вождя и сидит он от него справа, а слева — каменно-благообразный интеллигент в пенсне Молотов, с лицом мальчика-отличника, Председатель Совнаркома, и приткнувшийся к нему хитренький старичок Калинин, а на самом краю ряда барски-благообраз-ный, презрительно-важный Тухачевский, почти нескрываемо играющий в будущего диктатора, в новой маршальской форме, с большими звездами в петлицах. И таков же второй ряд, лишь рангом пониже, где недоверчиво-суровый Маленков, типовой партократ, сидит рядом с каким-то явно юрким прохиндеем, глядящим на фотографа, как мышь на крупу, — этот явно выскочка, затесавшийся не по чину, а — будущий министр и маршал, баловень судьбы Булганин, тогда еще ходивший в «подпасках» у сидящего рядом и похожего на орангутанга, а то ли на китайца (такие лица бывают у рыжих) Поскребышева, за которым разместилась, уже как явный анахронизм и реликвия из музея восковых фигур революции, «старая большевичка» Стасова, похожая на иссохшую очковую змею.