Байки забытых дорог

– Будем, однако, делать шашлыки! – решил за всех Шурик. – Меня в Астрахани – лет двадцать назад – научили. Там их, однако, делают из осетрины, да, думаю, один бес. Должно получиться и из кеты…

Серый и ушлый геофизик «оживили» затухающий костерок и нажгли достаточное количество фиолетовых и бордовых углей, а из береговых камней сложили некое подобие мангала. Шурик в ближайшем куруманнике нарубил с полсотни подходящих прутьев и нанизал на них порционные куски кеты, которые целый час «мариновались» в сгущенном молоке, слегка разбавленном морской водой. В конечном итоге, получилось очень вкусно, все ели и дружно нахваливали кулинарные способности бурята…

Шурик подошёл к спящему Обезьяну и поднёс прут-шампур с ещё дымящейся рыбой к его физиономии. Пашка заинтересованно задёргал носом и открыл глаза. Саганбариев был предельно вежлив и предупредителен:

– Начальник, кушать подано, однако! Отведайте рыбки, ваше Обезьянье величество!

Начальник полевого отряда сонно потряс лохматой башкой, крепко зажал в огромном кулаке шампур и, довольно урча, принялся за рыбу. Покончив с шашлыком, Обезьян отбросил уже ненужный прут в сторону, огляделся по сторонам и взревел – как раненый в зад белый медведь:

– Уроды недоделанные! Выродки позорные! Мать вашу старенькую! Я же велел: разбудить меня – ежели что! Велел, так вас растак? А они и забыли, рыбку ловят…. Мать вашу! Быстро все по машинам! Прилив идёт. Нам что в одну сторону – до ручья проходимого – полтора часа ехать, что в другую. Запросто можем потонуть…

Действительно, если раньше от машин до береговой линии было метров семьдесят, то теперь волны прибоя плескались уже в непосредственной близости от колёс «Уралов».

– Прилив идёт! – повторил Обезьян и рукой показывал на белую бесконечную полосу, прочерченную кем-то высоко на скалах.

– Теперь-то понятно, откуда взялась эта белая полоска, – прокомментировал Серый, запрыгивая в кабину передовой машины.

Все расселись по местам, дружно взревели моторы. Машины гнали вдоль берега, что было мочи, только прибрежная галька летела из-под колёс в разные стороны. Прилив безжалостно наступал, ехали уже по воде, которая поднималась всё выше и выше…

Только в призрачных сиреневых сумерках, на последнем издыхании, «Уралы» заехали в спасительный ручей и, пройдя ещё метров четыреста вверх по его руслу, остановились. Обезьян, смахнув пот со лба, перекрестился:

– Ф-у-у, успели! Минут на пятнадцать поздней тронулись бы, и всё. Пошли бы на корм оголодавшей кете…

– Дальше по этому ручью и двинем? – спросил Серый.

– Не, это не наш ручей, – беззаботно зевнул Пашка. – До нужного, который называется – «Холодный», ещё километров тридцать пять будет. Поспим немного, дождёмся отлива, тогда и поедем. Опять, естественно, вдоль побережья…

Утром, проведя в пути – от Апрельского – ровно двое суток, походная колонна остановились метрах в восьмидесяти от места впадения Холодного ручья в море. Обезьян, выбравшись из кабины автомобиля, рявкнул:

– Ну-ка, босота, в одну шеренгу построились! Живо у меня! Давай, давай! Пошевеливайтесь, уроды! На «первый-второй» – рассчитайсь!

– Первый!

– Второй!

– Первый!

– Второй…

Пашка пояснил:

– Первые номера идут по этому берегу ручья, вторые следуют по противоположному. Вот, вам мешки. Вперёд, орлы!

– А зачем мешки-то, начальник? – поинтересовался Шурик.

– Рыбу в них складывать будете, дурики…

Все рассредоточились вдоль русла ручья с пустыми мешками наготове. Передовой «Урал», отъехав от устья метров на двести, развернулся. Надсадно взревел мотор, и машина, разогнавшись на мелководье и подняв тучу брызг, на большой скорости въехала в неширокий ручей, полный кеты. Испуганная рыба тут же начала бестолково выбрасываться на берег. Геологи, геофизики и буровики шли – вслед за «Уралом» – по берегам и, восхищённо крутя головами, складывали в мешки отборную кету.

– Вот, это рыбалка, я понимаю! Никогда не бывал на такой! – поделился своими ощущениями Серый…

Часа через четыре сменный полевой отряд благополучно прибыл в геологический лагерь. Оказалось, что напрасно они «наловили» так много рыбы – соли-то на участке не было совсем: завхоз, сука злая и мерзкая, запил в Певеке (ещё по весне), так ничего и не закупив толком.

Часть рыбы пожарили (без соли), от пуза объелись несолёной икрой. Но примерно половину кеты пришлось, всё же, выбросить. Жалко, а что сделаешь? Хозяйственный Саганбариев, впрочем, несколько рыбин подвесил под выхлопную трубу ДЭЗ-ки.

– Вкусно, однако, – нахваливал потом Шурик получившееся блюдо, незаметно сплевывая в сторону.

Но компаньонов у него не нашлось, никто не захотел питаться совершенно пресной рыбой, пованивающей – к тому же – соляркой.

С едой, действительно, было тоскливо. Каждый день одно и то же: несолёные макароны с тушёнкой, каменные пряники, красная (опять-таки, несолёная) икра и несладкий чай. А некоторые индивидуумы, и вовсе, предпочитали не давиться пресными макаронами, а довольствовались тушёнкой с пряниками. Деликатес – для тех, кто понимает, конечно…. Уху ещё иногда варили, только – без соли – и она шла как-то не особенно. И так продолжалось полтора месяца! Какие, уж, тут шутки?

А, что касается непосредственно работы, то и ничего особенного. В том смысле, что работа – как работа.

Скважина – на момент их прибытия – была неглубокая, порядка двухсот двадцати метров. В начале двенадцатичасовой смены-вахты Шурик и Серый поднимали на поверхности буровой снаряд, разбивая колонну труб на отдельные штанги, из колонковой трубы извлекали керн горных пород и складывали его в специальные ящики. Если, была такая необходимость, то заменяли буровую коронку, опускали, свинчивая трубы, снаряд обратно в скважину и начинали бурить. Работа, вроде бы, простая, но тяжёлая и действенно способствующая интенсивному потоотделению. Потом часа два-три продолжался процесс бурения, после чего производился очередной спуск-подъём…

Между спусками-подъёмами помощник бурильщика, казалось бы, свободен и может отдыхать. Но с Шуриком этот номер не прошёл. После первого же спуска-подъёма он отвёл Серого за буровой копёр и, указав на гору ржавых труб, велел:

– Надо, однако, всё это железо «разбить» на составные части. Трубы – в одну сторону, переходники – в другую, разные муфты – отдельно.

– А зачем, если не секрет?

– Надо, однако, – ёмко и доходчиво объяснил Шурик. – В крепком хозяйстве всё может пригодиться. Если и не сейчас, то через год, однако…

Мастер-наставник показал, как надо – с помощью тяжёлой кувалды, двух ключей и набора патрубков – развинчивать старое железо на части. За последующие полтора месяца Серый в этом высоком искусстве преуспел несказанно, и мог одолеть – на спор – любые резьбовые соединения, сколь заржавевшими они не были бы…

Единственной радостью на участке являлась чудо-банька, располагавшаяся на берегу ручья. Поверх банной печи лежал толстый лист неизвестного металла. Через восемь-десять минут – после того, как в топке разжигали огонь – металлический лист раскалялся докрасна, а уже от него очень быстро нагревались и камни, горкой наваленные сверху.

В чем тут заключался секрет, и из какого металла был изготовлен волшебный лист? Никто не знал, даже всезнающий Пашка Обезьян…. Уставшие буровики от души парились вениками из карликовой берёзы, купались в ручье, после этого трапезничали и сразу же ложились спать. А когда просыпались, то вахтовка уже стояла у порога…

Тем не менее, пролетели и эти тяжёлые полтора месяца. За два дня до пересменки бригада Шурика и Серого – на глубине девятисот пятидесяти метров – закончила скважину. И тут, как раз, по рации поступила радостная новость – в рыбацкий посёлок Выжда завезли что-то из спиртного.

– Надо ехать, однако, – посоветовал Шурик. – Раз сообщили по рации. Для чего-то, однако, это сделали?

Пашка Обезьян взял Сергея – в качестве грузчика – с собой. По ручью «Урал» спустился к морю и ещё часа три ехал вдоль побережья. Обезьян, ловко вертя баранку синими от многочисленных татуировок руками, рассказывал о своей жизни: