Плагиат (Исповедь ненормального)

Наконец соизволил явиться Виктор Гусев, круто восходящая звезда советской эстрады. Его вокально-инструментальный ансамбль «Парус» в последнее время мелькал на телевидении и только что выпустил на фирме «Мелодия» пластинку. Пластинка, ясное дело, называлась «На маленьком плоту».

Звёздный юноша был в щеголеватом приталенном костюме матрасной расцветки и чёрном в серебряную крапинку шейном платке. К нему стали подходить гости и быстро, не афишируя, брать автограф. Всем этим дочкам и внучкам городских шишек бегать за артистами не пристало.

Гусев пришёл не один. Рядом стояла тоненькая, стройная девушка в кожаных джинсах и косухе. Её волосы, по тогдашней эстрадной моде, были раскрашены и начёсаны кверху. Лицо этой девушки показалось Телегину знакомым.

— Кто это с тобой? — шепнул он приятелю.

— Погоди, дай выпить.

Поздравили невесту, родителей, сели за стол. Спутница Гусева отлучилась на минутку.

— Где же я её видел?..

— А! — улыбнулся Гусев. — Минута на размышление. А ты видел. Каждый день видишь.

— Какая минута, я пьяный. Говори или я сам спрошу.

— Спрашивай.

— Какая же ты скотина… Даже не смог побыть свидетелем.

— Уже тепло. Почему не смог? Где я был?

— В п-де.

— Ваш ответ неправильный. Приз уходит телезрителям.

— В самолёте.

— Так. А куда я летал?

— На халтуру, на чёс.

— Допустим. А кто ещё с нами выступал?

— Бабы какие-то… «Мираж». Точно! — Телегин вспомнил. — Точно, она из этой группы.

Девушка подошла и, услышав, улыбнулась. Гусев посадил её на своё место, а сам отсел дальше.

— Послушайте, — заговорил Телегин, — а ведь правда, я вас каждый день вижу. Только там цвет… свет… прожектора. И блестящий… от окна отражается. Трудно узнать. Вы в жизни гораздо интереснее.

Девушка почти ничего не поняла, но опять улыбнулась и посмотрела на Гусева.

— У него в редакции, на работе, на стене висит постер «группа Мираж». С твоей… лицом.

Телегин наконец вспомнил фамилию и торжествующе выкрикнул:

— Овсеенко!

Девушка от неожиданности вздрогнула и поднесла руки к груди. Этот жест привёл Телегина в совершенное умиление. Он взял её руку, нагнулся и поцеловал. В эту секунду кто-то больно взял его за ухо.

Тамара Леонардовна, давно за ним искоса наблюдавшая, улыбаясь и подмигивая окружающим, подняла сына и усадила к невесте.

— Будешь меня позорить, женилку вырву, — сказала она барабанную перепонку. — Дон-Жуан хренов.

Потрясённый и оглушённый, Телегин потянулся к бутылке. Левой рукой он ощупал горящее, словно в аду, ухо. А заодно перекатывающийся под кожей шарик-капсулу. Теперь, когда мир заиграл для него столь разными и удивительными красками, ему особенно не хотелось возвращаться в скучные сорок четыре.

17

После свадьбы Ниночка переехала из своей служебной комнаты в квартиру Телегиных. Тамара Леонардовна, поначалу подозрительно присматривавшаяся к золовке, вскоре её полюбила и даже во время мелочных конфликтов вставала а её сторону, а не на сторону сына. Насмотревшись в своей жизни на многое, она опасалась, что Витенька, после столь стремительного успеха, может превратиться в зазнавшегося номенклатурного индюка.

За три недели, отделявшие свадьбу от Нового года, произошло несколько событий, которые следует отметить.

1. Телегина пригласили в Горком КПСС, где он заполнил необходимые формы и стал кандидатом в члены Партии — необходимое условие для того, чтобы в ближайшее время занять пост главного редактора «Трудовой смены».

2. От Тамары Леонардовны Телегин узнал, что Ниночка беременна. Обе женщины не скрывали радости. Будущему отцу, как он не пытался вызвать в себе ощущение праздника, было всё равно.

3. Киру Берёзкину арестовали за убийство.

Последнее обстоятельство заставило двух друзей, видавшихся теперь довольно редко, созвониться и назначить встречу.

Они сидели в подвале всё того же «Медведя», через дорогу от будущего «Сталина», и задумчиво пили бутылочное пиво из тонких чайных стаканов. Гусев, мелькавший в последнее время на телевидении, прятался за тёмными очками. Оба уже знали, что Кира Берёзкина ударила ножницами в живот доктора Борга. А тот упал грудью на скальпель, который держал в руке. Дело было в институте красоты. Кира записалась на приём и… что было дальше, в подробностях могла рассказать только она сама.

— Что за Борг? — сказал Гусев.

— Не знаю… — поморщился Телегин. — Неважно. Дело не в этом. По любому надо её вытаскивать. Нанять адвоката и дать всем, кому положено. Дать столько, чтобы её оправдали. Столько, чтобы извинились. Дело туманное, свидетелей не было, а признание ничего не значит. Всё можно представить как необходимую оборону. У него был в руках скальпель. Значит, это он мог напасть на неё.

— За деньги можно представить, что он сам себя пырнул ножницами. Сам упаль, сам пырнуль, слущай. Восемнадцать раз, да! Ну ты-то знаешь, на что она способна. Она же садюга. — Гусев допил стакан и стал выбираться: Отолью.

Телегин знал, на что она способна.

18

Дворец Красоты представлял из себя поднятое на опорах здание из стекла и стали. Со стороны казалось, будто оно совсем ничего не весит и само по себе парит в воздухе на фоне раскинувшегося к северу до горизонта хвойного леса.

Стеклянные двери сами собой бесшумно растворились, и Кира шагнула на мягкий белоснежный пластик. На ней чёрная кожа, красное боа и красные перчатки. Где-то над сводами чуть слышно звучала музыка — что-то хорошее и спокойное. Никаких тревожных больничных запахов; воздух чист и свеж.

Её ждали. Люди в белых халатах, выстроившись полукругом, улыбались. У них были интеллигентные, доброжелательные лица. Доктор Борг выступил вперёд и поклонился.

— Здравствуйте, Кира Львовна, — произнёс он с достоинством мастера своего дела. — Позвольте я провожу вас к себе в кабинет. — Он повернулся к персоналу: — Пожалуйста, будьте готовы, я вызову вас при необходимости.

Кабинет не был похож на врачебный. Скорее он напоминал гостиную в богатом артистическом доме. Доктор прошёл за стойку небольшого буфета.

— Чай, кофе, вино, ликёр, коньяк?

— Чай и каплю коньяку.

Доктор накрыл инкрустированный столик, они сели, опрокинули в чай крохотные рюмочки и пригубили. Доктор улыбался тонкой, обаятельной улыбкой Дугласа Фербенкса.

— Итак, вы у нас, — произнёс он. — И вы хотите стать ещё красивее. Нет, вы красив и мы скажем по другому: вы хотите изменить что-то в себе. Что же это?

— Вубы.

— Губы?.. У вас прекрасные губы. Многие бы отдали за такие губы…

— Вубы, вубы, — Кира растянула губы и показала свои дёсны, пустые и воспалённые.

Доктор поперхнулся и закашлялся.

— Извините. Да, конечно, это можно поправить. У нас есть специалисты высочайшего класса. Мы вылечи вам парадонтоз и сделаем вам улыбочку по самым последним голливудским стандартам. Кира Львовна, дорогая, какие бы зубы у вас не были от природы, наши будут лучше, поверьте. Грызите орехи, пейте горячее с холодным, шатайте, царапайте, курите трубку — они останутся всё такими же белыми и крепкими.

— Гарантия?

— Бессрочная.

— До шамой шмерти?

— Именно так. Если вам угодно.

— А ешли вам угодно?

Кира смотрела подозрительно, исподлобья.

— Это… простите, в каком смысле?

— Я шломаю вуб, а вы меня укокошите. Вачем тратить деньги, ешли можно укокошить даром?

— Вы шутите?

Кира не шутила. В её глазах мелькали огоньки безумия.

— Вачем вообще лечить? Денежки-то уже на вашем счету. Моя страховка. Сердце под нарковом не выдержало. Вачем возиться?..

Кира достала из сумочки кривые маникюрные ножнички.

Доктор поднялся и попятился.

Кира поднялась, легко перемахнула через стол и приблизилась к нему вплотную. Прижала к стене, набросила и затянула на его шее боа.

Доктор открыл рот и попытался закричать.