Секрет Коко

— Все может быть, но из твоих уст это звучит совсем уж непристойно.

— Я хочу быть ближе к молодым, Коко! Иначе зачем, ты думаешь, я пошла на зумбу? ^[14]

— Как там, кстати, дела?

Рут начала посещать эти занятия несколько недель назад, чтобы не терять форму. Времяпрепровождение уж точно не для пенсионерки, но она такое любит.

— О, все прекрасно! Робби говорит, я — просто чудо! — смеется она.

— Ах, великолепный Робби!

Это наша дежурная шутка: Рут с ума сходит по своему двадцатидвухлетнему тренеру с каменными мышцами и стальными ягодицами. Она даже отрицать это уже перестала.

— Мы с ним ходили выпить кофе после занятия. Думаю, я его почти покорила — так что Карлу лучше быть внимательнее.

— Ты неисправима! — хохочу я.

— Я стараюсь, — смеется в ответ она. — Ничего интересного не произошло, пока меня не было?

— Разве что Кармел Ронан заходила.

Кармел — наш главный городской сноб, она заглядывает к нам в лавку примерно каждые полгода и вечно пытается сбить цены до смешного.

Рут закатывает глаза:

— Господи, до чего плутоватая особа. Надеюсь, она ничего не купила?

— Купила, представь себе. Те две отвратительные пепельницы, доставшиеся нам в прошлом году.

— Да ты шутишь! — У Рут отвисает челюсть. — Я несколько месяцев пыталась от них избавиться!

— Знаю. Причем она заплатила за них почти полную стоимость.

— Я лучше присяду, — качает головой Рут, не в силах поверить в случившееся. — Неужто Кармел стала сговорчивой?

— Думаю, у нее просто выходной, — пожимаю я плечами. — Она и торговалась-то со мной от силы минуты две.

— На кой ей эти пепельницы сдались? Она же не курит.

— Может, для гостей, — предполагаю я. — Хотя не думаю, что к ней так уж часто кто-то приходит.

У Кармел двое взрослых детей, которые сразу после колледжа уехали жить в Штаты, а потому очень редко приезжают домой. Муж у нее умер много лет назад, но она не слишком-то стремится завести друзей. Все знают ее историю, несмотря на то что среди жителей города Кармел не пользуется особой любовью. Впрочем, возможно, именно поэтому люди и не жаждут заглянуть на чай в ее огромный дом.

— Бедная женщина, мне ее так жаль, правда, — продолжает Рут.

— Очень великодушно с твоей стороны, — удивленно поднимаю я бровь. После того как Рут в последний раз виделась с Кармел, она ворчала по этому поводу не один день. Кармел тогда ворвалась в магазин и потребовала возместить ей ущерб за купленную у нас вазу, на которой она якобы нашла какие-то сколы, вернувшись домой. Рут знала, что ваза была в отличном состоянии, потому что лично проверила ее перед тем, как отдать Кармел, зная характер этой покупательницы. Но назвать женщину лгуньей в лицо она не смогла, а потому у нее попросту не осталось выбора, кроме как вернуть ей деньги. Рут очень долго не могла прийти в себя после этого случая — и хотя она не из тех, кто держит зло на других, Кармел тогда сумела оставить о себе отвратительное воспоминание.

— Знаешь, я думаю, ей очень одиноко. Поэтому она и притворяется такой стервой, — задумчиво говорит она. — У нее нет никого в жизни, она не знает, чем заполнить эту пустоту. Представь себе, каково сидеть в этом особняке каждый вечер совсем одной. Что ей еще остается?

— Ты сегодня такая чуткая, Рут, — удивляюсь я этой внезапной перемене отношения бабушки к ее заклятому врагу.

— Могу себе это позволить. У меня есть любимое дело, друзья и — что самое важное — ты. Что еще нужно простой женщине?

Она усмехается, но я вижу в ее глазах печаль, как всегда. Она по-прежнему скучает по маме и дедушке. Рут всеми силами старается жить дальше, с удовольствием открывается для всего нового, ведет активный образ жизни, но часть ее души никогда не оправится после их смерти. Впрочем, я думаю, что ее отношения с Карлом — это шаг в правильном направлении, хоть она и говорит, что они встречаются лишь удовольствия ради.

— Так ты работала весь день? — спрашивает она.

— Да, могу еще полы вымыть, пока заряд бодрости не иссяк, — предлагаю я, доставая из шкафчика ведро со шваброй.

— Ты же уже убиралась на днях, — вспоминает она, пока я внимательно рассматриваю швабру, подумывая расстаться с ней и купить новую.

— Разве? Все равно, уборка лишней не бывает.

— Чистоплотность сродни праведности, да?

— Ты же не веришь в бога, Рут.

— Что, в целом, неплохо — за мои дела с Карлом я бы непременно угодила в ад, — она бросает быстрый взгляд в сторону двери и призывно смотрит на своего «молодого человека». Даже отсюда я вижу, как он улыбается до ушей, встретившись с ней глазами — она из него может веревки вить, стоит только захотеть.

— Это уже слишком, — кривлюсь я, — ты что, хочешь травмировать мою психику?

Я рада тому, что Рут вся светится от счастья, но мне все же любопытно поглядеть на реакцию Анны, когда она узнает о новом увлечении сестры — а она о нем непременно узнает. Мы живем в маленьком городке: рано или поздно пойдут слухи, если, конечно, еще не пошли, и я руку готова дать на отсечение, что Анна будет весьма недовольна.

— Прости. В любом случае, в последнее время не только ты работала, не покладая рук, — беззаботно говорит она.

Что-то в ее голосе подсказывает, что ее новости меня точно заинтересуют.

— Правда? И чем же ты занималась? — спрашиваю я.

Она смотрит мне в глаза, но выглядит отчего-то крайне виноватой.

— Если я тебе скажу, пообещай, что не убьешь меня на месте.

— Что ты сделала? — со вздохом спрашиваю я.

— Помнишь, мы с тобой читали в интернете о театре «Парлор»?

— И?..

— Я туда позвонила.

— Да ладно! — Я потрясена тем, что она провернула это в одиночку, но еще больше заинтригована вопросом, что бабушка сумела там узнать.

— Взяла и позвонила, — робко продолжает она. — Не смогла удержаться. Но я не слишком-то продвинулась в нашем расследовании.

— В каком смысле?

— Молодой человек, взявший трубку, ответил мне, что Бонни прямо в тот момент находится в театре, репетирует что-то из новой пьесы, которую там будут ставить в следующем месяце, но поговорить нам не удалось.

— Ты попросила позвать ее к телефону? — изумленно вопрошаю я.

— Да. Изначально я хотела просто узнать, работает ли она там, и повесить трубку. Но выяснилось, что эта затея не имела никакого смысла, потому как у нее проблемы со слухом и ей тяжело общаться по телефону.

— Какая же ты… Рут! — укоряю я ее. Меня одолевают смешанные чувства: с одной стороны, я на нее немного злюсь, а с другой, меня, безусловно, восхищает ее смелость.

— Прости, милая, я просто хотела помочь тебе прощупать почву, — кается она, зная, что все равно выйдет сухой из воды. — Так что хорошая новость в том, что она бывает в театре. А плохая, конечно, связана с тем, что дело не ограничится простым телефонным звонком. Но я уже все продумала.

— И почему меня это не удивляет? — смеюсь я.

— Слушай, — начинает она, и ее глаза горят от волнения, — поехали в Лондон. Встретишься с ней лично!

— Ты же не серьезно сейчас говоришь?

— Да почему нет? Я давно уже грозилась добраться до тамошних рынков со всякой всячиной, ты же знаешь. Можем убить двух зайцев сразу.

Мое сердце совершает в груди головокружительный кульбит. Я буду счастлива увидеться с Бонни и узнать, может ли она что-нибудь рассказать о Тэтти и этом письме. Но хватит ли у меня духу?

— Даже не знаю. Может, оставим эту историю в покое? — неуверенно предлагаю я.

— Оставить в покое? — возмущенно вопит Рут. — Ты не можешь! На самом интересном месте!

— Не увлекайся, Рут, — предупреждаю я. За ней всегда водилась привычка ставить все с ног на голову.

— Не буду, но ты не можешь все вот так просто бросить. Разве ты сама не хочешь узнать больше о жизни Тэтти? У меня ее история из головы не выходит! Неужели тебе не интересно узнать, кем она была на самом деле? — продолжает Рут, намеренно разжигая во мне любопытство и тем самым вынуждая согласиться с ней. — Не хочешь узнать, как она ждала возвращения любви всей своей жизни? Быть может, она умерла именно из-за разбитого сердца…