Наши расставания

Я по-прежнему тосковал по Алисе, но моя тоска обрела более спокойные формы, похожие на тихое помешательство. Алиса текла в жилах моего прошлого. И дня не проходило, чтобы память о ней не настигала меня, она возникала ниоткуда и не торопилась меня покидать. Я вспоминал сцену нашей ссоры на немецком, после которой пошел ее встречать с картонной табличкой на шее, но теперь, благодаря фильтру минувших лет, эта ссора виделась мне чудесной, все мне казалось восхитительным, и даже о нашем разрыве я мог думать, не обливаясь холодным потом. Алиса была и всегда останется дамой моего сердца, прекрасной дамой скромного рыцаря с его убогими владениями и нелепым прошлым. Вот и сегодня, в день, когда мне предстояло снова увидеть ее, я ощущал только бесконечную нежность к тем детям, какими мы были.

До чего странно было увидеть ее здесь, на кладбище. После того как почти десять лет назад на кладбище же я ее и потерял. Как будто время для каждого из нас, пока мы не были вместе, перестало существовать. Я шел за толпой молодежи, чуть поотстав, и она вдруг выделилась из этой толпы. У меня сильнее забилось сердце. У нее, надо полагать, тоже, потому что она подошла ко мне с улыбкой, но ее губы нервно подергивались. Мы встали друг напротив друга и замерли как два истукана.

— С ума сойти! Надо же, где встретились.

— Ну да, — ответила она голосом, которого мне так не хватало.

— Ты что тут делаешь?

— Я с дочкой. Они тут отмечают пятьдесят лет со дня смерти Джима Моррисона.

— Знаю. Я сам с сыном пришел. Только там такая тьма народу, что я решил отстать.

— Вот и я то же самое.

Мы помолчали. Потом я спросил:

— Как поживаешь?

— Да ничего. А ты?

— Тоже ничего.

— …

— …

— Я рада тебя видеть.

— Я тоже. Я тоже рад.

Мы даже не поцеловались. Поняв это, легонько чмокнули друг друга и обнялись.

В общем, мы оба привели своих детей на тусовку в честь Джима Моррисона. Догадывался ли он, медленно прощаясь с жизнью в ванной, что превратится в легенду? Что полвека спустя дети детей детей тех, кто его знал, будут по-прежнему преклоняться перед ним? Но главное, знал ли он, что благодаря ему Алиса встретится в толпе его поклонников с Фрицем, героем совсем другого времени? Может, он только ради этого жил и умер?

Сколько биографий, думал я, можно было бы написать, собрав жизни безвестных людей, течение которых изменили, сами того не подозревая, звезды. Джим Моррисон, например, соединил нас с Алисой. Все артисты должны умирать в Париже. Издали доносились томительные звуки The End.Первой вернулась Каролина. Взволнованная и почти опустошенная, как будто и в самом деле побывала на концерте Doors.Я с изумлением смотрел на дочь моей самой большой любви. В ней было так много от Алисы, что я просто не мог ее не полюбить. Хотя меня немного смущало столь ярко выраженное притяжение. Вскоре подошел и Роман, примерно в том же состоянии, что и Каролина. Так мы познакомились, все четверо. Алиса объяснила дочери, кто я такой, и та смотрела на меня, широко распахнув глаза, словно я был ожившей легендой. Чем-то вроде Джима Моррисона — минус рок, наркота и поэзия. Роману я тоже рассказывал об Алисе, и он тоже глядел на нее с долей любопытства. Но оно не шло ни в какое сравнение с интересом Каролины.

Мы медленно шли по кладбищенским аллеям. День был действительно чудесный. Со всех сторон нас окружали мертвецы, но еще ни разу в жизни я не ощущал себя настолько живым. Меня переполняли легкость и счастье, и я не сводил глаз с сына, шагавшего впереди с Каролиной. Забавно, но по каким-то неуловимым признакам я сразу понял, что они друг другу понравились. Мы с Алисой обменялись молчаливым взглядом. Мы подумали об одном и том же. А что, если у них получится то, что не получилось у нас? Что, если наши дети так и будут шагать рядом, шагать долго-долго, и смех будет прыгать у них над головами, и они никогда не расстанутся?

Потом мне захотелось сфотографировать их на мобильник. Алиса осталась стоять возле меня. Каролина с Романом обернулись к нам, изображая недовольство. Но даже в этом недовольстве они были заодно. Я поймал их в кадр и начал потихоньку увеличивать изображение; они проявляли нетерпение, но я их не слушал; мне надо было запечатлеть их лица, и я не торопился, потому что в этой фотографии присутствовало что-то еще, что-то помимо них. Мы с Алисой это понимали. Это было нечто хрупкое, такое же хрупкое, как случайная встреча — встреча, озаренная мягким светом, совсем не характерным для этого времени года, светом совершенно особым. Я смотрел на их лица в кадре, смотрел на лица наших детей. И вдруг сделал открытие, пронзившее меня до самых печенок: у них у обоих между верхними резцами была щель, которая, по поверью, приносит счастье.