Man and Boy, или История с продолжением

— У Пэта все будет в порядке, — доложил я.

Отец выпустил изо рта облачко дыма.

— У него нет этого… как оно называется… скрытого перелома?

— Никаких переломов нет. Ему наложили двенадцать швов, и у него останется шрам, вот и все.

— Все?

— Все.

— Слава Богу, — сказал он и снова затянулся самокруткой. — А ты как?

— Я? Нормально.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Было бы неплохо хорошенько выспаться, так сказать, придавить часиков десять.

Когда я говорил со своим отцом, то иногда замечал, что перехожу на его язык. Неужели кто-нибудь еще, кроме него, до сих пор говорит о том, что нужно «придавить часики?»

— Я имею в виду другое: деньги-то у тебя есть? Мать сказала мне, что ты не возьмешься за эту работу.

— Не могу. Очень долгий рабочий день. Я буду возвращаться домой слишком поздно. — Я смотрел вдаль, туда, где за почти пустой автостоянкой начинало светлеть ночное небо. И пели птицы. Уже не было поздно. Было рано.

— Что-нибудь еще подвернется. Обязательно, — успокоил я его.

Отец достал кошелек, отсчитал несколько банкнот и протянул их мне.

— Зачем это? — спросил я.

— До тех пор, пока что-нибудь не подвернется.

— Все нормально. Спасибо, конечно, папа, но без работы я не останусь.

— Знаю. Люди всегда будут смотреть телевизор, так ведь? Я уверен, ты скоро что-нибудь найдешь. А это вам с Пэтом до тех пор.

Мой отец — величайший специалист по средствам массовой информации. Все, что он знает о телевидении, — это то, что в последнее время нет таких смешных передач, как раньше: «Башня Фолти», или «Шоу Бенни Хилла», или «Моркамб и Уайз»… И все-таки я взял банкноты, которые он мне протянул.

Раньше я бы разозлился из-за того, что взял у него деньги: разозлился на самого себя за то, что до сих пор нуждаюсь в его помощи, даже в таком зрелом возрасте, но еще сильнее рассердился бы на него за то, что он получает удовольствие от своей постоянной роли спасителя.

Теперь же я понял, что он просто пытается показать мне, что он на моей стороне.

— Я обязательно верну, — пообещал я.

Можешь не торопиться, — отмахнулся отец.

Джина хотела прилететь домой первым же самолетом, но я уговорил ее этого не делать. Потому что к тому моменту, когда я наконец дозвонился до нее — поздно вечером следующего дня, — это было уже не так важно.

Она пропустила те ужасные минуты, когда мы мчались в отделение «Скорой помощи». Она пропустила бесконечные часы, когда мы через силу пили чай и ждали результатов обследования, надеясь на лучшее. И она пропустила тот день, когда Пэт, схватив свой световой меч, поднял замотанную бинтами голову и сел в кровати, а с соседней койки на него смотрела маленькая девочка. Совершенно лысая после химиотерапии.

Джина не присутствовала при этих событиях, но не по своей вине. Лично я обвинял во всем гре- баного урода Ричарда.

К тому же, когда я дозвонился до Джины, мы уже знали, что у Пэта все будет в порядке. И мне не хотелось, чтобы она возвращалась.

Я говорил себе: это из-за того, что я не хочу, чтобы она обняла Пэта, сказала ему, что все будет хорошо, и снова умчалась прочь. Но я знал: на самом деле все не так благородно. Где, черт возьми, находилась Джина, когда она была нам так нужна?

— Я смогу приехать завтра, — заявила она. — Работа немного подождет.

В этом нет никакой необходимости, — ответил я, сохраняя ледяное спокойствие. — Это был просто ушиб. Сильный ушиб. Но у него все будет в порядке.

— Я все равно скоро приеду домой. Я точно не знаю, когда…

— Не меняй своих планов, — сказал я.

Прислушайся к нашему разговору, Джина! Мы разговаривали так официально, как гости на какой-нибудь скучной вечеринке. А ведь когда-то мы могли проговорить целую ночь, когда-то мы могли обсуждать все на свете. Теперь наш разговор напоминал натянутую беседу незнакомых людей, которых оставили вместе, но почему-то забыли представить друг другу. Ты только послушай нас, дорогая!

Сид стояла па пороге с коробкой в руках. В таких упаковках выдают еду в кафе и ресторанах, когда клиент забирает ее «на вынос».

— Я не вовремя?

— Нет, почему же, заходи.

Она зашла и протянула мне коробку.

— Это для Пэта. Спагетти «песто».

— Зеленые спагетти? Его любимые. Спасибо.

— Их нужно просто поставить в микроволновку. Ты сможешь это сделать?

— Ты что, шутишь? Даже я знаю, как пользоваться микроволновкой. На одну минуту или на две?

— Одной должно хватить. Он не спит?

— Он смотрит телевизор. Для разнообразия.

Пэт растянулся на диване, по-прежнему в пижаме с рисунками из «Звездных войн» и в халате «Эм- энд-Эс», и смотрел режиссерскую версию «Возвращения джедая». По случаю его возвращения из больницы все запреты в нашем доме были отменены.

— Здравствуй, Пэт, — сказала Сид, нагнулась над ним и погладила по голове, осторожно обходя большой кусок пластыря, покрывавший его лоб. — Как твоя бедная старая головушка?

— Нормально. Только швы немножко чешутся.

— Еще бы! Могу себе представить.

— Но — знаешь что? Их не нужно будет снимать. Мои швы.

— Нет?

— Они сами рассосутся, — важно произнес Пэт, глядя в мою сторону и ожидая подтверждения.

— Правильно, — кивнул я. — Они растворяются сами. Это швы из нового материала, да?

— Из самого нового, — согласился Пэт, и его внимание снова переключилось на Принцессу Лею, полуголую наложницу при дворе Джаббы Хатта.

— Вот так наряд на ней! — изумилась Сид.

— Да уж, — сказал Пэт. — Она рабыня.

— Боже мой!

Они несколько секунд наблюдали за тем, как Принцесса Лея корчится и извивается на цепи.

— Ну что же, я пошла, а ты поправляйся, — сказала Сид.

— Хорошо.

— Сид принесла тебе ужин, — вмешался я. — Зеленые спагетти. Что надо сказать?

— Спасибо. — Пэт улыбнулся ей самой очаровательной улыбкой, такой же, как у Дэвида Нивена.

— На здоровье, — ответила она.

Я проводил ее к двери и почувствовал, как что- то внутри у меня поет. Мне не хотелось, чтобы она уходила.

— Спасибо, что навестила. От этого сегодняшний день превратился в праздник.

Сид повернулась и посмотрела на меня своими удивительными карими и широко посаженными глазами.

— Я действительно так думаю, — подтвердил я. — Это лучшее, что было у меня за весь день. Серьезно!

— Но я не понимаю…

— Что именно ты не понимаешь?

— Почему я тебе нравлюсь? Ты же меня совссл. не знаешь.

— Тебе действительно это так интересно?

— Да.

Я начал объяснять:

— Ты мне нравишься, потому что ты сильная, но не жесткая. Мне нравится, что ты не веришь той чепухе, которую несут мужчины, но все равно уехала из своей страны, из-за мужчины, потому что решила, что он — твой единственный.

— Самая большая ошибка в моей жизни.

— Возможно. Но мне нравится, что ты такой романтик и что ты смотрела все музыкальные фильмы, когда была маленькой девочкой.

Она засмеялась и помотала головой.

— Ты видишь мужчин насквозь, но все-таки хочешь найти мужчину, с которым могла бы прожить всю жизнь, — добавил я.

— А такие бывают? — удивилась она.

— И мне нравится, что у тебя все лицо озаряется, когда ты улыбаешься. Мне нравятся твои глаза. Мне нравятся твои ноги. Мне нравится, что ты знаешь, как говорить с четырехлетним ребенком. Мне нравится, что ты оказалась рядом, когда мне нужна была помощь. Все остальные просто сидели и смотрели. Ты была так добра к нам. Ведь ты не обязана была этого делать.

— Еще что-нибудь?

— Ты красивая.

— Я совсем не красивая.

— Ты красивая и смелая, и я ревную тебя ко всем мужчинам, с которыми ты когда-то встречалась. Я то и дело прогуливаюсь возле твоего кафе в надежде наткнуться на тебя.

— Ты скучаешь по своей жене, — сказала она. — Очень скучаешь.

— Это правда, — признал я. — Но правда также и то, что ты буквально сводишь меня с ума.