Предпоследний день грусти

. Что в этом виноват и Мишка.

Я думала. Что может быть проще сказать: давай любить друг друга, дорогая. Мы будем этой ночью любить так, как никто никогда не любил. И мне нет дела до твоего прошлого. И до твоего будущего. Пусть же и тебе не будет до этого дела. Ты утонешь в моих объятиях и моих поцелуях. Этой ночью только ты будешь существовать для меня в мире. Ведь все так просто, дорогая. Если Боги нам дают эту ночь. Зачем нам терять ее. Ведь в жизни столько неприятностей, столько горя. Было. И будет. Давай научимся на время забывать их. Давай научимся на время делать жизнь красивой. И даже если у нас нет будущего. Мы будем знать. Что у нас есть прошлое. А с таким прошлым можно долго-долго жить. Иди ко мне, дорогая…

Но Мишка не сказал мне этих слов, которые выдумала я сама. Просто, когда наша любовь уже не стала вмещаться в пределы школы. Однажды вечером, у меня дома. На мой день рождения. Он взглянул на меня умными, серьезными глазами. Которые наверняка хотели сказать эти слова (но это я поняла позже). Прижал мою голову к своей груди. И прошептал.

– Люська… Как хорошо, что ты родилась именно в этот день. Люська…

Вот и все…

И утром. Уже проснувшись. Но не открывая глаза. Я мечтала, как Мишка мне скажет: Мы так любили друг друга этой ночью. Так никто не любил. Ты самая красивая в мире. И ни с кем мне не было так хорошо. Боги у нас отнимают будущее. Но помни. Даже им не по силам отнять наше прошлое. И наша разлука, помни. Это начало новых радостей. Новых встреч. Ведь мы знаем, что такое счастье. И если мы знаем, оно нас никогда не покинет. Я никогда не забуду тебя, дорогая.

Прокрутив мысленно Мишкин монолог, я даже всплакнула. И открыла глаза. И увидела Мишку. Он смотрел на меня теми же серьезными и умными глазами. Которые наверняка и хотели сказать и эти слова (но это я поняла позже). Он протягивал мне ярко красную розу. На которой еще блестели капельки росы. И сказал единственное:

– Люська… Выходи за меня замуж… Люська…

Вот и все.

И я чуть не сдалась. Но мои иллюзии тут же испарились. Как только я представила его в роли мужа. В роли мужа я представить никого не могла. И я полностью поняла свою мать. И с новой силой ее пожалела. И эллины, дразнившие меня за то, что я чуть не покорилась судьбе. Перестали надо мной смеяться. И все осталось по-прежнему. По-прежнему неверная улыбка Афродиты играла на моих устах. По-прежнему моими друзьями оставались эллины. По-прежнему в мою свиту входили сатиры и гетеры. Все осталось по-прежнему.

Мишка сделал ошибку. Он не понял, что выбирать должна я. И если бы в эту ночь, он произнес мне те слова. Если бы он дал мне вновь почувствовать вкус свободы. Основанной на обязательном расставании. Я бы первой сказала:

– Мишка, женись-ка на мне. Ведь мы созданы друг для друга.

И я бы не солгала. Мы были созданы друг для друга. И я не могла простить Мишке. Что он посягнул на мою свободу. На мое одиночество. На мой собственный мир. И только позднее я поняла. Что тот, кто много говорит – мало