Престиж

— Пойдешь с ними? — спросила Розали.

— Нет! Иди ты! Посмотришь, что они будут делать, а потом мне расскажешь.

— Я возвращаюсь в детскую, — заявила она.

— Не бросай меня! — крикнула я. — Мне тут страшно. Не уходи!

— Тогда иди со мной.

— Нет. Что они хотят сделать с Ники?

Но Розали стала вырываться, с размаху шлепнула меня по плечу и оттолкнула. Она побледнела и сощурилась. Ее била дрожь.

— Делай, как знаешь! — выкрикнула она и, хотя я попыталась снова в нее вцепиться, ускользнула и выбежала из комнаты. Она пронеслась вперед по страшному коридору, мимо открытой двери, затем свернула на каменные плиты у подножия лестницы и стремглав бросилась наверх. В то время я думала, что она презирает меня за трусость, но теперь, с позиций взрослого человека, подозреваю, что она запугала саму себя еще сильнее, чем меня.

Как бы то ни было, я осталась в полном одиночестве, но принять следующее решение оказалось легче, так как оно было навязано сестрой. На меня снизошло равнодушие, сковавшее мое воображение. Это была просто иная форма страха, но она не лишила меня способности двигаться. Я чувствовала, что не смогу сидеть в гостиной одна, но понимала, что у меня не хватит духу добежать до лестницы и подняться вслед за Розали. Оставалось только одно. Я преодолела небольшое расстояние до открытой коричневой двери и поглядела на ступеньки, ведущие вниз.

В потолке горели две лампочки, освещавшие путь, а внизу, где сбоку виднелась еще одна дверь, ступени заливал еще более яркий свет. Лестница была самая обыкновенная, без ковровой дорожки, на удивление чистая и совсем не страшная; ничто не предвещало загробной или какой бы то ни было другой опасности. Снизу доносились голоса.

Я начала крадучись спускаться по ступенькам, опасаясь, как бы меня не заметили, но, дойдя до самого низа и заглянув в подвал, поняла, что таиться нет нужды. Взрослые были поглощены своим делом.

Будучи достаточно большой девочкой, я понимала почти все, что происходит, но сейчас не смогу дословно воспроизвести речи взрослых. Когда я ступила с лестницы на пол, наш отец и Клайв Борден опять спорили, причем на этот раз говорил в основном Борден. Мама стояла в стороне, как и дворецкий Стимпсон. Ники все еще был на руках у своего отца.

Подвал изумил меня своими размерами и чистотой. Я и не догадывалась, что под нашей частью дома находится такое гигантское подземелье. На мой детский взгляд, своды казались очень высокими; они простирались во все стороны к побеленным стенам, а стены эти были где-то совсем далеко. (Хотя взрослый человек может здесь выпрямиться в полный рост, потолок в подвале далеко не такой высокий, как в жилых комнатах наверху, а размеры этого подземелья не больше площади первого этажа.)

Значительная часть подвала была заполнена вещами, перенесенными сюда на хранение: здесь еще со времен войны стояла старая мебель, закрытая от пыли белыми чехлами. К одной из стен были прислонены картины в рамах, изображениями внутрь. Рядом с лестницей, за кирпичной перегородкой, располагался винный погреб. В дальнем конце подвала, который был плохо виден с того места, где я стояла, громоздился огромный штабель аккуратно сложенных ящиков и коробок.

В целом это место давало ощущение простора, чистоты и прохлады. Подвал служил хозяйственным целям и при этом содержался в полном порядке. Впрочем, такие подробности были мне невдомек. Мой нынешний рассказ преломляется через призму памяти и основывается на том, что я теперь знаю из опыта.

Но в тот день, когда я впервые спустилась в подвал, меня захватило совсем другое — непонятное устройство в середине подземелья.

Первой моей мыслью было то, что передо мной какая-то невысокая клетка: мне бросился в глаза круг из восьми крепких деревянных досок. Потом я поняла, что сооружение утоплено в пол. Чтобы в него войти, нужно было шагнуть вниз, значит, на самом деле оно было куда больше, чем казалось. Наш отец, спустившийся в центр круга, был виден лишь выше пояса. Сверху нависали провода, а по центральной оси вращался предмет непонятной формы, сверкавший и блестевший при свете ламп. Отец углубился в какое-то занятие: по-видимому, ниже моей линии зрения находилась некая рукоять, и он, взявшись за нее, раскачивался, будто качал воду насосом.

Мать стояла чуть поодаль, напряженно следя за отцом, а Стимпсон замер подле нее. Они молчали.

Клайв Борден замер у одной из деревянных планок. Ники сидел у него на руках и, как мог извернувшись, тоже смотрел вниз. Борден твердил что-то свое, тогда как отец, не переставая раскачиваться над невидимой помпой, отзывался в резком тоне, а то и просто отмахивался, разрубая воздух свободной рукой. Кто-кто, а мы с сестрой слишком хорошо знали: такой жест сулит беду. Когда мы не проявляли должного послушания, отец всякий раз начинал нам доказывать свое, распалялся и давал волю рукам.

Мне было ясно, что Борден его злит, и, может быть, даже намеренно. Я шагнула вперед, но не к кому-то из взрослых, а к Ники. Этот малыш оказался в водовороте совершенно непонятных ему событий, и моим инстинктивным желанием было броситься к нему, взять за руку и увести подальше от этой опасной игры взрослых.

Никем не замеченная, я была уже на полпути к ним, когда отец вдруг выкрикнул:

— Все назад!

Мама и Стимпсон, знавшие, очевидно, что произойдет, тут же отступили на несколько шагов. Странно громким для нее голосом мама произнесла какую-то фразу, утонувшую в неожиданном шуме: устройство грозно взвыло и зашипело. Клайв Борден не сдвинулся с места, оставаясь в паре футов от края ямы. Меня так никто и не заметил.

Вдруг из верхней части аппарата раздалось несколько хлопков, каждый из которых сопровождался белым электрическим разрядом в виде длинного, изломанного бича. При каждом хлопке он плотоядно извивался, как щупальце осьминога. Шум стоял такой, что хотелось заткнуть уши; рождение каждого волокна неукротимой энергии сопровождалось вспышкой, шипением и оглушительным треском. Отец посмотрел на Бордена снизу вверх, и я увидела на его лице знакомое победное выражение.

— Теперь видите? — гаркнул отец.

— Отключи, Виктор! — взмолилась мама.

— Мистер Борден сам этого хотел! Вот, полюбуйтесь, мистер Борден. Удостоверились?

Борден все так же неподвижно стоял в двух шагах от извивающегося электрического разряда. Мальчик по-прежнему был у него на руках. Я видела искаженное гримасой лицо Ники и знала, что он напуган не меньше меня.

— Это ничего не доказывает! — выкрикнул Борден.

В ответ отец дернул большой железный рубильник, прикрепленный к стойке внутри агрегата. Электрические щупальца выросли вдвое и с новой силой заплясали вокруг деревянной ограды.

— Спускайтесь ко мне, Борден! — позвал мой отец. — Спускайтесь и убедитесь сами!

К моему изумлению, отец вылез из ямы и шагнул в промежуток между досками. С ужасным шипением к нему мгновенно устремилось несколько сверкающих волокон, которые оцепили его, словно огненные змеи, а может, тонкие языки пламени. Казалось, он слился с электричеством и даже сам начал светиться изнутри, стал похож на жуткого огнедышащего дракона. Сделав еще один шаг, он выбрался из деревянной клетки.

— Да вы никак струсили, Борден? — прохрипел он.

Я находилась так близко от отца, что видела, как волосы у него на голове неестественно торчат вверх и даже выбивающаяся из-под манжет растительность тоже стоит дыбом. Костюм на нем странно вздулся, как рвущийся к небу воздушный шар, а кожа после купания в электричестве излучала — так мне показалось от ужаса — ровное голубое свечение.

— Будьте вы прокляты! — вырвалось у Бордена.

Он повернулся к нашему отцу и сунул ему в руки объятого ужасом ребенка, который понапрасну цеплялся за родительскую одежду. Наш отец без всякого желания принял мальчика в охапку. Ники завизжал и стал вырываться.

— Прыгайте немедленно! — заорал отец Бордену. — Остались считанные секунды!

Борден шагнул вперед и остановился у кромки электрической зоны. Наш отец оказался рядом с ним; ребенок тянулся к своему родителю с истошными криками. Синие змейки разрядов мельтешили в ничтожной доле дюйма от Бордена. Волосы у него взъерошились; кулики сжимались и разжимались. На миг он уронил голову — и тут же одна из змеек бросилась на него, пробежала по шее, плечам и спине, а потом с шипением и треском ушла в пол между его ступнями.