Может быть

Утром, дождавшись, когда ее соседки по кабинету разбредутся по своим неотложным чиновничьим делам (выпить чаю с конфетами, поболтать с подругами из соседнего отдела, обсудить кулинарный рецепт и просто отдохнуть, чтобы потом на целых два часа погрузиться в решение людских проблем), она набрала заветный телефон и записалась на прием. Волшебник, как оказалось, даже не думал бросать свое ремесло. Более того, его дела явно пошли в гору, раз он сумел открыть свою собственную поликлинику (правда, на другом конце города, но это уже мелочи) и даже назвать ее собственным именем – «Клиника женского здоровья доктора М.». Получилось, правда, не очень, как будто этим самым женским здоровьем заведовал доктор М., но, может быть, это было для чего-нибудь нужно, для рекламы, например. Впрочем, Евгению Николаевну это мало интересовало. Намного больше ее занимало высказанное секретарем утверждение по поводу того, что доктор «очень занят и в ближайшие две недели принять не сможет». Только после долгих уговоров, ссылок на давнее знакомство и общих друзей, Евгении Николаевне все-таки удалось записаться на прием, поздно вечером, уже после официального закрытия клиники. «Ну, если только очень деликатная проблема», – вздохнула секретарь, посоветовавшись с кем-то по внутреннему телефону.

Оставалась самая малость – договориться с Аленой о том, чтобы та опять забрала детей из школы и вечером посидела с ними. Последним нужно было позвонить Алексею Петровичу и привести какую-нибудь благовидную причину, по которой она не сможет сегодня к нему прийти. Можно было, конечно, сослаться на обычные женские недомогания, но тогда была опасность, что он зайдет вечером навестить больную, а этого делать не следовало по нескольким причинам. Во-первых, если все пройдет удачно, Евгения Николаевна будет выглядеть далеко не самым лучшим образом, а показывать свои недостатки (по крайней мере, до свадьбы) она не хотела. Во-вторых, возможно, ей вообще придется остаться в клинике на ночь, что может навести Алексея Петровича на совсем ненужные мысли о том, а нужна ли ему вообще больная жена. Рисковать Евгения Николаевна не хотела, поэтому позвонив Алексею Петровичу, слезно рассказала о болезни, но не о своей, а о тетиной, которая проживала в ближайшем пригороде, была одинока и страдала каким-то тяжелым хроническим заболеванием то ли почек, то ли печени. Выслушав многочисленные соболезнования и ни одного предложения поехать с ней, Евгения Николаевна, наконец, пообещала вернуться завтра или, в крайнем случае, послезавтра (вдруг операция даст осложнение?), потому что она уже дала телеграмму другим родственникам, и они как раз должны приехать.

После того, как все обстоятельства были улажены, Евгения Николаевна отпросилась с работы пораньше и поехала домой, чтобы собрать кое-какие нужные в этих делах вещи и дать наставления детям. Спустя три с половиной часа, ровно в назначенное время она уже стояла на ступенях частной клиники, вдавливая острым ноготком с безупречным маникюром кнопку звонка.

Клиника оказалась довольно милой. На светло-бежевых стенах висели оригинальные гравюры то ли в японском, то ли в китайском стиле (Евгения Николаевна уже могла определить, что это гравюры, но какие именно – это было все еще выше ее сил). В огромных деревянных кадках росли фикусы. Посетителей встречала симпатичная блондинка в белоснежном медицинском халате. Поинтересовавшись фамилией Евгении Николаевны, она сверилась с записями в журнале и, сославшись на затянувшуюся операцию, предложила подождать на удобном светло-бежевом диванчике в углу приемной, под фикусом. Чтобы Евгения Николаевна не скучала, ей принесли несколько толстых глянцевых журналов и даже включили замаскированную лампу на стене, чтобы ей было удобнее. Через несколько минут неизвестно откуда появившаяся еще одна медсестра поставила на столик перед ней поднос с миниатюрным чайничком, сахарницей, чашечку тонкого, полупрозрачного фарфора и вазочку с конфетами и печеньем. «Дорогие» – отметила про себя Евгения Николаевна, разворачивая шуршащие обертки известных марок. Из тщательно замаскированных динамиков (Евгения Николаевна, как ни старалась, так и не смогла их найти), полилась медленная расслабляющая мелодия. Блондинка – медсестра, улыбнувшись, отправилась за стойку, где углубилась в изучении чего-то, безусловно, важного, на экране монитора компьютера. С другой стороны, подумала Евгения Николаевна, возможно, она просто раскладывала пасьянс.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как из глубины коридора показался сам доктор. С того момента, как Евгения Николаевна видела его в последний раз, прошло уже более пяти лет, однако время, казалось, прошло мимо него. Не изменилось ничего: ни знакомый ершик волос, ни бородка клинышком как у Чехова, ни гордая посадка головы. Разве что поседел чуть сильнее, да украшений прибавилось – на пальце подозрительно ярко сияло кольцо с огромным плоским прозрачным камнем (неужели бриллиант?), на нее из-под белоснежного халата проглядывала толстая золотая цепь, а на запястье красовались явно не дешевые часы. Впрочем, манеры доктора остались все такими же учтивыми, шутки – смешными, а сам он – милым и совсем не страшным, в отличие от большинства своих коллег-гинекологов.

Веселым доктор оставался ровно до того момента как произвел осмотр Евгении Николаевны и выяснил причину, по которой она к нему явились. К огромному сожалению и разочарованию несчастной женщины, он, вопреки всем обещаниям «отблагодарить материально», делать аборт категорически отказался, сославшись на слишком большой срок, кучу хронических заболеваний Евгении Николаевны и ее уже далеко не юный возраст. Последняя, практически потеряв надежду на простое женское счастье, с доктором поругалась, обозвала его «шарлатаном» и «коновалом» и ушла из клиники, громко хлопнув дверью. Естественно, при полном отсутствии не только больных, но и здоровых тетушек в пригороде, ей пришлось отправляться домой, на ходу сочиняя для Алексея Петровича историю о том, что то ли тетушка скоропостижно выздоровела, то ли самолет с десантом сердобольных родственников прилетел раньше, то ли приехала «Скорая» и увезла старуху в больницу. Последний вариант Евгении Николаевне показался наиболее правдоподобным, его-то она и решила оставить.

Весь вечер она была печальна. Алексей Петрович, тщетно пытавшийся развеселить будущую жену, вздохнул, отправляясь в свой кабинет, чтобы на полночи углубиться в изучение очередного неимоверно древнего и, скорее всего, такого же дорого манускрипта. Евгения Николаевна, поцеловав его в лысеющую макушку, сославшись на недомогание, отправилась в кровать, но уснуть, как не старалась, так и не смогла: как перед смертью, перед глазами проносились эпизоды ее не очень-то удачной жизни. Промучившись два часа, она наконец-то забылась тяжким сном, полным кошмаров и разочарования.

Выход из, казалось бы, ставшей критической ситуации пришел, как водится, совсем не с той стороны, откуда его ждали. Неожиданно решение проблемы предложила мать Евгении Николаевны, приехавшая как раз из Воронежа погостить на выходные к дочери и внукам.

После традиционных охов-вздохов встречи и обсуждения общих знакомых (а Виталька, ты помнишь, с которым ты училась в одном классе, второй раз женился! А Колька? Кольку посадили. За что? Так жену убил, изменяла она ему…) Евгения Николаевна, измученная собственными проблемами и невозможностью ими с кем-нибудь поделиться, расплакалась на плече у матери.

– Ну почему? – вопрошала она сквозь слезы. – Все ведь было просто отлично. Что случилось? Почему судьба так разозлилась на меня? Сначала муж ушел… Козел, конечно. И не очень жалко, но все-таки… Только-только начало налаживаться, как на тебе! Напасть, которую не ждали. И ладно бы от Алексея Петровича. Он, может быть, тогда понял. Так ведь срок слишком большой. Я ему даже сказать ничего не могу.

– Так может к доктору, деточка? – спросила мать.

– Да была я у доктора. Была! А толку? На таком сроке, говорит, это просто убийство, а он, видите, ли врач, а не убийца!