Клан – моё государство 2.

Оставшись вдвоём, Гунько спросил Евстефеева:

– Что, Павлович?

– Доля истины в его предположении есть. Тогда Горбачёв получается в этой игре центром и обо всём знает. Я, честно говоря, подозреваю Горбачёва в двойной игре. Тем более, что сведений, чтобы его ликвидировать нет, а вот на уничтожение Ельцина – есть.

Вернулся Сашка.

– Ничего, что прервал? Пошли, мужики, к костру. Там тень легла от обрыва. Часа через два вечерний клёв начнётся.

Гунько и Евстефеев встали, Сашка быстро свернул брезент, и они пошли к берегу. По дороге Сашка спросил:

– У вас как со временем? Располагаете?

– Хотите что-то предложить?- поинтересовался Гунько.

– Подумать есть над чем. Рыбку половим. Посидим в ночи у костра. Утром ещё половим. Если не спешите. Ночью думается лучше.

– А что, Павлович! Принимаем?- Гунько обернулся к идущему последним Евстефееву. На что тот ответил:

– Я, Ефимович, неделю взял за свой счёт. Могу хоть сколько тут рыбачить. Пешков, вижу, ловит, хоть солнце в зените. Руки чешутся, ей-богу. Коль "что-то" закрутится, я к нему махну, тут пересижу,- он засмеялся.

В это время на другой берег реки вышел сохатый.

Сашка поднял руку, давая понять спутникам, чтобы замерли. Сохатый вошёл в воду и поплыл на их сторону. Реку переплыл быстро и выбрался на берег метрах в десяти от костра. Отряхнулся, посмотрел на стоящих людей и двинулся в сторону леса. После того, как лось скрылся, Гунько простонал:

– Павлович, какая тут рыбалка! Ты видел? Он совсем непуганый. Может даже не знает, что перед ним люди.

– Старость – не радость,- поправил его Сашка.- В больших летах этот сохатый. По людским меркам лет восемьдесят. Опасность ему угрожала: или медведь, или псы лесные обложили. И он на дым пошёл у людей, защиту искать.

– А человек что, не угроза?- спросил Гунько, заинтересовавшись Сашкиной интерпретацией.

– Тоже угроза. Но страх толкает. Он знает, что в тайге человек опытный старость его заметит. Может, знает, что от пули смерть лёгкая. Так-то ведь рвать начнут – смерть лютая. Как хотите, судите, ответ один: вышел не случайно. Просто так – он бы десятой дорогой нас обошёл. Ну, а тут из двух зол выбрал меньшее. Мудрая старость. Очень мудрая. Молодой бы хрен-с два стал у человека убежища искать,- объяснил Сашка поведение лося. Они подошли к костру и уселись на стволы топляка, выброшенного течением на берег.

– Наверное, вы правы,- произнёс Гунько.

– Вон у вас под рукой "оптика", смотрите,- и Сашка указал на противоположный берег.

– Это и есть лесные собаки?- спросил Гунько, рассматривая в бинокль противоположную сторону.

– Углядели? Они. Только не собаки, а псы.

– Масть какая-то странная. Что за порода?- Гунько передал бинокль Евстефееву.

– Пёс он и есть пёс. Какая у него может быть порода? Люди всю эту чушь придумали: бенгальский тигр, амурский тигр. Ересь. Нет у этого пса породы. Предки его не известны. Дело в том, что первые переселенцы из славян объявились тут где-то на рубеже десятого-одиннадцатого веков. Уходили от христианства. Сохранились даже идолы. Мало только. Деревянные сгнили, каменных не успели натесать. Видать, им не сладилось жить здесь. Места всем богаты: рыбой, дичью, ягодой, грибами, но земля не родит. Зимой – до 60 градусов, и лето короткое. Может – ушли, может – вымерли. А вот псы их остались. Однако, почти тысячу лет варятся в собственном ареале. Волк ведь мигрант, а эти оседлые. И дело у них поставлено великолепно. В их зоне обитания медведь не селится, а волк стороной обходит. Зимой, когда очень голодно, когда стаи растут, они сходятся где-нибудь в пограничье и устраивают войну. С битвами, отдельными стычками, погонями, засадами. Всё как у людей. Победители пируют, у побеждённых кости трещат. Ещё не было случая, чтобы волки одолели. Река в этом месте и есть граница.

– Как определить?- усомнился Гунько.

– Просто. Достаточно обратить внимание на черепа. У псов есть иерархия. Они стаскивают жертвы на пир. Волк ест там, где убил. В местах пёсьих пиршеств порой до сотни волчьих черепов попадается, а псовых по округе не много.

– Теперь ясно. На человека тоже нападают?- задал вопрос Евстефеев, положив бинокль на рюкзак.

– В основном – нет. Нападают в редчайших случаях и не сразу. Если твой путь идёт через логово, где щенки, то встанет на пути; не свернёшь в сторону – он сойдёт. Вот тогда и нападает. Они паруются и воспитывают потомство вдвоём. Убить могут, но жрать, не станут. Есть кому. Как стухнет, медведь придёт и уволочет. Людоедство отсутствует.

– Мало успокаивает,- помешивая прутиком угли в костре, сказал Гунько.

– Что по моим предположениям? Или не сходится?

– Если переворот будет успешен, то вы правы. А вот по второму варианту сильная многоходовость. Вы, Александр, Горбачёва как оцениваете: вес – не вес?- принимая от Сашки кружку с чаем, осведомился Гунько.

– Вопрос ваш, Юрий Ефимович, к месту,- Сашка глотнул чай.- Его не учитывать в такой игре нельзя, чтобы избежать грубых ошибок. Кто он есть такой? Мои люди собрали о нём всё. Даже школьные сочинения сыскали. Про него одно могу вывести, грубо, если брать: мистик и фантазёр. Полностью оторван от реальной жизни. Вы поймите, он в партию играл с юношеских лет. Она его и взрастила, и выпестовала. Ну, не кретин, но близкий к такому сословию индивид.

– Однако, у вас критерии в определении,- усмехнулся Евстефеев.- Но на вопрос вы не ответили.

– Так потому и не ответил. Какой у осла вес, который по поводу и без повода орёт? Сталин пред ним – гора. Иосиф Виссарионович хоть и не имел образования, но исполнителей умел подбирать – дай Бог каждому. Один Лаврентий Павлович чего стоит. А вокруг этого сплошная некомпетентность собралась. Перечисляю: Язов, Крючков, Павлов, Пуго. Это нынешние. Прежние: Лукьянов, Рыжков. Друзья, опять же: Яковлев, Шахназаров. Забытые товарищи, ставшие врагами: Ельцин, Лигачёв, Лукьянов. Вес любого лидера определяется по значимости лиц, находящихся вокруг него. А тут даже считать нечего. Ульянов-Ленин в моём понимании в сравнении с Берией – ягнёнок. Будь Лаврентий у Николая второго министром внутренних дел, сейчас бы в России сидел Алексей на престоле или может кто из его сыновей.

– Вы считаете, что вина в произошедшей Октябрьской революции лежит на охранке?- Евстефеев слегка надул губы. Камень был в его огород.

– Да не обижайтесь вы, Василий Павлович. Не хотел вас задеть и ваш профиль работы – тем более. Царская охранка, как принято у нас говорить, была в курсе всех событий. Там работали профессиональные люди. Если бы Николай их совет послушал, все социал-демократы болтались бы на виселице, а не в туруханских ссылках охотились, охотники хреновы. Последний император нашей империи был скрытый либерал, человек с характером противоречивым, действия его были импульсивными. Это от природы. Но его простить можно хотя бы за то, что он на престол взошёл по наследству. Мы, нынешние граждане, до сих пор не знаем, проверяют ли наших лидеров страны на предмет психических заболеваний или нет. Судя по их действиям – нет. Вину за то, что большевики вылезли на арену, несут две силы: доморощенные либералы, которые подставили Ульянову свои плечи в начале его карьеры, и немцы, которые финансировали его деятельность. Если бы не первые, то идти ему вслед брату бомбарю Алексашке к виселице. Если бы не немецкие марки, то ничего бы в России не произошло.

– Они эксами кормились, да новые промышленники – такие, как Савва Морозов – им помогали,- перебил Сашку Евстефеев.

– Много они с эксов имели? Согласно собранных данных сумма по тем временам мизерная. Достаточная, чтобы посидеть в парижском ресторане вчетвером один раз. Всего. Вот и вся добыча. Уголовный мир в те годы имел в этой части промысла полный контроль, и сунься в него ульяновские мальчишки, им бы головы оторвали в один момент. Там правили бал такие киты криминального мира как: Валён Кирпич, Леонид Дыба, Сашка Ключник. Авторитеты, почитаемые до сих пор. Рассказы о средствах новых промышленников в деле большевиков были придуманы позже и с целью сокрыть как-то от народа немецкие деньги. Никто из богатых не дал партии Ульянова ни одного червонца, ибо давать хамам, в среде русских миллионеров, было делом бесчестным. Немцы давали по одной простой причине: в России рос потенциал войны. Наши промышленники так развернулись в своей деятельности, что германская власть, которая тогда доминировала на европейском континенте, испугалась не на шутку возрастающей мощи российской империи и в противостоянии ей сделала ставку на Ульянова, как самого амбициозно радикально настроенного социал-демократа. Плеханову ведь они не предложили, потому что знали о его честности, а этот всеяден был. Брал у всех. И у японцев, но до русско-японской войны. Чем ближе была война в 1914, тем больше немцы давали, а потом, как плата за прежние кредиты – Брестлитовский мир. Русские офицеры после подписания этого постыдного акта массово повалили на Дон, в Крым, к Колчаку, Деникину и прочим. Не могли они простить коммунистам такого позора. Вы что, с неба упали?- спросил Сашка, увидев у обоих вытянутые лица.- Что? Ничего об этом не слышали?