Осень в Пекине

— Автобус водит, — уточнил Амадис.

— Вот именно. А вы, как я погляжу, парень с головой.

— Чего ж это он умом тронулся?

— А кто его знает? Мне везет на чокнутых шоферов. Как по-вашему, это смешно?

— М-да, веселого мало, — посочувствовал Амадис.

— Это все Компания виновата, — сказал кондуктор. — Да что с них взять, там все подряд психи.

— Но вы держитесь молодцом, — подбодрил его Амадис.

— О, я совсем другое дело, — объяснил кондуктор. — Понимаете ли, в чем дело: я абсолютно нормальный.

И его обуял такой отчаянный приступ смеха, что он едва не задохнулся. Амадису стало слегка не по себе: кондуктор повалился на пол, полиловел, затем побелел и наконец замер, скрюченный судорогой. Впрочем, Дюдю вскоре понял, что это чистой воды притворство: кондуктор ему подмигивал. На закатившихся глазах это выглядело очень красиво. Прошло еще несколько минут, и кондуктор встал.

— Я большой хохмач, — сказал он.

— Ничего удивительного, — ответил Амадис.

— Хохмачи разные бывают, — продолжал кондуктор. — Бывают грустные хохмачи. А я веселый. Без этого поди поезди с таким водилой, как у меня!

— А что это за дорога?

Кондуктор недоверчиво глянул на Амадиса.

— А вы разве не узнали? Это же Национальный погрузочно-десантный тракт. Мы через два раза на третий по нему ездим.

— Куда же мы приедем?

— Так я вам и сказал! Если я болтаю, любезничаю, дурака валяю, это еще не значит, что меня можно купить со всеми потрохами.

— Я и не собираюсь вас покупать... — начал было отнекиваться Амадис.

— Во-первых, — возразил кондуктор, — если бы вы действительно не узнали дорогу, то давно бы уже спросили, где мы. Ipso facto [3].

Амадис ничего не ответил, и кондуктор продолжал:

— Во-вторых, раз вы ее узнали, то должны знать, куда она ведет... И в-третьих, у вас нет билета.

Он старательно рассмеялся. Амадис почувствовал себя весьма неуютно: у него действительно не было, билета.

— Вы же сами их продаете, — сказал он.

— Прошу прощения, — возразил кондуктор. — Я продаю билеты на нормальных маршрутах. А тут уж, извините...

— Что же мне делать? — спросил Амадис.

— Да ничего.

— Но мне нужен билет.

— Потом заплатите, — сказал кондуктор. — Может, он нас вывалит в канал. А? Так что держите пока ваши денежки при себе.

Амадис решил не настаивать и переменил тему разговора:

— Как вы думаете, почему эту дорогу назвали Национальным погрузочно-десантным трактом?

Произнося название, Амадис запнулся, испугавшись, что кондуктор снова рассердится. Но тот с грустным видом уставился себе под ноги, руки его повисли вдоль тела, и он даже не думал их поднимать.

— Вы не знаете? — снова спросил Амадис.

— Если я отвечу, вам все равно легче не станет, — тихо проговорил кондуктор.

— Да нет, напротив, — попытался взбодрить его Дюдю.

— Что ж, тогда скажу: я ничегошеньки про это не знаю. Ну вот нисколечко. Потому что никто не знает, можно ли куда-нибудь погрузиться, следуя по этой дороге, или нельзя.

— Куда хоть она ведет?

— Смотрите сами, — сказал кондуктор.

Амадис увидел на обочине столб с эмалированной табличкой, на которой белыми буквами было отчетливо выведено «Экзопотамия», а еще стрелочка и цифры, обозначающие измерения [4].

— Значит, мы едем туда? — оживился Амадис. — Выходит, до нее можно добраться по суше?

— А то как же! — заверил его кондуктор. — Надо только кругаля малость дать да в штаны не наложить со страху.

— Это еще почему?

— А потому, что нам потом головомойку устроят. За бензин-то, поди, не вы платите?

— Как по-вашему, с какой скоростью мы едем?

— К утру доберемся, — успокоил кондуктор.

Часов около пяти утра Амадису Дюдю пришла в голову мысль, что пора бы уже и проснуться. Когда мысль перешла в действие, он обнаружил, что сидит в крайне неудобной позе и что у него чертовски ломит спину. Во рту было вязко, как бывает, если не почистишь зубы. Амадис встал и сделал несколько движений, чтобы придать своим членам привычное положение. Затем, стараясь не попасть в поле зрения кондуктора, приступил к неотложному утреннему туалету. Кондуктор лежал между сиденьями и дремал, не переставая вертеть ручку механической балалайки. Уже совсем рассвело. Узорчатые шины пели, скользя по дороге, как нюрнбергские музыкальные волчки в радиоприемниках. Мотор, уверенный, что в нужное время получит свою обычную тарелку рыбы, однообразно мурлыкал. Со скуки Амадис занялся прыжками в длину. После очередного разбега он приземлился точнехонько на живот лежащего кондуктора, но тут же подскочил с такой силой, что припечатался затылком к крыше автобуса, а затем мешком рухнул вниз и оказался верхом на подлокотнике: одна нога задралась на сиденье, другая вытянулась вдоль прохода. Как раз в этот момент он увидел за окном табличку с надписью «Экзопотамия» и цифру «2», обозначавшую измерение. Амадис ринулся к звонку и нажал на кнопку один раз — но зато как! Автобус затормозил и встал на краю дороги. Кондуктор успел подняться и как ни в чем не бывало занял свое привычное место позади слева, у шнура; спесь с него как рукой сняло — уж очень болел живот. Амадис пробежал по салону и резво соскочил с подножки. Здесь он нос к носу столкнулся с водителем. Тот вылез из кабины и шел посмотреть, что происходит. Он грозно надвинулся на Амадиса:

— Ну наконец до кого-то доперло позвонить! Не прошло и суток!

— Да, — сказал Амадис, — дорога оказалась неблизкой.

— Чтоб вам всем! Три тысячи чертей! — не унимался водитель. — Всякий раз, как сажусь за руль 975-го, мне приходится дуть без остановок — никто не звонит. Иной раз так и вернешься ни с чем. Разве это работа, я вас спрашиваю?

Кондуктор за его спиной подмигивал и стучал себе пальцем по лбу, предупреждая Амадиса, что спорить не стоит.

— Может быть, пассажиры просто забывают? — предположил Амадис, видя, что водитель ждет ответа.

Тот лишь усмехнулся:

— Сами знаете, что это не так. Вы ведь позвонили. Гнуснее всех... — тут он придвинулся ближе, и кондуктор, почувствовав себя лишним, скромно удалился.

— ...гнуснее всех этот кондуктор, — доверительно сообщил водитель.

— Пожалуй, — сказал Амадис.

— Он терпеть не может пассажиров. Нарочно подстраивает так, чтобы в автобус никто не садился, и никогда не звонит. Это я знаю наверняка.

— В самом деле, — согласился Дюдю.

— Между нами говоря, он чокнутый, — сказал водитель.

— Вот-вот... — пробормотал Амадис. — Мне он тоже показался странным.

— Они все чокнутые в этой Компании.

— Ничего удивительного!

— Но я их всех во как держу! — сказал водитель. — В царстве слепых одноглазый — царь. У вас есть нож?

— Только перочинный. — Дайте-ка сюда.

Амадис протянул ему нож. Выдвинув самое большое лезвие, тот всадил его себе в глаз. Потом повернул. Он Очень мучился и сильно кричал. Амадис в ужасе бежал, прижав локти к туловищу и высоко поднимая колени: отказываться от зарядки все равно не стоит. Миновав заросли scrub spinifex [5], он обернулся. Водитель сложил нож и спрятал его в карман. Издалека было видно, что кровь течь перестала. Глаз был прооперирован очень чисто, на нем теперь красовалась черная повязка. По автобусу взад-вперед расхаживал кондуктор, его силуэт мелькал за стеклами. Он остановился и посмотрел на часы. Водитель сел за руль. Подождав еще немного, кондуктор снова взглянул на часы и несколько раз дернул шнур; это был сигнал, что все места заняты, и тяжелая машина тронулась с места под нарастающий рокот мотора. Из-под капота взметнулись искры. Потом рев мотора стал глуше, тише и наконец совсем стих. В тот же миг автобус исчез из виду. Амадис Дюдю приехал в Экзопотамию, не истратив на дорогу ни единого билетика.