Воспоминания о давно позабытом

У меня была не только няня, но и гувернантка. Собственно, гувернанткой ее называть не следовало, так как она всего лишь занималась немецким с группой маленьких детей человека в три. Это называлось «немецкая группа». Помню, как она ходила с нами по улицам — по Загородному, по Разъезжей, по Владимирскому, по Боровой и декламировала:

что в переводе означало что-то вроде:

Звали ее Амалия Мартыновна. Впоследствии она погибла во время блокады нашего города, по слухам от бомбы, изготовленной ее же соотечественниками. А со мною в этой группе учились немецкому, кажется, какая-то девочка, Кирилл Головкин и Николай Рубахин. Последний из них был по национальности грек, сын Каллисты Георгиевны, у которого отца арестовали и вскоре убили. А Кирилл принадлежал к знатному роду Головкиных и приходился композитору Римскому-Корсакову внучатым племянником. Впоследствии я увидел как-то в Эрмитаже портрет графини Головкиной французской кисти и поразился семейному сходству. Мать его звали Ирина Владимировна, и, как я узнал недавно, была она писательница. Но писала «в стол», не для публикации. Скончалась она вроде бы не очень давно, сын же ее умер молодым, не достигши и сорока. Отца его в те тридцатые годы в живых уже не было. Книгу Ирины Владимировны напечатали всего лишь несколько лет назад.

Сюда же я вставлю историю трех моих теток по отцу. Одну из них, младшую, Берту Яковлевну, я уже упоминал чуть ранее. Она принадлежала к артистическому сословию и дала мне имя. Старшую звали Фаина. Она была «главбух». Мужем ей был Абрам Резников, инженер. Его послали работать в Магнитогорск, руководить прокладкою труб. Ввиду тамошних зимних морозов он распорядился проложить трубы на полметра глубже, нежели стояло в стандартах. Его обвинили в разбазаривании народных средств и расстреляли. Трубы вроде бы до сих пор исправно служат. Средняя же моя тетка была Элла Яковлевна, живописец-оформитель, и жила она в Москве. Ее муж отправился в ополчение оборонять Москву от нашествия и был убит. В семье ее звали тетя Люся, так что у меня был дядя Люся и была тетя Люся. Забавно, не правда ли? Младшая же моя тетка была одно время замужем за человеком по имени Герман Эрасмус, дядя Гера. Он тоже был актер, а происходил от прибалтийских немцев. Вскоре они поссорились, ибо был он горазд выпивать, и разошлись.

— Он у меня в ногах валялся… — провозглашала тетя Берта у нас в гостях, сопровождая речь свою смертоносными жестами и намекая, что она осталась непоколебима.

И вот три судьбы трех женщин: у одной муж расстрелян внутренними органами, у другой убит внешним противником, а у третьей он алкоголик. Символично. Задом наперед можно сказать: эфир, вода и огонь. Эфир это который алкоголик, вода это смерть от внешней причины, а расстрел это огонь. Не знаю, чему все это и приписать, иначе как действию Рахаб. Или, может быть, ее все-таки следует называть Рахаба?

Тех времен забытые песни

Политическое положение тех лет довольно известно. Песни известны менее, вернее, на песни не обращают внимания, а в них-то и бывает видна самая суть, в особенности в забытых песнях.

Здесь я немного отвлекусь и сообщу, что думаю об этих самых забытых песнях.

Первая из них, здесь приводимая, относится ко «времени первых стиляг», то есть к годам 1949–1952. Вообще-то я хотел приурочить это рассуждение к началу войны, так называемой Великой Отечественной войны или Второй мировой войны, оба названия в равной мере изображают ее чудовищное величие. Велась она за политическое преобладание между двумя ветвями главным образом нордической расы — германской против англо-саксонской, но ввязаны и вмазаны в нее оказались и другие народы, как-то Россия в виде СССР и Япония вместе с Манчжоу-Го, а также Китай, Франция и еще некоторые. По причинам, которые я здесь же и изложу чуть ниже, Гитлер ту войну проиграл именно в России. Дело в том, что он руководствовался картами. А на Западе карты очень похожи на те, которые делают на Востоке. Он и подумал, что если на Западе дорога начинается, то на Востоке она таким же образом продолжается, а это было вовсе не так. Ту же ошибку допустил в свое время Наполеон. Но, несмотря на все это, я привожу нижеследующую песню, ибо она как бы вовсе нейтральна и изображает лишь юношеские целеустремления ее главного героя. Внутренние различия последуют ниже.

Так вот, здесь описаны преимущественно впечатления от полузабытых или почти забытых песен. От иных осталась лишь пара строк, которые я приведу, чтобы они не исчезли вовсе. Ведь многие песни исполняют не с возвышения и без музыкального сопровождения. Знатоки утверждают даже, что лучшие песни это те, которые произносятся сами собой, не слишком членораздельно. Их не поют громко, а напевают именно по две-три строчки, прочее забывается. Эти же две строки, или одна строка, или даже полустрока иногда становятся речением, истоки которого утрачены.

Мать рассказывала мне, как во время Гражданской войны в их городок приехали уличные певцы. Исполнив несколько песен, они протягивали руки за платой, которая в те времена была натуральной, в виде продуктов питания, а получив ее, продолжали:

Просимая цена была фантастически высокой, но припев «лапотяпотя» звучал завораживающе.

Часть песенного материала занесена детскими чернилами в тетрадки юных школьниц. Преимущественная доля этих стихов прочно забыта по причине дурного качества. Но я недавно поймал себя на бормотании чего-то вроде «Джон-Грей красавец…» как раз из этих тетрадок. Привожу то, что помню:

Испанец, красавец. «Свищет вьюга» тоже как будто довольно талантливо. Был там и припев:

Или:

А вот что пела маленькому Бобу Акселю сосланная в Мончегорск дочь графа Шувалова:

Стихи были сочинены году в 26-м для какой-то театральной постановки, по-видимому в Петербурге. На вопрос об этой песне моя мать засмеялась и вспомнила еще пару строк: