Комплекс девственницы

— Раз по поводу насилия возражений нет, значит, теперь мы должны придумать, где тут ужас, — сказал Макар. — Катя хотела снимать фильм ужасов, нельзя ее разочаровывать.

— Ужас будет, когда Катюха будет глядеть на небо, лежа под тобой, — без особого энтузиазма ответила Настя, пододвинувшись поближе к вентилятору, который дарил прохладу. — Ужас будет в ее глазах. Уж ты мне поверь. Пока ты будешь пыхтеть и царапать ей щеку щетиной, вот тогда и будет ужас.

— Нет, я хочу, чтобы везде был ужас, — возразила Катя.

По телевизору в это время показывали постоянно сменяющих друг друга разжиревших чиновников, которые напоминали бобров, устраивающих запруды из денег.

«Таким образом, ситуация зашла в тупик!», — сказал очередной бобр, разведя в стороны руками.

— Нет, ужас все-таки можно подручными средствами, — предложила Настя, — кстати, можно социальный ужас сделать. У одной моей подруги бабушка вычитала в газете с народными рецептами, что нужно пить собственную мочу, чтобы оставаться вечно молодой. Поэтому они всей семьей и стали пить, включая подругу.

— Ну, это тоже не особенно ужасно, мне кажется, — сказала Бяша. — Я слышала, это действительно полезно. Даже Че Гевара пил собственную мочу.

— Одно дело Че Гевара, и совсем другое — Машка из соседнего подъезда. Кстати, она вообще очень крутой прототип для нас, ее опыт нам подходит, я знаю, что говорю. Ее весь двор знал, потому что она лишилась девственности случайно с помощью тюбика от зубной пасты. И всем об этом рассказывала, так что она реальной знаменитостью на районе была.

— Не хочу я никаких тюбиков! — сказала Катя.

— А меня? — спросил Макар.

— А тебя тем более!

На кухню вышла старшая сестра Кати, Лена, которая целыми днями сидела в номере, слушала казахские свадебные песни на мобильном телефоне и читала особые журналы (издававшиеся тиражом 2–3 тысячи), от первой до последней обложки набитые потоком сознания в духе «Эля! Счастье-любовь Создатель создает мир очищается очищается от мутаций и Создатель бесконечной любви приходит на Землю мутаций больше нет. Любовь и радость! Эля-нинана-любовь!». Первый номер журнала нужно было читать два раза, второй — четыре, и так далее, в геометрической прогрессии. Лена спросонья хмуро посмотрела на всех собравшихся и налила себе большую чашку чая с молоком и солью, который пила каждые полчаса.

— Ты мутант, Макар, — сказала она, — но самое страшное, что ты не занимаешься лечением.

— Чем он не занимается? — удивилась Настя-режиссер, разом избавившись от сонно-ленивого настроения.

— Лечением.

— Мочой?

— Нет, энергией, которая сейчас спасает Землю, — сказала Лена. — А вот ты, Макар, ты хотя бы чай пьешь? Нет, чай ты пьешь, но вообще это все так ужасно…

— Почему? — не поняла Настя. — В смысле? Что ужасно-то?

— У нее-то? — спросила Катя.

— Нет, она такая говорит все ужасно, я не совсем поняла, что ужасно…

— А, это она просто так, — сказала Катя, — она просто немножко сумасшедшая.

— Нормально, почему же… — возразила Настя. — У всех же какие-то свои идеи…

— Просто мы работаем над тем, чтобы спасти мир, — пояснила Лена, — для этого как минимум нужно пить чай. А вот эта свинья, — она толкнула Макара в бок, — не хочет ничего делать! Он вообще пообещал, что будет лечиться! И каждый день ни хрена не лечится…

— А чем он болен?

— Как это чем! Тем же, чем и все человечество. Он животное! И вообще, выключите ваш чудовищный телевизор. Макар, поставь лучше песню про катафалк.

— Про какой еще катафалк?

— Про тот, в котором все едут. Я не помню… не помню, не помню, но там был еще хоп.

— Хип-хоп?

— Да нет же! Хоп!

— Лена, я не понимаю, о какой песне ты говоришь.

— Ааа… Нет, не хоп! Iggy Pop… Или нет, я уже не хочу эту песню, я хочу другую, потому что она совсем красивая. Ты ее знаешь? Там есть такой «пам!».

— Я много таких песен знаю.

— Вот и найди тогда? Там «пам!», потом мулатка долго поет очень красивым голосом, а потом опять «пам!». Поставь ее! Ну, поставь, скорее же!

Режиссер смотрела, как Лена сосредоточенно мешает чай с молоком ложкой по часовой стрелке, нашептывая про себя что-то. Настя тоже решила налить себе спасительного чая («Зеркальный эффект», — прозвучало в ее голове, на этот раз уже голосом доктора Хауса), однако чайник оказался идиотским — заварка по большей части выливалась из-под крышки, а не из носика, так что она быстро оставила эту затею.

— Нет, я все же не до конца поняла про энергию, спасающую Землю. Это надо всем такой чай пить, чтобы ее спасти?

— Настя, ты хотя бы представляешь себе, сколько у тебя спиралей ДНК? — спросила Лена.

Вопрос поставил Настю-режиссера в тупик.

— Не очень. Ну, примерно.

— А я знаю! У тебя их две! А должно быть восемнадцать! И вообще, о чем вы все говорите, если есть второй закон термодинамики? Внутри у вас у каждого бомба, вы постоянно разваливаетесь на куски, и ни фига не лечитесь, пока полностью не развалитесь и не умрете! Вот ты Настя можешь отменить второй закон термодинамики? Я тебе скажу: не можешь!

— Да я даже не знаю, о чем он.

— Зато второй закон термодинамики очень хорошо знает, о чем он! И вот ты поешь про своего Шиву-разрушителя, а это именно он и есть. Так что о чем с вами говорить? Я могу вам только сказать, что когда у вас случится жопа, и вы придете ко мне, то единственное, что я смогу вам ответить, это что раньше я уже все вам говорила, но ничего не могла без вас сделать, а вы не хотите ничего делать, сколько бы вам я не повторяла. Так что все это очень грустно.

Насте-режиссеру и правда стало грустно, до такой степени, что захотелось уже не чая, а лечебной водки, в холодной и запотевшей бутылке, прямо сейчас, посреди дня. То, что у нее не восемнадцать, а всего лишь две спирали ДНК, не очень ее расстроило, а вот слова про разваливание на куски ей не понравились — в последнее время какая-то неведомая хрень побаливала в животе, особенно это чувствовалось, когда она ложилась спать. Настя даже звонила знакомому врачу и спрашивала, что делать, но тот сказал, что нужно срочно все резать, лезть внутрь щупом с видеокамерой и смотреть, что там такое, поэтому режиссер решила отложить вопрос с хренью в боку до лучших времен.

— 158, 159,160, - раздался в наступившей на несколько секунд тишине голос Бяши, пересчитывающей спички.

— Ужас на самом деле не так важен, — немного неуверенно сказала наконец Настя, возвращаясь к теме фильма. — Главное, что в конце во всем будет виновата баба с молоком.

— Я вижу, это какой-то глубокий очень символ из детства.

— Я хочу играть тетку с молоком!

— Хорошо-хорошо!

— Я буду идти с этой сеткой, и молоко будет вытекать! И будет белый след образовываться, и по этим следам мы сможем следить сюжетную линию. Я буду сопровождать главных героев на протяжении всего фильма.

— Как Дракон.

— Да — Молочница, Дракон и гей Миша.

— А гей Миша будет задавать философские вопросы все время. Кто я? Зачем это все? Кто этот милашка-кассир, и почему он полюбил эту сучку?

— Макар, у тебя есть костюм?

— Какой костюм? Мы же договорились, что будут спортивные штаны с пузырями на коленях и кожаная куртка. Я же кассир.

— Нет, я не могу объяснить этому человеку. Ты будешь ни фига не кассир! Кассиром будет она, — режиссер ткнула пальцем в Бяшу, — и она будет всем! А ты будешь охранником! А гей Миша будет жить в Южном Бутово в коттедже на отшибе, там же все дома спальные уродские, как гигантский конструктор, а он будет жить в смарт-хаусе таком с двадцатью интеллектуальными унитазами и спортивным поросенком на поводке. Про него мы снимем отдельную историю, уже в Москве, что вот он такой пидарок будет ломиться все время в эту «Копеечку», и зачем ему деньги, если нет любви. И он будет приезжать на своем бентли туда и работать грузчиком, чтобы увидеть тебя. Просто я хотела бы поднять вопрос того, что люди в поиске. А вот эта женщина с белым молоком, она просто в прострации, понимаете? Все вокруг уже считают, что она уже отработанный материал, но она-то совсем так не считает! И вот ходит она с этим молоком, и оно утекает, протекает…