Так говорил Никодимыч

И вот на тебе! Несчастный случай.

Поспорил как-то в одном кабаке этот Петрович на конкретную муху. Что собьёт её с третьего плевка. А муха эта возьми, да и заезжему мужику на лоб сядь. Только Петрович прицелился, как мужик этот взял и муху прихлопнул. Что с него возьмёшь? Имел полное право. Да ещё и приезжий. Наш мужик такого себе никогда не позволил бы. Наши все Петровича знали. А этот приезжий. Да…

Так вот, как только этот приезжий мужик муху убил своей грязной лапой, так тут же стало Петровичу плохо. Сердце такой обиды и надругательства над профессией не выдержало. Брык с катушек на пол, да и помер.

А кого винить? Некого. Несчастный случай потому как.

Сам–то этот Петрович мужик пустой был, но с талантом. Вот таланту и жалко. На похоронах народу было… Поп даже на могилке речь двинул, что прощаемся, мол, с человеком, у которого был Божий дар.

– Ну, это нам раз плюнуть тоже! – закричал неугомонный Серёга. Потом плюнул в пролетавшую муху, но попал Михалычу в бороду. За что и получил плюху. Но драки в этот раз не вышло – настроение не то было.

А Никодимыч тем временем продолжал:

– Вот один мужик как-то из гостей шёл. Он у другого мужика, у сменщика своего, на смотринах был. Сынишка у сменщика народился. Что уж тут поделаешь – жизнь. Вот они, как счастливые родители, после крестин смотрины-то и устроили. Всё по-человечески было. Чин чинарём. Мужики так разошлись, что и вправду наследника смотреть хотели. Да Федькина баба не дала.

– Куда, – говорит, – вы прётесь? Глаза залили уже, и прётесь.

И не дала посмотреть, зараза. Ну, да это ничего. И без того занятия нашлись.

Вот к ночи, когда народ поуспокоился, когда кто куда отдохнуть залёг, наш мужик домой к себе засобирался.

– Не могу, – говорит, – спать, где попадя. С детства, – говорит, – не приучен.

Вот Федька, мужиков сменщик, сначала давай мужика не пускать.

– Куда ты пойдёшь, дурила? – говорит. Заблудишься или ещё как.

Такими словами этот Федька мужика отговаривал, а потом отчаялся, и провожать пошёл.

– Не могу, говорит, – терпеть, чтобы мой гость, мать его так, пропал безвременно в ночи.

И провожает.

Вот мужик с Федькой сколько-то несколько прошли. Песни все, что знали, перепели. Особенно хорошо у них про рябину выходило. Прямо душевно получалось. Вот они все свои песни перепели. Глядь-поглядь: стоят в чистом поле. А где – неизвестно. И ночь. И не видно вообще чистое это поле, или гадили под ноги какие звери-человеки. Вот наш мужик нашарил под ногами газетки кусок, изловчился и поджёг эту бумажку. Вроде как факел вышел.

Вот мужик смотрит, и видит, что стоит в этом чистом поле дверь. И ничего нет больше. Стоит дверь – и всё. Мужик дверь за ручку потрогал, она и подалась. Только хотел наш мужик эту дверь открыть, как Федька, евоный сменщик, крик кричать начал.

– Ты что? – кричит он, как потерпевший, – Ты что? Погибели своей хочешь? А вдруг там Неизвестно что?

Тут наш мужик и призадумался. Присели они с Федькой сменщиком на корточки. Закурили. Мужик подумал и говорит:

– А вдруг там что хорошее?.. Надо бы глянуть. Вдруг – раз! И счастья полные штаны!

А Федька и говорит:

– Хорошо, – говорит. Тогда я первый пойду. Как хозяин. Потому что вдруг, что плохое, так на гостя валить грех. Только смотри, если что плохое – ответишь.

– Срал я на твои права, – ответствует наш мужик. – Это ты дома хозяином был, а здесь место общего пользования. Это я по запаху сообразил. А какое такое право ты имеешь мне в общественном месте указывать? Если там что хорошее, так оно всё, как есть, моё. Потому как я первый эту дверину увидел. А если уж что похуже, так поделим.

И после таких слов начал наш мужик тую дверь открывать. Начал, да не успел. Федька, евоный сменщик, нежданно-негадано как залепит мужику в ухо.

– Ах ты, куркуль поганый, – кричит, – олигарх хренов!

И месит нашего мужика почём зря.

– Убери, – орёт, – свои грязные лапы от совместной собственности.

Ну тут и понеслась косая в баню!

Бились, прям как шведы под Полтавой. Не на живот бились. А потом сомлели оба. И упали. И лежат.

В общем, проснулись оба двое в вытрезвиловке.

Менты говорят, что в дом какой-то ломились. Всемирного счастья для всего человечества требовали.

Ну, что тут сделаешь? Штраф проплатили, да опохмеляться пошли.

А как опохмелились, так стали соображать. Дверь была? Была. Открывалась? Открывалась. А что там за этой дверью было известно? Нет. Неизвестно. Но наверно что-нибудь хорошее. Иначе кто бы дверь в чистом поле ставил? Никто.

Соображали, соображали, да так и не сообразили, что там за дверью этой было.

Уж как потом искали эту дверь и вместе, и порознь, и трезвыми, и пьяными! Да где там! Не нашли. Пропала, как и не было. Просто ум свихнуть можно.

Так и осталось это необъяснимой загадкой природы.

А вдруг и вправду что хорошее там было?

– А чё? Может оно что и было хорошее – поразмыслил Михалыч – конечно, было, только спрятали его от народа. Оно всегда так. Что получше – прячут.

– Это конечно – согласился Никодимыч – без этого, понятное дело, никак. Припрятать, да сожрать тайком – это первое дело. А то как же.

Вот, жил-был один мужик.

И вот, когда он ещё мужиком не стал, а сопливым пацаном был, пил он пиво со своими дружбанами детства. Вот пил этот будущий мужик пиво, и заметил, что взрослые мужики портвейн жрут почём зря.

И взял тогда себе этот мужичок в голову, что надо только постараться, подрасти, деньжат подзаработать, и можно будет пить портвейн сколько влезет.

Вот такую себе жизненную цель поставил этот пацан, и стал этой цели добиваться.

Другой бы на его месте подобивался бы день-два, да и бросил. А наш был упорный. Тут же перестал с пацаньём собак по заугольям гонять, и в училище пошёл, чтобы повысить культурный уровень и образоваться.

Все думали, что блажит мальчонка, а он взял, да и закончил эту школу с дипломом.

Вот закончил он эту учёбу, специалистом стал работать, портвейн свой заветный начал попивать. Только всё ему неймётся. Взял и двинул дальше – на инженера. Потому что тогда можно себе водочку попивать и в ус не дуть. А что? Ходи себе в галстучке.

Ладно.

Вот упёрся этот упрямый мужик, и стал инженером. Ходит, рукой водит, а вечерами водочку пьёт.

Всё, кажется, как надо быть. Только мужику всё мало. Решил он в начальники выбиться, чтобы можно было коньяки пить без разбору. И уважение опять же. И положение.

Не знаю, как там он этого положения добивался. Знал бы – сам в начальниках расхаживал. Только лет через несколько стал этот мужик коньяк жрать и колбасой закусывать. Вот, пьёт наш мужик коньяк, а тут Перестройка – трах-бах! И видит мужик, что зря старался. Потому что некоторые пьют не просто коньяк, а что душа пожелает.

Ну и вот.

Стал мужик опять упираться. В бизнесмены пролезать.

И что же вы думаете? Пролез. Прямо неимоверные усилия приложил, но своего добился.

И вот как-то пришёл этот мужик к себе домой, открыл бар. А там всякого горючего наставлено… пей–не хочу!

Вот смотрел мужик на всё это, смотрел всю ночь; а к утру вдруг понял, что пить-то ему и не хочется. И такая обида у этого мужика возникла, что взял он и помер.

Потому что смысл жизни потерял.

А вы как думали?

– Сейчас уже вот что учёные придумали – снова возник Серёга. – Сейчас придумали, чтоб человек жил сколько хочет. Правда, пока что на обезьянах с крысами испытывают. Но обещают, что скоро и до людей доберутся.

– Технический прогресс, говоришь Серёга, идёт со страшной силой?

Никодимыч помолчал, глядя как на карнизе голубь топчет свою подругу, затянулся несколько раз, и продолжил:

– Прогресс – это оно, конечно… Только неясно какая от этого прогресса польза?

Тут вот один мужик со своею бабой жил. Толковый мужик был. В хлам не напивался, как некоторые, а норму соблюдал. И, понятное дело, начал наживать себе барахлишко всякое. То да сё… Обстановку обставил, тачку купил, шмутьё всякое… Даже до того докатился в своих неуёмных потребностях, что начал бизнесом заниматься: по Турциям всяким катался и всякий ненужный товар привозил для личной выгоды..