Беглец (СИ)

Катенок наблюдала за ним с крыши небольшого деревянного домика на детской площадке, забраться на которую для нее означало преодолеть жуткий страх перед высотой и будущим, когда с домика придется слезать, рискуя упасть. Но она залезла на облупленную крышу, когда с площадки ушли все дети. С домика лучше была видна дорога: Семеныч мог прийти либо с одной стороны дома, либо с другой. А ждать его возле подъезда – Катенок не хотела, чтобы Семеныч, во-первых, не прошел мимо и не сделал вид, будто не брал ее на руки утром, а во-вторых, не подумал о том, что она его ждет.

Его долгожданные шаги раздались совсем рядом, и Катенок, позабыв от радости о своем страхе, прыгнула Семенычу прямо под ноги, точно свалилась с неба.

– Привет! – сказал Семеныч и почему-то обрадовался. Присел, бережно провел рукой по спинке Катенка и взял ее на руки. Отпустить не смог. Ему и в голову не приходило завести себе кошку, но, когда Семеныч вновь приподнял ее на ладони и снова увидел восхищенные глазенки, то опускать на землю Катенка обратно у него тоже не возникло мысли.

Катенок вжалась в его ладонь, не выпуская коготков. Семеныч почувствовал, что она боится упасть, а также он заметил осторожный взгляд Катенка, косящийся на подъездную дверь. Семеныч почувствовал трепет напряженного пушистого комочка, который весил не больше нескольких пачек сигарет и помещался на его ладони.

Он поднялся по ступенькам, свободной рукой доставая ключи из кармана. Катенок забавно и медленно опускала ушки к своей голове, и Семеныч осторожно прижал ее к себе, словно защищая ее от ее же собственного страха и от внешнего окружающего пространства.

«Ты прелесть!» – услышал Семеныч, как если бы с ним заговорили. Он услышал это явно, как мысль, и неявно, как слова. То есть, совсем наоборот. Человек неявно слышит мысли, свои мысли, но четко слышит слова и звуки. Семеныч совсем не удивился. То ли потому, что слишком вымотался за день и устал, чтобы раздумывать о том, что правильно, а что – нет, то ли потому что вечерний банкет затянулся.

– Знаешь, мужчинам так не говорят! – весело возразил Семеныч.

«Кто не говорит?» – спросила Катенок.

– Никто так не говорит. Мужчина может быть сильным, умным. Ну, не знаю, разным, но мужчину так не называют! – ответил Семеныч, приложив круглый ключ к блестящему кружочку домофона.

«А я называю. Тебя называю», – упрямо пробормотала Катенок, уткнувшись мокрым носом в его ладонь в темном подъезде.

– А почему? – опешил Семеныч.

«Потому что это правда!» – смеясь, завершила разговор Катенок и на миг зажмурилась от включенного яркого света в коридоре.

Семеныч аккуратно опустил Катенка на пол и занялся своими делами: снял обувь, поставил спортивную сумку на полку, прочитал на телефоне пришедшее сообщение, после чего прошел в комнату и положил айпад на тумбочку, присоединив к нему шнур зарядки.

Одновременно Семеныч искоса наблюдал, как осваивается в квартире Катенок: она осторожно ходила за ним по пятам, с опаской озираясь по сторонам.

– Вербер в «Империи ангелов» писал, что кошки живут одновременно в двух мирах: в нашем, материальном, и в астральном. Существует или не существует астральный мир, сказать, конечно, несколько трудновато, – раздумывал вслух Семеныч.

Он снял пиджак и закатал рукава рубашки. Катенок понеслась за ним в ванную. Семеныч мыл руки и в зеркале видел отражение ее блестящих глаз. На миг они показались ему вовсе не кошачьими. Он вымыл руки и ополоснул лицо. Сняв полотенце с крючка, обернулся: – Но что-то в этом все-таки есть?

«Есть?» – вопросительно-насмешливо ответила Катенок.

– По-моему, на банкете я немного перебрал, – предположил Семеныч, опуская полотенце до пола как леску удочки. Катенок уцепилась за край и вскарабкалась по махровой ткани до ладони Семеныча. Когда он снова заметил ее заинтересованный и задорный взгляд, совсем не кажущийся ему кошачьим, Семеныч взял Катенка за шею, которую при желании можно было бы легко свернуть, стиснув два пальца. Он развернул ее округлую мордочку на себя и внимательно посмотрел на Катенка. Она сверкнула в ответ глазами, да так, будто пронзила током его зрачки, и отвернулась. Затем резко спрыгнула вниз, неловко ударившись о плитку лапами.

«Странная кошка, – вздрогнул Семеныч, промокая руки полотенцем. Катенок немного потеряла равновесие, потому что вода из раковины разбрызгалась на пол, сделав кафельную плитку скользкой. Но, справившись с падением и встав на лапки, Катенок гордо задрала голову вверх. Семеныч в это мгновение почувствовал все на себе: боль в конечностях от удара с высоты, скольжение на мокром полу и неуклюжую быструю возню, чтобы восстановить равновесие. Как будто бы он сам неумело спрыгнул с большой высоты на твердый, холодный пол. – Кошка. Да и кошка ли это? Котеночек-то не простой. Но какой славный! Даже не то, чтобы славный, а завораживающий какой-то. То есть, какая-то. Кошечка».

– Пойдем ужинать? – спросил Семеныч, и Катенок помчалась на кухню…

Семеныч лежал на диване. В наушниках, присоединенных к айпаду, заиграла музыка. Заметив, что Катенок, томно развалившаяся на его ногах, насторожилась и с любопытством заглянула ему в лицо, Семеныч вытащил один наушник.

– Наушники, – объяснил он ей. – Тут музыка играет. Знаешь, что это такое?

Катенок внимательно слушала, подергивая ухом.

– Иди, – позвал ее Семеныч. – Послушай.

Он растерялся, потому что Катенок с готовностью тут же подползла к нему и охотно подставила бархатное ушко.

– Ты понимаешь, что я говорю? – удивился он. – Понимаешь?

«Понимаю», – склонила Катенок голову на бок.

Он снова услышал. Естественно, не услышал буквально, но понял. И списать данное явление на нетрезвое состояние, как в самый первый вечер, у Семеныча уже не получилось.

– Ну как? – Семеныч щелкал композиции, но Катенок осталась ими недовольна. – Не нравится, или ты не понимаешь, что такое музыка?

«Эта не нравится, – обиженно протянула Катенок. – А что такое музыка, я знаю».

– И что же? – захохотал Семеныч, вставая с дивана.

«Некое подобие измененного состояния. Музыка в него вводит ритмом, продолжается мелодией и… Как эти остальные штуки называются?»

– Аккордовое сопровождение, аранжировка, – подсказал ей Семеныч.

«Такое состояние немного похоже на полет», – уверенно заключила Катенок.

– Какое состояние?

«Такое. Ты летать не можешь, зато можешь послушать музыку, – Катенок «говорила» будто свысока. Ее снисходительный тон задел Семеныча. И тут она высокомерно отрезала: – Или выпить».

Семеныч выключил музыку и резко выдернул из гнезда наушники.

– Разговорилась…

Семенычу показалось, что в ответ Катенок нахмурилась.

«Животные не умеют хмуриться», – отрицая невидимую эмоцию недовольства, подумал про себя Семеныч, еще пробуя доказать себе, что Катенок не может быть так «человечна».

Но, когда он приблизился к мордочке, чтобы убедиться в том, что ему показалось это неявное выражение, то насупившаяся было Катенок улыбнулась ему. Нет, она не хмурилась и не улыбалась на самом деле – но так чувствовал Катенка Семеныч и чувствовал достаточно хорошо.

– На полет, говоришь, похоже? – Семеныч одной рукой подхватил пушистый комок с дивана. Катенок затаилась, но в глубине ее глаз заискрились веселые огоньки, предвкушающие что-то необычное.

Семеныч взглянул в сторону открытой двери в спальню. До широкой двуспальной кровати было несколько метров по прямой.

– Ну, держись! – Семеныч мягко бросил Катенка вперед.

Катенок, очутившись на постели, мгновенно слезла вниз по пледу, выставляя задние лапы. И с восторгом помчалась к Семенычу обратно на всех парах, нечаянно перекувыркнувшись через голову в быстром беге.

«Еще!»

– Вот тебе и полет, – засмеялся Семеныч. – А музыкальные предпочтения у нас не совпали, однако… Просто ты не любишь рок.