Дефолт совести

– Вы что, с неба свалились? Девяносто две тысячи долларов ему подавай! Можете распрощаться с ними, и скорее всего навсегда. Что вы на меня уставились?

– Не понимаю. Это же не просто мои деньги... Это деньги лаборатории... В этом эксперименте дело всей моей жизни...

– Вы русский язык забыли? Дефолт. Объявлен дефолт. А банки крайние. Вы поняли? Пи...дец всему и вся.

– А мы? А люди за воротами? Вкладчики? Клиенты?

– Кто вас всерьёз воспринимает? Миллионы растаяли! Миллиарды!

– Но извините, может, девяносто две тысячи спасти проще, чем миллионы? – не очень уверенный в том, что говорит, пробормотал тихо Павел.

– Чего вы шепчете, как на молитве?! Хоть криком кричите – никто не услышит. Вкладчики, высунув языки, по всей Москве бегают как заведённые, сотню рублей, не говоря уж о долларах, не могут получить в банкоматах. Пенсионеры, старики... А вы тут достаёте со своими экспериментами. Повторяю вам, забудьте о деньгах. Сгорели! Испарились!

Фролов уже не слушал. Он мучительно вспоминал, сколько денег у него в кармане. Так или иначе, он вынужден остаться в Москве до завтрашнего дня. Хотя совершенно непонятно, что он скажет поставщикам. Что у него нет искомой суммы? Что случился дефолт? Так они, наверное, об этом знали. Павел вспомнил, как странно смотрели на него партнёры, когда речь зашла о банке.

У него нет денег, чтобы оплатить ночь в отеле. А поменять билет? За все надо платить. Словом, Павлу позарез оказалась нужна наличность, о чём в Новосибирске он даже не подумал.

Фролов не заметил, как выбрался из здания банка и смешался с толпой. Оказывается, он такой же, как все они, убитые горем и обуреваемые ненавистью к банкам. Он с трудом отыскал дожидавшееся его такси.

– Простите, что задержался. Мне крайне необходимо добраться до банкомата.

Смекалистому водителю и без наводящих вопросов стало всё понятно.

– Сдаётся мне, что здесь в центре уже ловить нечего, – заметил он.

– В каком смысле? – не понял Фролов.

– В том самом. Если утром кому и повезло, то сейчас все банкоматы пусты как барабаны. Может, попытать счастья на окраинах? Там люд попроще, карточек не имеют, а магазинов, где ими расплачиваться, тоже не густо.

Объехав несколько адресов, Фролов начал сознавать, что надвигается катастрофа. Банкоматы как будто договорились меж собой: на их мониторах высвечивались одни и те же надписи: «по техническим причинам получить запрашиваемую сумму нет возможности» или же «наберите сумму кратную 100 рублям».

– Ах, ты ещё и издеваешься?! – неожиданно для самого себя громко спросил Павел. – А я кратную чему прошу?

Поняв, что он пытается разговаривать с банкоматом, Павел затравленно огляделся. Только этого ему не хватало, чтобы кто-то услышал его монолог. Ведь сочтут за сумасшедшего. Когда же кончится этот кошмар?

У какого-то банка он разглядел пожарные машины с брандспойтами и конную милицию. Глядя на эту сюрреалистическую картинку, Павел почти физически ощутил, как аура этого сумасшедшего мегаполиса переполняется отрицательной энергией. Жаркий и влажный воздух был насквозь пропитан не только удушливыми выхлопными газами, но и миазмами людской неприязни, злости, необъяснимого страха и безнадёжности.

– Массовый психоз! – в задумчивости произнёс Фролов, обращаясь то ли к самому себе, то ли к напряженно вцепившемуся в руль пожилому таксисту.

– Это точно, – согласился тот. – У меня сосед, капитан милиции, – так он говорит, что все психбольницы Москвы и Подмосковья переполнены. Мест уже не хватает...

Фролов ничего не ответил. Его волновала только собственная судьба. Безудержный праведный гнев толпы его все ещё никоим образом не коснулся. Каждый пытался дотянуться до своего пирога. Машинально засунув руку в карман брюк, Павел извлек из него несколько бумажек.

– Простите великодушно, молодой человек, что задаю столь беспардонный вопрос, но в нынешних обстоятельствах... У вас хватит денег, чтобы рассчитаться за такси?

Взглянув на счётчик, он успокоил водителя, но развивать тему о том, что только на такси денег и хватит, не стал.

– Отвезите меня на Пушкинскую площадь.

Почему именно туда, он и сам не мог понять.

...Из состояния небытия Фролова к жизни вернул чей-то задиристый голос:

– Что здесь происходит? Разгон демонстрации, что ли?

Учёный огляделся по сторонам и, сфокусировав сознание, понял, что сидит на скамейке рядом с памятником Пушкину. Он осторожно поднял глаза и с непонятной радостью узрел поэта на своём месте. Даже голубь привычно устроился на самом верху.

«А ведь только что Пушкина здесь не было, – поймал себя он на этом воспоминании. – Наверное, почудилось. Или почудилось сейчас, что памятник вернулся? Ничего не могу понять». Павел повернулся на крик и увидел через дорогу у банка плотный милицейский кордон.

– Поворачивай отсюда, папаша. Дальше нельзя! – кричал кому-то высокий лейтенант с автоматом наперевес. – Не нажимать! А то дам команду применить силу!

Наряды омоновцев, орудуя резиновыми дубинками и дюралевыми щитами, пытались расчленить толпу на более мелкие группы. Время от времени выдирая из неё самых отчаянных закопёрщиков нападения и запихивая их в милицейские фургоны, боковым зрением Павел увидел кареты «скорой помощи» с включёнными сиренами. «Значит, уже есть раненые», – невольно мелькнуло в голове.

Три всадника на высокорослых, грудастых жеребцах вороной масти безжалостно врезались в беснующуюся толпу. «Вот уж точно, смешались кони, люди, – Павел вспомнил хрестоматийные стихи, – нет только залпов». Ржание лошадей слилось с криками и воплями вконец озлобившихся банковских клиентов. Пожилая женщина потеряла сознание и упала на асфальт, рискуя быть затоптанной копытами коней. Испуганная толпа бросилась врассыпную, создав невообразимую давку. По тротуару сначала еле-еле, а затем ручейками потекла кровь, почти на глазах из алой превращаясь в черную.

– Что творят, гады?! Сначала обокрали людей, а теперь ещё топчут. Дерьмократы! – услышал за спиной Павел.

– При чём тут демократия?! Стадный инстинкт. Как у быков, которых каждый год гонят по улицам Помплоны в Испании. Такое я видел в кино...

Похоже, в этот момент в голове Фролова что-то действительно щёлкнуло, словно перегорел какой-то предохранитель. И он, в мгновение ока перемахнув заграждения, что было силы врезался в толпу.

– Долой живодёров! – разъяренный, словно вепрь, заорал Павел.

– Долой жидовских банкиров! – с готовностью вторил ему некий хилый мужичок рядом. – Сгубили Россию, сволочи. Довели народ до ручки.

– Товарищи! Защитим наши права! Вперёд на штурм банковских закромов!.. – во все горло закричал Павел. – Пусть вернут наши деньги!

– Давай штурм Белого дома! Долой власть чиновниковпалачей! Пусть вернут наши деньги! Сволочи, кровопийцы! – подхватил оказавшийся уже на крыше фургона тот же мужичок.

Несколько ошарашенный столь смелыми призывами «соседа», Павел выхватил у кого-то биту и что было силы швырнул в одно из окон банковского отделения. Обезумевшая толпа обманутых вкладчиков на мгновение притихла, а затем с рёвом окончательно разбуженного самосознания бросилась на штурм.

Наблюдая, как завязывается рукопашный бой, Фролов сначала впал в транс, но затем решительно прыгнул в самую гущу свалки. Тут что-то острое и жгучее впилось ему в затылок. Павел только и успел что схватиться рукой за ужаленное место. «Шприц-ампула!» – прорезала сознание смутная догадка.

Это было последнее, что зафиксировала его память. В следующее мгновение Павел ощутил, как всё тело разом обмякло, ноги подкосились, и он в беспамятстве рухнул в лужу крови.

Время тянулось томительно, словно остановилось. Вернее, он вообще потерял чувство времени. Если бы Фролову сказали, что прошло больше полугода, он бы несказанно удивился. Если бы не ежедневные визиты Козьмича, он скорее всего давно превратился бы в смирного тихушника, раздавленного вневременным существованием, лекарствами и беспомощностью. В нарушение инструкций старик умудрялся не только подкармливать пациента, но ещё, и это, пожалуй, было даже важнее, чем еда, просто раз-гова-ри-вать с ним. Впрочем, с течением времени молодому учёному этого становилось слишком мало. После долгих уговоров Фролову все же удалось уговорить Козьмича открыть «страшную» тайну: сколько все же прошло дней с той поры, когда его упекли на «дачу».