Послемрак

– И все-таки… Я, например, ужасная трусиха.

– Разве? А по-моему, трусихи в одиночку по ночному городу не разгуливают. А ты до рассвета бродила и что-то в этом для себя искала, верно?

– В чем – «в этом»?

– Ну, в непривычном месте, на чужой территории…

– И что же я, по-твоему, «в этом» нашла? Такахаси улыбается и смотрит на нее:

– По крайней мере, я хочу с тобой еще раз встретиться и поговорить. Такое вот у меня желание…

Мари смотрит на него. Их взгляды встречаются.

– Но это будет очень непросто, – наконец говорит она.

– Непросто?

– Угу…

– То есть мы, возможно, больше не встретимся?

– Вполне возможно.

– У тебя, э-э… Ты с кем-то встречаешься?

– Сейчас – нет.

– Значит, я не в твоем вкусе?

Мари качает головой:

– Дело совсем не в этом. Просто в понедельник меня уже не будет в Японии. Уезжаю в Пекин на стажировку. По студенческому обмену. Пока до июня, а там посмотрим.

– Вон что… – с интересом говорит Такахаси. – Так ты еще и в вузе отличница.

– Да нет же, – улыбается Мари. – Подала заявление на всякий случай, вообще не надеялась. А меня вдруг выбрали. Обычно считается, что первокурсникам такие стажировки не по зубам. Но в этом году не совсем обычная программа.

– Ну здорово! Поздравляю.

– Ну и вот. До отъезда уже совсем немного осталось. Скорее всего, я буду страшно занята в последние дни. Чемоданы, документы…

– Да, конечно.

– Что – конечно?

– Конечно, ты будешь страшно занята в последние дни. Чемоданами и документами. И поэтому встретиться не сможешь. Конечно, я все понимаю… Ну ладно, не страшно. Подождем, когда ты вернешься.

– Но я вернусь только через полгода.

– Ничего. Я терпеливый. А время убиваю просто мастерски… Можешь дать мне тамошний адрес? Я тебе письмо напишу.

– Могу, конечно.

– А если напишу – ты ответишь?

– Угу, – кивает Мари.

– Ну вот. А весной ты вернешься, и я выманю тебя на свидание. В зоопарк, или ботанический сад, или в океанариум. А потом мы с тобой пойдем есть абсолютно политкорректный и обалденно вкусный омлет.

Мари еще раз смотрит парню прямо в глаза. Словно хочет еще раз в чем-то убедиться.

– А откуда у тебя вдруг проснулся ко мне интерес?

– Откуда? На это я ответить прямо сейчас не могу. Но чуть позже, когда мы с тобой уже встретимся несколько раз и заиграет Фрэнсис Лэй, я обязательно отвечу, откуда у меня возник к тебе интерес. Очень подробно объясню все конкретные причины одну за другой. Надеюсь, вокруг будет много снега…

У входа в метро Мари достает из кармана маленький красный блокнот, записывает пекинский адрес, вырывает страничку и вручает Такахаси. Тот аккуратно складывает листок пополам и прячет в кармашек бумажника.

– Спасибо. Письмо будет очень длинным, – предупреждает он.

Остановившись у билетного автомата, Мари о чем-то задумывается. И явно колеблется, стоит ли говорить.

– Насчет Эри… – наконец решается она. – Я вспомнила. Очень долго не могла вспомнить, но ты позвонил, а я потом сидела в номере, в кресле… И вдруг вспомнила, совершенно отчетливо… Можно, я здесь расскажу?

– Да, конечно.

– Пока вспоминается, надо обязательно кому-нибудь рассказать, – поясняет Мари. – Иначе все детали размоются и исчезнут…

Такахаси с абсолютно серьезным лицом оттопыривает пальцами уши – дескать, я весь внимание.

– Однажды, когда я была совсем маленькой – еще в садик ходила, – мы с Эри застряли в лифте нашего дома. Наверное, случилось землетрясение. Кабину сильно тряхнуло, и лифт застрял между этажами. И тут же погас свет. Темно – хоть глаз выколи. Собственных рук не разглядеть. В лифте ехали только мы двое, больше никого. Я от ужаса просто окаменела. Мизинцем пошевелить не могу. Дышу с трудом, и голос куда-то пропал. Эри меня зовет, а я ответить не в состоянии. В голове все онемело, ничего не соображаю. И даже голос Эри слабо-слабо доносится, как из щели в стене…

Мари закрывает глаза, вспоминая ту страшную темноту.

– Сколько это продолжалось, я не помню, – продолжает она. – По-моему, ужас как долго – хотя, может, мне так показалось. Может, пять минут. Может, двадцать. Дело не в долготе, а в том, что за это время происходило. Там, в абсолютной темноте, Эри прижала меня к себе. Но не так, как люди обычно обнимаются. А очень крепко. Так, чтобы мы с нею стали одним существом. И не отпускала меня ни на секунду. Как будто знала: стоит ей разжать руки – мы больше никогда на этом свете не встретимся…

Прислонившись к автомату, Такахаси молча ждет продолжения. Мари вынимает из кармана правую руку, задумчиво разглядывает ладонь. И наконец поднимает голову.

– Конечно, ей тоже было страшно до невозможности. И колотило ее, наверное, не меньше моего. И хотелось кричать или реветь во весь голос. Да что там говорить, сопливая второклашка… Но Эри держалась абсолютно спокойно. Сейчас мне кажется – именно тогда, в том лифте, она и решила стать сильной. Ради младшей сестренки, которую должна была защитить. И зашептала мне, громко-громко, в самое ухо: «Не бойся. Это не страшно. Я с тобой. Кто-нибудь скоро придет и нас вытащит…» – ну и все в таком духе. Очень уверенным голосом. Прямо как взрослая. И даже песню мне пела. Уж не помню, что за песня была… Я даже хотела ей подпевать, но так и не смогла, голос пропал совсем. А она все пела – одна, для меня… И тогда я почувствовала, что могу доверить ей свою жизнь. В этой кромешной мгле нас вдруг больше ничего не разделяло. Все стало единым. По-моему, даже сердца забились в унисон. А потом вдруг зажегся свет, кабину снова тряхнуло, и мы поехали дальше как ни в чем не бывало…

Мари делает паузу. Напрягает память, подыскивает слова.

– Но это случилось, наверное, в первый и последний раз. Как бы сказать… Наверное, в те минуты мы и были с нею близки как никогда – ни до, ни после. Когда наши сердца бились вместе, и между нами не было вообще никаких преград… А потом мы с ней стали отдаляться друг от друга. И очень скоро начали жить каждая в своем мире. И то, что соединило нас тогда в лифте, больше ни разу не появлялось… Я не знаю, что здесь не так и в чем проблема. Только вернуться туда мы уже не смогли.

Такахаси берет ее за руку. Мари слегка удивляется, но не возражает. Очень долго и нежно он держит в руках ее ладонь. Маленькую и мягкую.

– Если честно, я не очень хочу уезжать, – вдруг признается Мари.

– В Китай?

– Ну да.

– Почему?

– Страшно.

– Конечно, страшно. А как же. Ехать бог знает куда, за тридевять земель.

– Ага…

– Но у тебя все будет замечательно. И все получится. А я тебя здесь буду ждать.

Мари кивает.

– Ты очень красивая. Знаешь об этом?

Она поднимает голову и смотрит ему в глаза. Отнимает руку и прячет в карман джемпера. И глядит себе под ноги. Проверяет, не запачканы ли ее желтые кроссовки.

– Спасибо… Но сейчас я хочу домой.

– Я тебе напишу, – говорит Такахаси. – Письмо в свитке. Огромное, как древняя повесть.

– Угу, – отвечает Мари.

Миновав турникет, она выходит на перрон и скрывается в вагоне скорого [23]. Такахаси провожает ее взглядом. Звучит свисток отправления, двери закрываются, электричка трогается с места. Когда состав исчезает, Такахаси поднимает с пола футляр, вешает на плечо и, насвистывая какую-то мелодию, бредет по переходу на железнодорожную станцию. Народу вокруг с каждой минутой все прибывает.

18

Комната Эри Асаи.

За окном светлеет. Эри лежит в постели. В ее облике ничего не изменилось. Глубокий сон по-прежнему окутывает ее невидимым покрывалом.

Входит Мари. Осторожно, чтобы не услыхали домашние, открывает дверь, проскальзывает внутрь, затворяет за собой. Чуть заметно ежится от внезапной тишины и прохлады. И, застыв у двери, оглядывается вокруг. Словно проверяет, та ли это комната, что и прежде. Тщательно изучает, ничего ли не изменилось, не шевелятся ли по углам непонятные тени. Затем подходит к кровати и смотрит на сестру. Протягивает руку, легонько касается ее лба, чуть слышно зовет по имени. Никакой реакции. Как и всегда. Мари подкатывает от стола к постели кресло, садится в него. И, склонившись над Эри, смотрит на нее в упор. Словно пытается разглядеть некий тайный знак. Между их лицами – несколько сантиметров.