Элеанора и Парк

В спальню вошел Ричи — до сих пор он никогда не заходил в их комнату. Элеанора ощутила новый прилив адреналина.

— О чем вы только думали? — сказал он негромко.

Элеанора не ответила. Мама стиснула ее руку, и Элеанора помалкивала.

— Ричи, она не знала, — сказала мама. — Она просто услышала выстрел.

— Какого хрена! — рявкнул он, впечатав кулак в дверь. Брызнули обломки фанеры. — Пытаетесь от меня избавиться, а? — заорал он. — Вы думаете, что можете от меня избавиться?!

Элеанора уткнулась лицом в мамино плечо. Плохая защита. Все равно что спрятаться именно там, где будут искать в первую очередь.

— Она ошиблась, — мягко сказала мама. — Она просто хотела помочь.

— Больше им не звони, — сказал Ричи придушенным голосом. Глаза у него были совершенно бешеные. — Больше никогда.

И крикнув: «Это я могу избавиться от вас всех!» — он захлопнул за собой дверь.

— Возвращайтесь в постель, — сказала мама. — Все вы.

— Но мам… — прошептала Элеанора.

— В постель, — повторила мама, подталкивая Элеанору к лесенке на второй ярус. Потом приблизилась, коснувшись губами уха Элеаноры. — Это был Ричи, — прошептала она. — Там ребята играли в баскетбол в сквере, очень шумели… Он хотел припугнуть их. Но у Ричи нет разрешения на оружие. И в доме есть всякие вещи… Его могли арестовать. И хватит на сегодня. Ни звука.

Мама на миг опустилась на колени возле мальчиков, обнимая и успокаивая их, а потом вышла из комнаты.

Элеанора могла бы поклясться, что слышит бешеный стук пяти сердец. Каждый из них давил рыдания. Плача внутри себя. Она вылезла из постели и перебралась к Мэйси.

— Все в порядке, — прошептала она в комнату. — Уже все хорошо.

25

Парк

Этим утром Элеанора казалась словно бы выключенной. Она ничего не сказала, пока они ждали автобус. А когда вошли — рухнула на свое сиденье и привалилась к стене.

Парк потянул ее за рукав. В ответ — ни единого намека на улыбку.

— Все нормально? — спросил он.

Элеанора покосилась на него.

— Абсолютно.

Парк не поверил. И снова потянул за рукав.

Она рухнула на него и уткнулась ему в плечо.

Парк спрятал лицо в ее волосах и закрыл глаза.

— Порядок? — спросил он.

— Почти.

Она отлепилась от него, когда автобус остановился. Элеанора позволяла ему держать ее за руку только в автобусе. И никогда не прикасалась к нему в коридорах школы. «Люди будут смотреть», — говорила она.

Парку не верилось, что ее до сих пор это беспокоит. Девушки, которые не хотят, чтобы на них пялились, не завязывают волосы шнуром от штор. И не носят мужские шиповки для гольфа.

Сейчас Парк стоял возле ее шкафчика и думал только о том, чтобы дотронуться до нее.

Ему хотелось рассказать ей свои новости, но Элеанора, казалось, была слишком далеко, чтобы его услышать.

Элеанора

Куда ее отправят на этот раз?

Обратно к Хикманам?

«Привет. Помните, как моя мама спросила, нельзя ли мне остаться с вами на пару дней, — и год не возвращалась? Я и правда страшно благодарна, что вы не сплавили меня в приют. Это было очень по-христиански с вашей стороны. У вас еще сохранилась та складная кровать?»

Вот херня!

До появления Ричи Элеанора знала это слово только из книжек и надписей на стенах туалетов. Охереть телка. Херовы дети. Хер тебя побери, маленькая сучка. Кто, нахер, трогал мое стерео?

В тот раз, когда Ричи вышиб ее вон, Элеанора не была к этому готова.

Не была готова, поскольку вообразить не могла, что такое может произойти. Она представить не могла, что пойдет против Ричи и что мама примет его сторону. Ричи, видимо, раньше Элеаноры успел узнать, что мамины принципы изменились. Тот день, когда все произошло, она до сих пор вспоминала со стыдом. Со стыдом, поскольку тогда все действительно случилось отчасти по ее вине. Она и правда нарвалась сама.

Она сидела у себя в комнате, перепечатывая слова песен на маминой старой пишущей машинке. Машинке не помешала бы новая лента (у Элеаноры была целая коробка лент, но они не подходили), однако она вполне себе работала. Элеанора любила все связанное с машинописью. Ощущение клавиш под пальцами, вязкий, шуршащий звук, который эти клавиши издавали. Ей нравился даже их запах — запах металла и крема для обуви.

Она скучала в тот день. В день, когда все случилось.

Было слишком жарко, чтобы делать хоть что-нибудь осмысленное — только валяться на кровати, или читать, или смотреть телевизор. Ричи сидел в гостиной. Он поднялся с постели только в два не то в три часа дня, и никто в доме не сомневался, что Ричи в дурном настроении. Мама нервно суетилась, предлагая Ричи то лимонад, то сандвичи, то аспирин. Элеанора терпеть не могла, когда мама так себя вела. Эту ее отвратительную покорность. Было унизительно даже находиться в той же комнате.

Так что Элеанора оставалась у себя, печатая слова песни «Ярмарка в Скарборо».^[77]

До нее донеслись жалобы Ричи: «Какого хрена она шумит?» И: «Твою мать, Сабрина, можешь ты заткнуть ее, наконец?»

Мама на цыпочках поднялась наверх и заглянула в комнату Элеаноры.

— Ричи неважно себя чувствует, — сказала она. — Ты можешь перестать?

Она выглядела бледной и нервной. Элеанора ненавидела, когда она так выглядела.

Она дождалась, когда мама спустится вниз. Потом, ни на миг не задумавшись, почему она это делает, Элеанора демонстративно нажала клавишу.

Е

Треск и хруст.

Ее пальцы дрожали над клавиатурой.

ДЕШЬ

Стук-стук-хрусь-хрусь.

Ничего не случилось. Никто не пошевелился. Дом был жарким, вымершим и тихим, как библиотека в аду.

Элеанора закрыла глаза и вздернула подбородок.

НА ЯРМАРКУ В СКАРБОРО ТЫ… РОЗМАРИН ШАЛФЕЙ ЗВЕРОБОЙ^[78]

Ричи взметнулся по лестнице с такой скоростью, что Элеаноре почудилось — он летел. И почудилось, что он распахнул дверь, метнув в нее огненный шар.

Он навалился на нее, прежде чем Элеанора успела опомниться. Вырвал машинку из ее рук и швырнул об стену — с такой силой, что машинка разорвала обивку и на миг повисла на ней.

Ошеломленная Элеанора не сразу сообразила, что Ричи орет на нее. ЖИРНАЯ ДОЛБАНАЯ СУКА.

Раньше он никогда не подходил так близко. Страх отшвырнул Элеанору назад. Она не хотела, чтобы Ричи видел этот страх в ее глазах, а потому спрятала лицо в ладонях и вжалась в подушку.

ЖИРНАЯ ДОЛБАНАЯ СУКА. Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ ТЕБЯ, САБРИНА.

— Я тебя ненавижу, — прошептала Элеанора в подушку. Она слышала звуки разгрома. И мамин голос у дверей. Та говорила мягко, словно пытаясь уложить младенца спать.

ЖИРНАЯ ДОЛБАНАЯ СУКА. ТЫ ДОИГРАЛАСЬ. ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ДОИГРАЛАСЬ.

— Я тебя ненавижу, — сказала Элеанора громче. — Ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу тебя.

МАТЬ ТВОЮ НАХРЕН.

— Я тебя ненавижу.

ПОШЛИ НАХРЕН ВЫ ВСЕ.

— Сам пошел нахрен.

ТУПЫЕ СУКИ.

— Сам ты пошел нахрен. Нахрен. Нахрен.

ЧТО ОНА СЕЙЧАС СКАЗАЛА?

Элеаноре почудилось, что весь дом содрогнулся.

Потом мама волокла ее за собой, стащив с кровати. Элеанора пыталась пойти с ней, но была слишком напугана, чтобы встать. Ей хотелось распластаться по полу и уползти. Так, словно комната была полна дыма.

Ричи выл. Мама вытащила Элеанору на лестницу и стянула ее вниз по ступенькам. Ричи дышал им в спину.

Элеанора повалилась на перила, потом ринулась к входной двери — едва не на четвереньках. Она вывалилась наружу и мчалась до конца тротуара. Бен сидел на пороге, играя со своими машинками. Он бросил их, наблюдая, как бежит Элеанора.

Она чувствовала, что останавливаться не стоит… но куда ей податься? Даже в детстве она никогда не мечтала сбежать из дома. Элеанора не могла представить себе мир дальше двора. Куда она пойдет? Кто ее примет?

Когда входная дверь открылась, Элеанора сделала несколько шагов в сторону улицы.