Венгрия за границами Венгрии

Меня разбудили громкие, весёлые голоса работников гостиницы и вой пылесоса. Ещё не было полудня. Обрывки странного сна ещё плясали перед моими глазами, но постепенно мне стало передаваться веселье уборщиц. Мой сон, как и любой из снов, был сплошным вздором, но после него не осталось тревоги, способной испортить день, если, конечно, кто-то вообще помнит свой сон через десять минут после того, как проснулся. Напротив, я счёл свой сон скорее весёлым, и решил, что запомню его. Я вспотел, поэтому ещё раз принял душ. В гостинице топили так, будто стояла, по крайней мере, середина зимы. Я решил, что ещё до обеда разберусь с этим несколько загадочным делом, в которое впутался мой друг. Так как я не знал города, я попросил портье показать мне дорогу. На дежурстве не оказалось того портье, которого я видел утром, вместо него была пожилая дама.

— Напротив церкви, на главной площади. Вам туда, — сказала она.

На улице меня ждали одни сюрпризы. Я сошёл с поезда в безумную зимнюю пору, в промозглую погоду, туман покрывал вершины гор, возвышающихся за городом, небесное благословение так и лилось из быстро проплывающих облаков. С тех пор ветер высушил лужи, стало холоднее, на склоне гор блестели шапки снега. Но и сам город сейчас произвёл на меня более приятное впечатление, чем утром, он оказался благоустроеннее и чище. Вместо промокших до нитки призраков я встречал только модно одетых пешеходов. Путь из гостиницы к главной площади лежал через симпатичный парк. Мне показалось — вот, какой я ненаблюдательный — что утром здесь стояли одноэтажные обветшалые дома. Я чуть было не подумал, что это продолжается мой утренний сон, или скорее, что я перешёл из одного сна в другой. Конечно, об этом и речи быть не может. Человек знает, когда спит и когда нет, он по-разному воспринимает действительность во сне и наяву.

Я быстро нашёл учреждение. Оно было более серым, более обветшалым и невзрачным, чем во сне, но и здесь, как и во сне, мне надо было отметиться на втором этаже. Ну конечно, ведь это было чётко сказано в письме! Косоглазая, неказистая женщина взялась за моё дело. Я видел, что совершенно не завоевал её доверия, и ощущал в её поведении некоторую растерянность.

— Подождите минутку, — сказала она наконец.

Она пошла в другую комнату, я же на секунду испугался, вдруг мой утренний сон снова повторяется. Но неказистая женщина скоро вернулась, и теперь она пригласила меня в соседнюю комнату. В этом помещении, которое было намного меньше приёмной, меня на несколько минут оставили одного. Затем из другой двери, которая бог знает куда вела, наверное, в ещё меньшую комнатку, вышел молодой человек с моим письмом в руке. Он предложил мне сесть и сказал:

— Не думаете ли Вы, что немного опоздали?

— Простите, — ответил я. — Я всю ночь был в пути. Дорога меня утомила, я был вынужден прилечь на несколько часов в гостинице.

Молодой человек не был злостным или же суровым, бездушным бюрократом, потому что просто усмехнулся.

— Ну так почему Вы приехали к нам именно сегодня?

— Потому что сегодня было назначено приехать, — сказал я.

— Сегодня?… Пойдёмте со мной, — сказал молодой человек ласково.

Мы зашли в другое помещение, где другой молодой человек принял меня не менее растерянно.

— Вам следовало явиться уже давно, — разозлился он.

— Но в письме…

Он меня прервал.

— Бросьте! — злобно сказал он. — Дайте сюда свой паспорт.

Я достал маленькую красную книжечку из внутреннего кармана пальто и сунул ему в руку. Молодой человек полистал его, как какой-то блокнот, который не только содержал мои личные данные, но и в нескольких коротких, исчерпывающих предложениях давал сведения обо всех важных событиях моей жизни. На его лице появилось такое выражение, как будто он вспомнил какой-то анекдот, и сейчас размышлял, рассказать ли его мне или лучше оставить при себе. Избегая строгих, неприятных ноток в голосе, свойственных чиновникам, можно сказать, даже доброжелательно он сообщил мне ошарашивающую новость:

— Этот паспорт просрочен.

Оттягивание дела вывело меня из себя.

— Это невозможно, — сказал я. — Срок действия моего паспорта истекает в 1989 году.

Моя решительность не поколебала молодого человека.

— Вы правильно помните… Срок действия вашего паспорта истёк в 1989 году. Три года назад.

Этого было уже достаточно для того, чтобы сразить меня наповал. «Как? — хотел спросить я, — как это?» Но единственное, на что меня хватило, это лишиться дара речи. Молодой человек мог бы воспользоваться моим смятением и продолжить разговор в форме официального допроса. Но он этого не сделал. Вероятно, его тоже смущала эта странная ситуация, и как школьник, который ещё не смыслит ничего в серьёзных делах, он проводил меня до туалета. Он снова попросил мой паспорт и открыл на первой странице.

— Посмотрите на фотографию, — он ткнул костлявым указательным пальцем в фотографию в паспорте. — А теперь посмотрите в зеркало.

Я едва себя узнал. С утра у меня успела вырасти борода, волосы поредели и немного поседели, лицо опухло, взгляд стал тусклым, взволнованным и пугливым.

— Зеркало не врёт, — услышал я голос молодого человека снова. — Вы, очевидно, что-то от нас скрываете.

— Мне нечего скрывать, — ответил я.

Молодой человек сделал вид, будто поверил.

— Тогда мы имеем дело с типичным случаем потери памяти, — сказал он. — Но ничего страшного. Мы попробуем помочь. Если Вы найдёте кого-нибудь, кто установит Вашу личность, мы обойдёмся без бюрократических формальностей. Но дома у Вас есть жена, есть дети, друзья. Назовите кого-нибудь из них, запишите точный адрес этого человека, и мы сразу примем меры. Я сейчас пойду на обед, а Вы пока подумайте. Потом, если через несколько дней Вы отправитесь домой, не забудьте сделать новый паспорт. Соврите, что старый потеряли. Больше я ничего не могу для Вас сделать.

Итак, я попался в ловушку, осознание того, что моя совесть чиста, меня не утешало. В течение короткого времени, которое имелось у меня в распоряжении, я обмозговал свои действия и понял, что выбора у меня нет. Я сделал в точности то, что мне надо было сделать по закону. Поскольку дверь за мной не закрыли, я мог бы спокойно выйти из здания и сесть на поезд. Но если я даже вернусь домой, в жизнь — называйте это, как хотите — как я отчитаюсь за промотанные три года? Я постарел, как показывает зеркало, я потерял иллюзию свободы. Но сейчас уже всё равно. Надежда, что я когда-нибудь смогу помочь своему другу, показалась несбыточной и абсурдной. Надежда, что кто-нибудь, способный установить мою личность, приедет вовремя, показалась ещё более несбыточной и абсурдной. Бунтовать смысла уже не было. Мне надо было принять к сведению, что с бунтом я опоздал. Возможно даже, думал я, мой старый друг, из-за которого меня вызвали, существует только у меня в памяти или в моих фантазиях, или он давно умер. Я был тем самым человеком, который влип в какое-то уголовное дело, я был тем, чью личность надо было установить. Грехопадение, подумал я. Всем без исключения приходится расплачиваться.

Когда через двадцать минут молодой человек вернулся, я уже мог без страха сказать:

— Мне не вспоминается ни один человек, который мог бы установить мою личность.

Молодой человек был готов получить такой ответ.

— Выдумаете, что тогда станете последним звеном в этой цепи?

— Я не могу взять на себя ответственность. Хотя они тоже невиновны. Никто не виноват.

— Ну конечно, — усмехнулся молодой человек. — Эта мысль здесь всем приходит в голову. Но рано или поздно у всех надежда берёт верх над упрямством. Надежда — великий властелин. Величайший… Конечно, вам известно, что это всего лишь сон.

Затем он подал знак, чтобы меня увели. Я не стал расспрашивать, потому что меня не интересовало, куда мы идём. Мы оба и так это знали. В дверях он пропустил меня вперёд, ведь я был свободным человеком. Мы вышли в тёмный коридор, и я ждал, что сон закроет мои горящие от недосыпания глаза и невидимая рука толкнёт меня в глубокую черную пропасть. Я ещё слышал доносящиеся издалека слова молодого человека: