Прощание с телом

На обратном пути — может, от встречного воздуха и блеска волн, может, от непредвиденной выпивки и милой головки, которая покоилась у меня на коленях — во мне проснулся лютый голод. Зачем ей тащиться из устья в такую даль, решил я и выбросил катер на мель напротив пансионата, распугав бултыхавшихся в воде ребятишек, отнес мою птичку на берег.

— Я хочу под кран, у меня всюду песок, — сказала она, отряхиваясь от дремы.

— Не всюду, — со знанием дела поправил ее я.

— А ты приходи скорей, и проверим, — шепнула моя птичка.

— Ну уж — хрен вам, — сурово отрезал я. — Сначала обедать.

Я проваландался полчаса на причале, пока Юла и Умарас носили к себе на борт лотки с сетями, якоря и прочее, и только потом кое-как забросил в кандейку свое имущество. Было уже часов пять.

— Новые сети пойдем ставить, а что проку? — сказал Юла. — Третий день пусто. Куда она делась? Наверно, от жары спряталась. Ребята говорят, что ушла в Россию.

«Ох, мне бы ваши заботы», — подумал я, оттолкнул их ногой, и они стали разворачиваться, постукивая новым дизелем, по течению, а сам вскарабкался на дюну и пошлепал пешком по жаре к моей маленькой птичке, которая вдоволь намылась в прохладной и чистой воде и, наверно, уже придумала, куда мы поедем обедать. Собственно, краеведческое любопытство она свое удовлетворила, и теперь мы будем следовать ее гастрономическим привязанностям, не исключено, она захочет снова в «Норус», где, правда по моим сведениям, судаков сегодня не подадут, увы. Впрочем, я бы не отказался от простой солянки в закусочной у автобусной остановки.

Войдя в холл, я наконец вдохнул желанной прохлады. Раскрасневшиеся сытые тетки, разбившись на кучки, о чем-то мирно беседовали. Я сунулся было в свой номер, но он был пуст, шагнул к ее двери, открыл и замер в изумлении на пороге: моя птичка сидела на пуфике, в одних купальных трусиках, которые она натянула на попку, когда мы заметили велосипед, а ее лифчик беспомощно лежал рядом на полу. На коленях у нее светился ноутбук.

— То есть ты еще даже не мылась! — вырвался из меня горестный вопль.

— Помоешься тут, — отозвалась моя птичка и глянула на меня глазами, полными отчаяния. — Ты видел в холле плакат?

— Это про лесбийский материализм? Видел, и снаружи видел, а что там такого удивительного?

— Дай мне, пожалуйста, чего нибудь надеть. — Сказала вдруг моя птичка уставшим голосом.

Я протянул ей майку. Она смотрела прямо на меня. У меня все похолодело, совсем как тогда, ночью, и я сразу понял, что сейчас на меня обрушится какая-то страшная беда. Проклятый номер, почему именно здесь меня регулярно подкарауливают удары в самые уязвимые места?

— Что-то случилось? — кое-как выдавил я. — Ты мне хочешь что-то сказать?

Она кивнула и надела майку.

— Прости меня, — сказала моя птичка, и ее лицо сморщилось, как от боли. — Я вчера забыла об одной детали. Дело в том, что когда у нас с Венькой был последний разговор — самый последний, потому что его через неделю убили, — ну когда он предлагал мне вернуться к нему, в его сраный кукольный дом, чтобы все продолжалось, как раньше, только без Вышенского, чтобы он опять приходил по ночам держать меня за руку, чтобы я его мыла мочалкой и ходила с ним по субботам в «Баскин-Роббинс», он еще сказал мне: если хочешь, я буду в ванне без трусов, и ты мой где угодно, и трогай в кровати за что угодно, и делай со мной все, что тебе нужно — я не буду орать, я не буду тебе ни в чем мешать. Я как вспомнила запах его берлоги и красные простыни, и плюшевых монстров, и розовую пижаму, и все остальное, с чем, я думала, уже распрощалась навсегда, так меня чуть не вытошнило, и я сказала: «Never, мальчик, never. Не нужна мне твоя мелкая писька. Дрочи ее сам. Ты что, вправду думаешь, что она для меня что-нибудь значила? Да я жалела тебя, потому что ты — урод…», ну и так далее, мне было трудно остановиться — он меня достал своей инфантильностью. А он тогда сказал: «Ах ты так, тогда — все! Ты для меня больше не существуешь, ты мне — никто, и я тебе отомщу, я тебе такое устрою, я тебя убью, я всех твоих дружков убью — ты будешь у меня в ногах валяться и шнурки зубами развязывать. Понятно?» Вот так сказал, и я стала чуть не каждый день проверять сайт заказов — на всякий случай, — не сам же он явится ко мне с топором, но ничего не было, потом уже, из-за тебя, забыла, а сегодня полезла, и там — вот. — Она указала взглядом на светящийся монитор.

Я подошел ближе и склонился над экраном. Собственно, ничего интересного я там не увидел. Обычная страничка какого-то сайта блядских знакомств: название, стишок про Гименея, почему-то фотография Брюса Уиллиса — уж не он ли пользовался их услугами? — а дальше раскиданы в шахматном порядке изображения жаждущих обрести подруг жизни, и среди них — Колькина морда, а дальше — моя, та самая, знаменитая, где у меня морда орангутанга.

— И что это значит? — как можно спокойнее поинтересовался я, хотя меня уже потихонечку заколотило, и я стал довольно плохо соображать. — Жирного же сожгли в крематории, как он может? С того света? Мистика?

— Ну, прямо… — усмехнулась она. — Он это сделал сразу, после того как я его послала, и из подлости велел повесить через месяц — это отложенный Заказ. Ты можешь назначить любое число любого Месяца — программа такая, — главное, оплатить услуги заранее.

Я все-таки никак не мог врубиться по-настоящему: зачем все так неправильно? Первое, что мне показалось невозможным, это не то, что меня убьют, а разговор с Анной — она будет орать и психовать, и наговорит моей птичке разных гадостей. Опять же панику разведет, и все прахом, а я уже думал о том, в какой комнате мы будем жить у нас в доме — скорее всего, в Папашиной, — будем работать целами днями по своим углам, а вечерами все вместе сидеть на море: мы, Колька, Анька. Вот жара кончится, и я буду приносить им лещей. Анька же не дура, они подружатся с моей птичкой. И я совершенно искренне высказал свое недоумение:

— Слушай, моя хорошая, а мы не можем как-нибудь сделать так, чтобы всего этого не было, чтобы этот кошмар раз — и кончился? Неужели нет никаких мер противодействия?

Моя птичка помедлила секунду и сказала:

— Есть. Все кончится, если убийцу поймают в момент покушения. Тут так устроено, что фирме-то наплевать на результат, — они получили аванс, и их не интересует — убьет там кого-нибудь киллер, или его убьют, это его дело. Расчет с исполнителем — дело заказчика. Вот если заказчик окажется неудовлетворенным и предъявит претензии, они тогда пошлют другого, третьего. Уловил? А кто в нашем случае предъявит? Веня-то у нас где?

— Слушай, — спросил я. — А почему ты сегодня полезла туда? Наверно, что-то случилось?

— Нет, нет, — сказала она. — Не волнуйся. Ничего не случилось. Просто, знаешь, какие-то мелкие совпадения совершенно разных деталей — то тут, то там. Вообще, если честно, то я задумалась вот о чем: не может быть, чтобы у меня все было хорошо. Я всю жизнь считала себя гадкой пиявкой, ну и вела себя соответственно, и уж, конечно, хотя бы по этой причине ничего человеческого не заслуживающей, и вдруг — ты. А мне мама еще очень давно рассказывала про какую-то свою знакомую, которая всю жизнь была так себе, и вдруг у нее появился совершенно сказочный мужик и стал буквально носить ее на руках. Носил, носил, и вдруг у нее — раз! — и разрыв сердца. Мама говорила — от счастья, и она умерла. Не знаю, может быть, день такой сегодня — уха твоя меня совершенно доконала, а ты еще вдруг сказал, что тебе не нужно ничего отдельного, ну и потом… понятно? Вот я и подумала, что на этом фоне нас сейчас обязательно чем-нибудь ёбнет. Я стала искать, откуда будет подляна, и почему-то вспомнила, как мы с тобой с балкона смотрели через дорогу, что-то мне страшно не понравилось в этой картине — не знаю что. Вспомнила еще, что Сильва сказала про твоего Борю, причем вчера я на это никак не обратила внимания, подумаешь! А пришла с моря — и там этот постер в холле, который я уже видела две недели каждый день…