Сколь это по-немецки

По мне, лучше бы он сводил нас в ресторан с другим названием, раздраженно пробурчал Захария.

Ну, Захар, сказала его мать, неужели нельзя хоть раз оставить прошлое в покое.

Захария добирается на пароме до Стейтен-Айленда, оттуда на автобусе до стадиона, где команда из Бенсонхерста играет в европейский футбол с командой из Италии. Он внимательно наблюдает, как итальянцы выигрывают со счетом 4:1. Сидящая рядом с ним женщина средних лет размахивает итальянским флагом. Повернувшись к ней, он говорит: Мой отец играл в футбол. Но с 41-го он значится в списке пропавших без вести в Северной Африке. Бедный мальчик, говорит женщина. Бедный мальчик. Я отлично знаю, что ты должен ощущать. Ужасный позор.

Облокотившись на металлические перила пешеходного мостика над автострадой, Захария навел отцовский, времен Второй мировой войны, бинокль на черный «кадиллак». По словам матери, этот бинокль подарил его отцу сам Дуче. Он на мгновение поймал в фокус тяжелую челюсть развалившегося за рулем дядюшки и нажал красную кнопку на контрольном пульте своей дистанционно управляемой игрушечной автомашины. С выключенным слуховым аппаратом ему не услышать взрыва, разносящего на части машину дядюшки. В худшем случае это может напоминать разбивающиеся о берег на мысе Мэй волны.

Мне не нравится, как мальчишка все время на меня смотрит, сказал дядюшка.

Все потому, что ему трудно тебя слышать, ответила мать. Он пытается прочесть, что ты говоришь, по губам.

Чушь собачья. Не читает он у меня по губам, сказал дядюшка. Мне это не нравится. Скажи ему, чтобы прекратил.

Твоему дядюшке не нравится, как ты его разглядываешь.

Я его не разглядываю.

Я видела.

Лучше бы он стучался, перед тем как зайти ко мне в комнату, сказал Захария. Пожалуйста, попроси его впредь стучать.

На день рождения Захарии его дядюшка сказал: Пожалуй, пора парнишке заняться чем-нибудь полезным.

Что ты имеешь в виду, спросила мать, но дядюшка не стал развивать свою мысль. Каждый год в январе дядюшка покупал новый «кадиллак». Он приезжал к ним прямо из магазина. Весь сияя, он ожидал их реакции. Это самая красивая машина из всех, что у тебя были, говорила мать Захарии. Она всегда садилась в машине рядом с дядюшкой, а Захария располагался сзади.

Куда мы поедем на этот раз, спросил их дядюшка.

Может, в Атлантик-Сити, мы целую вечность там не были, сказала его мать. Или на мыс Мэй. Мы там так повеселились.

Ты бы не хотел обзавестись когда-нибудь такой же машиной, спросил дядюшка. Не особенно, ответил он. Дядюшка только кивнул. Со следующей недели Захария начал работать в гараже.

На уход за черным «кадиллаком» он потратил всю вторую половину дня. Методично проверил масло, жидкость в коробке передач, кондиционер, тормоза, дворники, радио, давление в шинах, зажигалку, автоматические окна. Ты слишком долго возишься с этой машиной, сказал управляющий. В чем дело? Ты что, заснул?

Дядюшка пристально изучал карту Северной Африки, висевшую на стене у Захарии над постелью. Не пора ли заменить ее чем-нибудь другим?

А что ты делаешь, дядюшка?

Что ты имеешь в виду?

Каким делом ты занимаешься?

Я занимаюсь управлением, сердито сказал дядюшка. Управляю огромным количеством дел. Их больше, чем ты можешь представить. А теперь выброси эту карту. Захария не слышал, как хлопнула дверь. Он выключил свой слуховой аппарат.

Скажи мне честно, ты его боишься, спрашивает Захария свою мать.

Боюсь твоего дядюшку. Она смеется. Он был лучшим другом твоего отца. Он-то и привез его запасной бинокль, медали и защитные очки, которые тот носил в пустыне. Именно он провожал твоего отца и его ординарца, Виченте, на секретное задание, с которого они так и не вернулись.

Почему мы никогда не видимся с его семьей?

Дядюшкиной?

Да…

Я не в ладах с его женой, неохотно отвечает она. Его жена всегда завидовала тому, что твой отец капитан, а дядюшка лишь сержант.

Захария набрал номер своего дядюшки. После двух гудков ответила женщина. В ответ на его молчание она сказала: Если это ты, чтоб ты, сука, сдохла.

Захария сложил карту Африки и положил ее к себе на стол. С узкой полки над столом он снял также бинокль, медали и защитные очки. В десять мать тихонько постучала в его дверь. Как обычно, она была одета в свой черный кружевной пеньюар. Как всегда, она уселась рядом с ним на кровать, взяла его за руку и начала рассказывать об отце. Она описала их первую встречу, потом их вторую встречу, потом третью, совершенно неожиданную встречу на железнодорожном вокзале в Болонье. Она рассказала о следующем свидании в Милане, потом о свидании в Итальянских Альпах и, наконец, об их побеге в Венеции. Захария никогда не был ни в одном из этих мест. Она в деталях описала отели, в которых они останавливались, кафе, которые посещал его отец, цвет итальянского неба в февральскую среду, картины Карпаччо, праздничный вечер в офицерском клубе, изысканный узор мостовой той пьяццы, где его отец впервые взял ее за руку, и, наконец, Ливийскую пустыню, в которой его отец допрашивал британских пленников. У него было прекрасное оксфордское произношение с легким ливерпульским акцентом.

Он бывал в Ливерпуле, спросил ее Захария.

Очень недолго. Он приехал в Англию, когда я была с друзьями в Ливерпуле. Они ему не понравились, и он хотел меня увезти. Думаю, он немножко ревновал. Она рассмеялась. Это было так давно. За какую-то неделю он подцепил ливерпульский акцент. Когда он говорил: рыбу с картошкой, пожалуйста, он мог провести любого англичанина. Поэтому он и вызвался добровольцем.

Захария никогда не задавал вопросов и ни разу не усомнился в ее словах. Ее спокойный голос звучал мелодично и нежно, пока непрерывающийся поток воспоминаний не погружал его в сон. В свои двадцать четыре года он весил сто тридцать два фунта. Он ладил в гараже с остальными механиками, но старался не упоминать, что его отец, капитан Бенвентучентино Захария Малапарта Груз, входил в состав Итальянских экспедиционных сил в Северной Африке и что он был дальним родственником троюродного брата Муссолини, Фабрино Мелькуза.

Когда его видели в последний раз, отец был одет в форму гвардии полковника артиллерии Его Величества Короля Англии, а его ординарец — в форму полкового старшины. Они уехали на трофейном «лендровере». В официальных документах, в которых отец Захарии числился без вести пропавшим, точная цель полученного им задания не упоминалась. Просто сообщалось, что капитану Бенвентучентино Захарии Малапарта Грузу не удалось вернуться с опасного и секретного задания за линией фронта. Когда мать Захарии зачитывала вслух ответ итальянского правительства на запрос о местонахождении своего мужа, дядюшка ни с того ни с сего вышел из комнаты. Из других, в прошлом военных, источников она слышала, что весь батальон стоял пять минут под палящим солнцем по стойке «смирно», чтобы почтить память отца Захарии. Спустя три месяца, когда батальонная футбольная команда проиграла английским охранникам в британском армейском лагере для военнопленных, проигрыш отчасти приписали отсутствию отца Захарии, который обычно играл в этой команде центром нападения.

Когда Захарии лет в восемь стало трудно вслушиваться во все новые и новые пересказы одной и той же истории, мать отвела его к ушному врачу, и тот посоветовал ей приобрести для сына слуховой аппарат. Свой слуховой аппарат Захария носил в правом ухе, которым и поворачивался к любому, кто с ним заговаривал.

Почему ты тогда не вызвался добровольцем вместе с ним, спросил он своего дядюшку.

Потому что я не долбаный герой.

Долгие годы после войны множество мужчин, военных и штатских, навещали его мать, дабы отдать должное жене их прежнего соратника. Некоторые оставили свои фотоснимки. На нескольких фотографиях в своем альбоме мать стоит рядом с каким-нибудь военным, рука которого с нежностью покоится на ее талии. Но на ее ночном столике стоит только одна фотография, нарядно обрамленная фотография его отца на ступеньках отеля «Минерва» в Сиене. Отец был одет на военный лад, во что-то вроде шинели с золотыми галунами на рукаве и на груди. С шеи на цепочке свисал маленький серебряный свисток. Шинель была чуть великовата. Она заходила заметно ниже колен, а из длинных рукавов высовывались только пальцы. Почему на шинели нет знаков отличия, спросил он однажды у матери. В Италии так не принято, сказала она. Никто никогда не носит знаков отличия на тяжелой зимней шинели. А почему у него на цепочке свисток. Чтобы вызывать ординарца, Виченте. И почему он стоит перед отелем по стойке «смирно».