Дикая роза (др. изд.)

— Рэндл во всем стремится найти форму, — сказала Энн, — но ведь он художник.

— В первую очередь он человек, а уж потом художник, — произнес Дуглас авторитетно и строго.

Энн почувствовала, что разговор этот ей невмоготу. Будто они вдвоем травят Рэндла. Она сказала:

— Ну, меня ждет работа, — и попыталась встать.

Дуглас Свен удержал её. Он приблизил к ней свое гладкое лицо, втянув подбородок, подпертый пасторским воротничком, шире раскрыв темно-карие глаза, так искусно врезанные в углубления над щеками, и спросил:

— Энн, вы ведь не перестали молиться? Вы молитесь?

Энн ответила яростно:

— Еще бы. Я каждый вечер молюсь, чтобы Рэндл вернулся, — и вдруг разрыдалась.

— Полно, полно, дитя мое, — тихо сказал Свон. Теперь они стояли друг против друга. В тоне его слышалась удовлетворенность, как у человека, благополучно проведшего корабль трудным курсом. Он потянул к себе рыдающую Энн, приглашая её склонить голову ему на плечо.

Дверь гостиной распахнулась, вошла Милдред Финч.

— Надо же! — сказала Милдред.

В следующее мгновение Энн судорожно искала по карманам платок, а Дуглас Свон кашлял и смахивал с лацкана пылинки.

— А-а, Милдред, — сказала Энн. Она нашла платок. Все её лицо было мокро от слез. Просто удивительно, сколько слез может вылиться за одну секунду. Но так или иначе, секунда эта миновала, и Энн вытерла лицо и заправила волосы за уши.

Милдред подошла к ней, описав полукруг, чтобы не наступить на кукол.

— Успокойтесь, милая! — И метнула сердитый взгляд на Свона, который, отступив на несколько шагов, тревожно поглядывал на Энн.

Энн, успевшая справиться с собой, сказала:

— Я так рада вас видеть! — и высморкалась. — Не знаю, что на меня нашло. Я все время была в отличном настроении.

Милдред скептически вздернула брови, а потом, слегка расставив ноги, приняла позу терпеливую, но упрямую, до грубости ясно давая понять, что она ждет, чтобы Свон удалился.

Свон спросил Энн многозначительно-нежным голосом:

— Ну как вы, ничего?

— Какое там ничего, — сказала Милдред и продолжала тоном светской беседы: — А я была в деревне и решила заглянуть к вам. Кажется, дождь собирается. Хорошо, что я захватила зонтик.

Свон все смотрел на Энн. Она сказала:

— Ничего, Дуглас, обошлось. Спасибо, вы были так добры.

Свон легонько потрепал её по плечу, с улыбкой кивнул Милдред, промямлил что-то насчет того, что ему пора домой, и вышел из комнаты.

— Скатертью дорога, — сказала Милдред.

Энн села. Слезы обессилили её. Она была рада Милдред, однако ощущала при виде её смутное беспокойство, словно старая её приятельница могла стать фигурой несообразно значительной, даже угрожающей.

— Снимайте же пальто, — сказала она. — А то у вас такой вид, будто сейчас уйдете. Вы ведь позавтракаете с нами?

— Еще не знаю. А пальто я не сниму. Мне холодно. Непонятно, почему вы камин не зажгли. Ну вот, что я вам говорила? Дождь пошел.

Энн посмотрела в окно. Солнце скрылось, и, повинуясь одной из внезапных причуд, свойственных английскому лету, весь сад дрожал от ветра, деревья и трава намокли и потемнели. Энн почувствовала, что ей тоже холодно. Все на свете разом утеряло смысл.

— О господи, я так устала…

— Вам нужно отдохнуть, — сказала Милдред. Она стояла, все так же расставив ноги, с зонтом под мышкой, сунув руки в карманы теплого синего, в клетку пальто, светлые волосы топорщились вокруг доброго лица, которое к старости не столько покрылось морщинами, сколько смягчилось.

— Отдохнуть! — Энн невесело рассмеялась.

— А что? Здесь все будет идти своим чередом. С хозяйством справится Боушот.

— Нет, не справится. Да не в том дело. Это неважно. — Только это она и говорит последнее время!

— Надо полагать, от злодея Рэндла никаких известий?

— Нет.

— Он, надо полагать, прочно связался с этой Риммер?

— С кем?

— Ах ты господи! Неужели я сболтнула лишнее? Вы правда не знали, что у него роман с Линдзи Риммер, ну, знаете, компаньонкой Эммы Сэндс?

Энн встала и сунула платок в рукав свитера. У неё мелькнула мысль, что Милдред отлично знает, что делает. Она ответила резко:

— Я так и думала, что у него с кем-то роман. А с кем, не знала. Да сказать по правде, это меня особенно не интересует.

— Вздор, моя милая, — сказала Милдред, внимательно посмотрев на нее. — Конечно, это вас интересует. Но я рада, что вы, как видно, списали Рэндла со счета.

— Я его не списала. Просто мне нет дела до подробностей. Он вернется. — Энн говорила отрывисто, голос её стал низким и хриплым, как на исповеди.

Теперь Милдред заговорила мягче и плавнее, словно сменив проповедь на песнопение:

— Не думаю, чтобы он вернулся, дорогая.

— Нет, вернется, — сказала Энн. Она не хотела снова расплакаться. — Пошли в кухню. Там теплее и можно выпить кофе.

— А Рэндл скотина, — сказала Милдред. — Скотина и хам.

— Перестаньте, Милдред, прошу вас. Идемте в кухню. Кстати, как вы сюда добрались? Вы сказали, что пришли из деревни?

— Да, а туда меня подвез Феликс. — Голос её звучал сурово и вызывающе.

— А-а, — протянула Энн.

Выждав немного, Милдред продолжала:

— Да, он поехал в Мэйдстон за новыми ножами для косилки. Так удобно, когда он у нас. Он привел в порядок все машины. Абсолютно все понимает в технике.

— А как вы доберетесь домой?

— О, он через час вернется. Я ему сказала, чтоб заехал за мной в трактир, а если меня там не будет, пусть едет сюда. Вы можете обоих нас пригласить к завтраку. Или мы вас захватим с собой в Сетон-Блейз. Почему бы вам не погостить у нас несколько дней, без всяких хлопот и забот?

Энн потерла пальцем губы и поправила волосы. Снаружи душа её была спокойна, но далеко внутри что-то рушилось, возвещало панику и бегство.

— К сожалению, не могу, — сказала она. — Я должна позавтракать у Клер. Я уже столько раз откладывала. Она хочет обсудить со мной конкурс на лучший букет.

— Но вы же пригласили меня завтракать!

— Да, я совсем забыла про Клер. Простите ради бога. Сегодня не выйдет.

— Ну так приезжайте завтра к нам. Феликс в любое время заедет за вами на „мерседесе“.

— Не могу. Я бы с радостью, но очень уж я занята. У нас сейчас самый горячий сезон. Нужно кончать каталог. Там в корректуре придется вписать много добавлений. Мы выбрасываем на рынок некоторые новые сорта из Германии, надо дать описания, фотографии и все такое. Спасибо вам. Но кофе-то вы на дорогу попьете?

Милдред только глянула на неё и сказала:

— Ах, Энн, Энн, Энн!

Они помолчали, Милдред — неколебимая как скала, Энн — потупившись, методично растирая пальцами лоб и веки. Наконец Энн сказала устало:

— Пошли, Милдред, я и сама с удовольствием выпью кофе.

Милдред не сдалась. Она преградила Энн дорогу и сказала очень спокойно:

— Вы ведь знаете, что Феликс в вас безумно влюблен?

Энн молчала, и после ей казалось, что она размышляла очень долго. То, что она сейчас скажет и сделает, многое решит не столько для Милдред, сколько для неё самой. Милдред ловко подготовила свой театральный эффект, но его нужно сорвать, оставить её ни с чем. Тут не должно быть никакой драмы, никакой зацепки для фантазий. То, что Милдред пытается вызвать к жизни, нужно обессмыслить, объявить несуществующим. Нужно убить это шуткой, похлопать Милдред по плечу и увести её пить кофе. Нужно не выдать, что знаешь или интересуешься, не допустить ни смущенных взглядов, ничего. Опять сплошные „не“ и „ничего“.

— Да, — сказала Энн.

Последовало долгое молчание, и Энн опустила голову. Она чувствовала, что заливается краской. Голова была как тяжелый плод, который вот-вот сорвется с ветки.

Милдред показала себя тактичной и милосердной. Это ей не стоило труда — ведь она уходила отнюдь не с пустыми руками. Она сказала:

— Ну, не буду вас мучить. Вы совсем вымотались. Кофе я не хочу, спасибо. Мне ещё нужно купить кое-что в деревне, благо есть время. Феликс меня там заберет. А вы, как надумаете, приезжайте. В любое время, мы всегда будем рады. — Она пошла к выходу и чуть не споткнулась о кукол. — Великовата Миранда играть в куклы, вам не кажется? — Она вгляделась в пестрые фигурки. Потом начала потихоньку опрокидывать их зонтом на пол. Одна за другой они падали навзничь и смежали восковые веки.