Aprositus (Ненайденный)

– Ммм, здорово… Как в детстве! Национальная гуанчская еда! Зёрна кукурузы, пшеницы и чего-то ещё поджаривают, перемалывают и разбавляют молоком. Канарцы до сих пор едят это гофио.

– А ты любишь толокно?

– Нет, не очень, но поскольку здесь другим пока не угощают… Как говорит мой папа, «будь сыт тем, что Бог посылает».

– Он прав.

– Он у меня всегда прав, – одобрительно хмыкнул Андрей, допивая похлёбку.

– А ты любил в детстве Стивенсона? «Робинзона Крузо»? – вдруг спросил Герман.

Занятый приготовлением новой порции похлёбки, Андрей кивнул.

– У меня «Робинзон» одним из любимых романов был. Я тогда восхищался, что когда-то где-то жили индейцы, что были в океане необитаемые острова, и даже представал себя на таком острове с бумерангом в руке и верным Пятницей рядом.

Андрей нетактично рассмеялся и пошутил:

– И надо же, под старость во всю эту романтику вляпался!

– Но как всё-таки интересно судьба всем распоряжается! – не обижаясь на друга, продолжал Герман. – Надо же такому случиться, что мы действительно оказались на острове, который с таким же успехом мог быть местом действия того же «Робинзона»! В древности здесь действительно жили аборигены гуанче и сюда действительно заплывали заблудившиеся в океанских просторах европейцы. Непостижимо! Мечты всё-таки действительно материализуются, сомнений нет!

– А мне девушка эта понравилась, – сменил тему Андрей.

– Какая? – не сразу понял Герман.

– Та, что мне руку перевязывала. Стройная такая, с формами. Глазищи ты её видел? Космос! У моей бывшей жены такие же были.

– Да, симпатичная девушка. Мне показалось, что она на вождя похожа. Наверное, дочь.

– Ты думаешь? Я вождя их особо не разглядывал. Мужчины меня мало интересуют. Увы! У меня как в том анекдоте: «Доктор, я, наверное, лесбиян: вокруг так много мужиков красивых, а меня всё что-то к женщинам тянет!»

– Вот и у меня та же проблема, – засмеялся Герман. Унывать с Андреем не приходилось. – А что у вас с женой произошло?

– Не знаю, – вздохнул Андрей. – Дураки оба. Ругались из-за пустяков. А надо было разговаривать. Любой конфликт можно разговором разрешить. Сесть и спокойно поговорить друг с другом.

– Любишь её до сих пор…

– Наверное. Видишь, так и не женился во второй раз. А у тебя как?

– Жена, трое детишек. Нормально вроде бы всё. Не без своего, конечно.

– Да это ерунда. Молодец. Береги их. У меня, если бы с детьми мы успели, тоже, наверное, всё по-другому бы вышло. Дети – это большая ответственность. Детям нужны и мать, и отец. Из семьи, в которой дети, просто так уже не уйдешь. Подумаешь семь раз. А когда детей нет, то всё проще. Угрызения совести не мучают.

– Да может ещё всё у вас наладится.

– Да вряд ли, столько времени прошло.

– А время тут ни при чём. Чувства – они живучие, знаешь. Ты позвони ей.

– Ага. И что я ей скажу?

– А сам найдешь, что сказать. То же самое, что мне сейчас сказал. Скажи, что любишь её. Что хочешь от неё детей. У тебя это само получится.

– Гм, – Андрей поднялся на ноги. – Давай-ка спать укладываться. Поздно уже.

– Да, давай. А то голова очень сильно болит.

Ночью Герман спал беспокойно.

От жесткого и неудобного лежбища затекали бока, он то стонал и ворочался, то вскрикивал и вздрагивал, отбиваясь от снившихся кошмаров. Ему всё время чудилось, что его куда-то тащат длинноволосые индейцы. Они хохотали и ругались на непонятном языке, размахивая скальпами, подвешенными на веревке вокруг талии.

Герман проснулся внезапно, рывком сел на своём соломенном ложе, тяжело дыша и озираясь по сторонам. Ночь, пещера, в очаге тлеют горячие угли, Андрей мирно сопит на своём лежаке.

Герман не чувствовал своей правой руки: видимо, она затекла и онемела. Понятна стала и причина кошмара: чтобы восстановить кровообращение в конечности, организму не осталось ничего более, как показать спящему Герману страшилку. Он стал лихорадочно сжимать и разжимать ладонь в кулак, разгоняя кровь, пока не ощутил покалывания и нудной несильной боли. Рука ожила. Стараясь не шуметь, Герман поднялся с лежанки и вышел наружу.

Было темно. Деревня мирно спала. Темноту нарушал лишь костер, пылавший в центре поляны, подле которого на камне сидел закутанный от ночного холода гуанче. Языки пламени блуждали по его телу, по скуластому лицу, окрашивая туземца в пурпурный цвет. Было тихо. Туземец оглянулся на вышедшего Германа, приветливо улыбнулся, помахал рукой и отвернулся к огню, видимо, вернувшись к каким-то своим мыслям.

«О чем он думает? – спросил себя Герман. – Ведь этот туземец действительно о чём-то сосредоточенно думает. Интересно, чем вообще может быть занят мозг человека, который не знает о соседнем, абсолютно ином мире? О другой действительности, о полётах в космос, о мировых войнах, о телевидении, об интернете, о йенах и долларах?»

«Чёрт возьми, – размышлял он. – Ведь то, что сейчас со мной и Андреем происходит – это просто невероятно! Это удивительно! Это же настоящее перемещение в другую реальность, в другое измерение! Этот неведомый остров в океане, эти почти первобытные люди, живущие в пещерах и не знающие железа, этот абориген, охраняющий огонь и погруженный в неподдающиеся угадыванию мысли – это же самый настоящий параллельный мир!»

«Как мог сохраниться этот первозданный остров в современном мире? Как случилось, что он до сих пор никем не найден? Как могут люди жить и не знать о том, что в нескольких морских милях от них развивается неведомая цивилизация? Неужели никто ни разу не пролетал над этим островом? – удивлялся Герман. – Неужели сюда никто ни разу не заплывал на корабле? Неужели его не видно со спутников? Это просто какая-то фантастика, ведь этого в принципе быть не может, потому что этого не может быть!»

В голове проносились мысли, одна поразительнее другой, объяснения настолько смелые и неожиданные, настолько яркие и спорные, какими могут быть только идеи, приходящие в голову после полуночи, рождённые где-то на грани яви и сна, совершенно невозможные при свете дня. Хотелось поделиться ими с Андреем, но тот мирно спал, подоткнув разбитую в драке щеку своим здоровенным кулаком.

От этих мыслей вид у Германа, должно быть, и правда был растерянный: туземец у костра снова обернулся в его сторону, вопросительно его оглядел, а затем понимающе улыбнулся.

«Он как будто мысли мои прочитал… – подумал Герман и, помахав аборигену рукой, вслух поздоровался с ним по-испански. – Ола!»

Отхожее место в деревне Андрей, с присущим ему чувством юмора, прозвал «маль паис», то есть «плохая земля». Как он пояснил, на изъезженном им вдоль и поперёк Тенерифе так называют потоки магмы, лавовые поля и неплодородную землю вообще. Местный «маль паиса» находился в низине, куда нужно было спуститься по узкой извилистой тропинке, петлявшей между соснами и рыжими утёсами скал. В безлунную ночь Герман не решился бы туда идти, побоявшись где-нибудь расшибиться или упасть, но сегодня луна красовалась круглым блином и находилась во всём своём великолепии. В темноте ухнула какая-то птица, ей отозвалась другая, позади, со стороны освещенной поляны донеслись чуть слышные шорохи и шипение.

«Зверьё ведь здесь, наверное, водится, – предположил про себя Герман, но, рассудив, что близко к жилью и костру дикие животные обычно не подходят, начал спускаться по тропинке. – Хотя на будущее нужно будет запастись какой-нибудь палкой для самообороны».

Справив нужду, Герман поежился и направился к деревне. Звёзд было столько, что казалось, на небе почти не было черноты. Вокруг шелестели листвой высокие деревья, шума моря с этой высоты слышно не было. Пахло ночной свежестью и хвоей.

Когда до освещённой костром поляны оставалось несколько десятков шагов, кто-то крепко схватил Германа за руку и сильным рывком дёрнул его в темнеющие у тропинки заросли. От неожиданности Герман потерял равновесие и повалился на спину, тут же ощутив на лице чью-то ладонь, плотно зажавшую ему рот. Его тело с глухим ударом рухнуло на землю и в ту же секунду было придавлено сверху человеком. Ощутив на себе чей-то вес и успев в одно мгновение задаться вопросом, как бы в этой ситуации стал действовать натренированный в поединках Андрей, Герман вдруг обнаружил, что на самом деле сопротивляться было некому.