Режиссер

— Да, но…

— Попробуй, — говорит Ингмар, поворачивается и уходит.

Оглянувшись в дверях, он смотрит на спину Стига и кричит:

— Надо поработать сегодня, если получится решить эту проблему!

Войдя в столовую, Ингмар останавливается и возвращается мыслями в тот момент, когда рассердился на Гуннара и швырнул стакан в стену.

Острые осколки и круглые капельки.

Он медленно отодвигается в сторону, глядя на искрящееся на солнце жидкое месиво стекла и воды. Смотрит, как детские рисунки, множась, отражаются во внутренней стороне полушария.

Испуганный взгляд Гуннара проступает сквозь дрожащие хрустальные подвески люстры.

Ингмар передвигается, и лицо Гуннара исчезает. Снова появляется и растворяется, когда угол зрения меняется так, что капли воды наполняются светом прожектора. Он встает на цыпочки, потом сгибает колени и видит, что кто-то другой стоит рядом с тем местом, где должен быть Гуннар.

Это ребенок. Наверное, Стефан, думает Ингмар.

Мальчик пытается дотянуться до какого-то предмета, но не достает. Ему мешает чья-то негнущаяся рука, лежащая у него на лбу и вцепившаяся в волосы.

Ингмар подходит к актерам, ставит чашку с чаем на стол и садится.

— Вы что, тоже думали, у нас сегодня свободный день?

— Вообще-то Гуннар болен, — сердито говорит Ингрид.

— Я только хотел сказать…

— Что же ты хотел нам сказать? — перебивает она.

— Ничего.

— У меня тоже немного болит горло. Но я конечно же притворяюсь.

Он смотрит в чашку с чаем. По темной поверхности пробегает рябь.

— Я только хотел узнать, готовы ли вы к поездке в Скаттунгбюн.

— Конечно, готовы, — отвечает Макс, глядя на других и пожимая плечами.

Катинка заходит в столовую и жестом подзывает Ингмара.

К. А. догоняет его в коридоре и, расстегивая манжету рубашки, бормочет, что ему как-то неспокойно.

— Ты с Гуннаром говорил?

— Как раз собираюсь, — отвечает Ингмар.

— Вряд ли у тебя получится уговорить его снова ехать в Финнбаку.

— Да я бы и не решился ему это предложить, — с улыбкой говорит Ингмар. — Думаю, сцену можно будет смонтировать из того материала, что уже есть.

Звонит телефон на стене.

— Не знаю, — говорит Стиг, опустив глаза. — Похоже, народ совершенно… мне кажется, они просто не верят, что фильм состоится. Пока царит такое настроение, ничего не получится.

— Да уж.

— Ингмар, — начинает Стиг, пытаясь встретиться с ним взглядом, — скажи, как вообще обстоят дела? Сколько мы еще здесь пробудем?

— Не знаю, — отвечает он, прижимаясь к стеклянному горлу банки.

Снова звонит телефон.

— Ты должен поговорить с шефом. Как только перестанет светить солнце, мы за неделю управимся.

— Мы могли бы сделать все за четыре дня, — отвечает Ингмар. — На это у нас есть деньги, но ты же видишь, что сегодняшний день, похоже, пропал. А если Гуннар до завтра не поправится, то можно собираться домой.

У К. А. дрожат губы.

— Все будет хорошо, — мягко увещевает Ингмар.

К. А. молча смотрит ему в глаза.

— Если б ты мог разыскать Блумквиста и его команду, мы бы сегодня съездили на машине посмотреть место самоубийства.

Сквозь стеклянные двери ресепшена Ингмар видит Бритт Арпи [42]. Он отворачивается как раз в тот момент, когда та открывает рот. «Бергман», — слышится у него за спиной.

Он убегает, чтобы не слышать ее слов о телеграмме, которая пришла утром.

Быстро идет по коридору.

Ударяется о стеклянную стену и, перевернувшись, вспархивает к потолку, отскакивает, залетает под стеклянный колпак и, обжегшись о раскаленную лампу, падает на пол. Обогнув угол, слетает по лестничному пролету и переходит на шаг.

Останавливается, непонятно зачем глядит на часы, делает еще пару шагов и тихонько стучит в дверь.

— Кто там?

Открыв дверь, Ингмар видит Гуннара, который лежит в постели и читает.

Книга сползает на грудь, он закрывает глаза.

— Решил посмотреть, как ты тут.

— Да вот так, — бормочет тот.

— Горло болит?

— Сегодня работать не смогу.

— Понимаю, — поспешно говорит Ингмар. — А как насчет завтра?

Гуннар не отвечает.

— Боюсь, денег не хватит, если мы… с этим, конечно, ничего не поделаешь, но…

Гуннар открывает глаза, губы сужаются в ниточку и бледнеют еще сильнее.

— Может, принести тебе порошки для моментального выздоровления? — спрашивает Ингмар, не в силах сдержать улыбку. — Отец показал мне поздравительную открытку, которую я нарисовал бабушке, когда мне было лет шесть. Она изрисована красными и желтыми лицами с кучей точек. На обратной стороне моя мать написала: «На картине, без сомнения, изображен большой пожар».

Гуннар снова начинает читать.

— Отец впервые захотел посмотреть фильм, пришлось пообещать ему, что все получится, — лжет он.

За окном раздается автомобильный гудок, гнусаво звучат фанфары. Когда, отодвинув занавеску, Ингмар смотрит в окно, он видит, как незнакомец, стоящий рядом с черной машиной на гравийной площадке, машет рукой.

Опустив голову, Свен ждет в коридоре рядом с его дверью. Взлохмаченные светло-рыжие волосы, уставшие глаза в обрамлении сахарной крошки белесых ресниц.

— Что случилось? — спрашивает Ингмар. — Ты как будто… даже не знаю, как сказать. Все будет хорошо, так всегда бывает.

— Просто из лаборатории сообщили об ошибке.

— Какая пленка?

— Они пока не уверены, что что-то не так, но…

— Это сцены с Гуннаром? Да? — спрашивает Ингмар. — Тогда все пропало.

Свен опускает глаза, щеки и кожа вокруг светлых бровей краснеют. Ингмар не знает, что сказать, он не в состоянии продолжать этот разговор, он слишком устал, чтобы говорить что-то ободряющее. Он закрывает дверь в номере, оставив Свена стоять в коридоре, медленно запирается на замок и ложится на живот в кровать.

Телефон трещит, временами царапая голоса, нереальное чувство кружения и падения пронизывает беседу.

— Нет, я вернулась позавчера.

— Как там Мария Луиза?

— Как обычно, — говорит Кэби. — Nur Ruhe [43]. Разбила все на части, каким-то чудом нашла дирижера, который выучил оркестровую партитуру, переложенную для фортепьяно.

В трубке раздается бульканье.

— А в воскресенье… да, точно, она устроила для нас фортепьянный концерт, — продолжает Кэби. — Пригласила кучу учеников и друзей.

— Ну и как?

— Во всяком случае, я почувствовала, что все в порядке.

— Хорошо.

— А ты как? Голос у тебя немного расстроенный.

— Даже не знаю…

— Что-то случилось?

В трубке раздается пощелкивание, на мгновение становится слышно жужжащее эхо чужих разговоров. Кэби вздыхает, голос не слушается ее, когда она начинает говорить:

— Наконец это случилось. Ты кого-то встретил?

— Что? — удивленно спрашивает он. — Прекрати, у меня тьма проблем с фильмом.

— Ты только скажи. Ты ведь знаешь, что мне можно рассказать. Дело не в ревности, просто я не хочу, чтобы ты мне лгал.

— Кэби, никого я не встретил.

— Ты ведь спишь с Ингрид?

— Вовсе нет, говорю же, все наоборот.

— Значит, ты спишь с Гуннаром, — смеясь, говорит она.

Она хохочет и отвечает, что, возможно, ему стоит попробовать.

— Вы поссорились? — спрашивает она таким же довольным голосом.

— На меня вчера что-то нашло, я орал, как сумасшедший. Гуннару от меня досталось, он заболел.

— Только бы вы успели сделать все, что задумано.

— Похоже, не успеем. Может быть, фильма вообще не будет.

— Ты серьезно?

— Ну я не знаю, деньги кончаются, все усталые и злые.

— Деньги наверняка есть.

— Было немного глупо начинать…

— Но ведь это очень важный фильм, — говорит Кэби.