Банда гаечного ключа

— Хорошо, — согласилась она, — пока что. Но она хотела позже принять более активное участие в работе. Он согласился. Равное участие. Он показал ей ступеньки в открытую кабину 85-тонного тягача марки Эвклид. Она уселась там, как сторож в вороньем гнезде, а Смит и Хейдьюк принялись за работу.

Напряженная работа. Клик-клак — режут, рвут, ломают. Они исползали весь Катерпиллер D-9A, величайший бульдозер в мире, идол всех дорожников. Насыпали столько песка в карбюратор, что Хейдьюк не мог вставить в него щуп обратно на полную глубину. Он урезал его кусачками до нужной длины. Песок в маслоприемник. Он поднялся в кабину, попытался отвинтить колпачок топливного бака. Не смог. Молотком и долотом он разбил его, отвинтил, влил четыре кварты хорошего мощного Karo в дизельное топливо. Посадил колпачок на место. Посидел на водительском сиденье, поиграл минутку выключателями и рычагами.

— Ты знаешь, что было б здорово? — сказал он Смиту, который стоял пониже, пытаясь перерубить гидравлический шланг.

— А что, Джордж?

— Завести эту паскуду, загнать ее на вершину и спустить с обрыва.

— На это ушло бы полночи, Джордж.

— Да уж, вот это было б здорово.

— Все равно мы не сможем его завести.

— Почему?

— Да там у их ротора никакой нету рукоятки от магнето. Я смотрел. Они обычно вытаскивают рукоятку ротора, когда оставляют этих тварей на дороге.

— Да? — Хейдьюк вынул записную книжку и карандаш из кармана рубашки, включил фонарик, сделал пометку: рукоятки ротора. — Знаешь, что было б здорово?

Смит, занятый ликвидацией всех физических связей между головками цилиндра и топливопроводами, спросил:

— Что?

— Мы могли бы повыбивать шпильки из всех гусениц. И когда эта штука двинется, она выскочит из своих собственных чертовых траков. Они б тут уписались.

— Джордж, тут этот трактор пока что вообще не двинется с места. С места не сдвинется теперь-то.

— Пока что.

— Так я и сказал.

— То-то и беда.

Хейдьюк выбрался из кабины и подошел вплотную к Смиту, — там, в черном свете звезд, он делал свое скромное дело, луч его фонарика четко освещал установочный винт блока двигателя весом в три автобуса Фольксваген. Вот он, желтый Катерпиллер, огромный в темноте, неясно вырисовывается над двумя мужчинами с безразличием бога, покоряясь без дрожи своей эмалированной шкуры их злонамеренным надругательствам. Аванс за эту единицу оборудования составил около 30 000 долларов. А сколько стоили эти люди? При любом рациональном химико-психо-физическом анализе? Представители нации, состоящей из двухсот десяти миллионов (210 000 000) тел? Дешевея день ото дня, поскольку массовое производство снижает стоимость единицы продукции?

— То-то и беда, — повторил он. — Все эти перерезанные провода только притормозят их, но не остановят. Черт его подери, Редкий, мы зря тратим время.

— В чем дело, Джордж?

— Мы зря тратим время.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что мы на самом деле должны взорвать этого ублюдка. Его и все остальные. Поджечь их все, я хочу сказать. Сжечь их к чертовой матери.

— Так это же тогда будет поджог.

— Да ради Бога, какая разница? Ты думаешь, то, что мы делаем, намного лучше? Ты, черт подери, хорошо знаешь, что если бы старик Моррисон-Кнудсен был сейчас здесь со своими жлобами, он был бы счастлив, если б нас тут всех перестреляли насмерть.

— Да уж, тут ты прав, не слишком они будут счастливы от этого. Не больно-то хорошо они нас поймут.

— Они нас хорошо поймут. Они возненавидят нас до чертовых кишок.

— Они не поймут, зачем мы это делаем, Джордж. Вот что я хочу сказать. Я хочу сказать, нас неправильно поймут.

— Да нет, нас поймут правильно. Нас возненавидят.

— Может, мы должны объяснить …

— Может, мы должны правильно это делать. Не возиться тут с этими сраными мелочами.

Смит молчал.

— Давай уничтожим это дерьмо.

— Я не знаю, — сказал Смит.

— Изжарим его в его собственном жиру. У меня тут в рюкзаке случайно оказался небольшой шланг с сифоном. И спички как раз случайно есть. Мы только отсосем немного топлива из бака и вроде как обольем мотор и кабину, потом вроде как бросим туда спичку. Остальное Бог доделает.

— Ага, я думаю, он бы доделал, — согласился Смит. — Если бы Бог хотел дать жизнь тут вот этому бульдозеру, он бы не заливал ему в бак дизтопливо. Разве не так? Джордж, а как насчет Дока?

— Что — насчет Дока? С каких это пор Док нам начальник?

— Он же тут вроде как финансирует нам это дело. Он нам нужен.

— Его деньги нам нужны.

— Хорошо, хорошо, скажем так: мне нравится старина Док. И мне нравится его старушка. И я думаю, мы все четверо должны держаться вместе. И я думаю, что мы не можем делать то, чего мы все вчетвером не согласились делать заранее. Подумай об этом вот в таком разрезе, Джордж.

— Ты кончил свою проповедь?

— Я кончил свою проповедь.

Теперь Хейдьюк немного помолчал. Оба работали. Хейдьюк думал. Спустя минуту он сказал: —Знаешь что, Редкий Гость? Я думаю, ты прав.

— Один раз, было, я думал, что был не прав, — сказал Смит, — но после обнаружил, что ошибался.

Они покончили с D-9A. Сифонный шланг и спички остались в рюкзаке Хейдьюка. Пока что. Сделав все, что могли: засыпав песком, смяв, порвав, порезав, покалечив и всячески оскорбив первый бульдозер, они направились к следующему, и девушка с ними. Смит обнял ее.

— Мисс Бонни, — говорит, — как тебе нравится ночная смена?

— Слишком мирно. Когда моя очередь что-нибудь ломать?

— Нам нужно, чтоб ты караулила.

— Мне скучно.

— Вот об этом уж ты нисколько не волнуйся, малышка. Скоро у нас будет столько волнений, что хватит до конца жизни и тебе, и мне. Если мы проживем так долго. Как ты думаешь, что там старина Док поделывает совсем один?

— Он в порядке. Все равно он витает в своих мыслях большую часть времени.

Другая гигантская машина появилась из темноты перед ними. Тягач; они его раскурочили. Потом следующий. Бонни наблюдает со своего поста в кабине ближайшего скрепера. Дальше! Мужчины продолжают свое дело.

— Если бы мы могли запустить моторы этих дряней, — сказал Хейдьюк. — Мы бы спустили масло, включили двигатели и ушли себе. Они бы уж сами о себе позаботились, а мы бы справились намного быстрее.

— Ну и давай, — разрешил Смит. — Спускай масло и заводи двигатели. Они схватятся крепче воловьей задницы в мгновенье ока. Их потом, сволочей, никогда не открыть.

— Мы могли бы хоть попытаться, во всяком случае. И вслед за этими словами Хейдьюк вскарабкался в кабину большого бульдозера. — Как Вы ее заводите, эту заразу?

— Я покажу, если мы найдем такую, которую можно завести.

— Может, горячий провод? Может, мы могли бы завести ее так? Обойти зажигание.

— Только не гусеничный трактор. Это тебе никакой не автомобиль, Джордж, ты знаешь. Это — D-восемь. Это тут сверхмощное индустриальное оборудование; это тебе не какой-нибудь старый Farmall там у тебя дома.

— Ладно, я готов начать брать уроки вождения в любое время.

Хейдьюк спустился вниз с водительского сиденья. Они обрабатывали пациента, насыпая горсти мелкого триасского песка в карбюратор, перерезая провода, топливопроводы, гидравлические шланги ко всем устройствам, заливая Karo в топливные баки. Почему Karo вместо простого сахара? Смит хотел знать. Льется лучше, объяснил Хейдьюк; легче смешивается с дизтопливом, не засоряет фильтры. Ты в этом уверен? Нет.

Хейдьюк ползал под бульдозером, чтобы найти сливную пробку маслобака. Он нашел ее, но ему понадобился большой гаечный ключ, чтобы ее ослабить. Они решили поискать в коробке с инструментами в кабине. Заперто. Хейдьюк сбил замок долотом и молотком. Внутри они нашли несколько простых массивных инструментов: железный гаечный ключ длиной три фута; разнообразные гигантские торцовые ключи; кувалда; разводной гаечный ключ с деревянной ручкой; гайки, болты, изоляционная лента, провод.