Кавказский гамбит

— Ну, если мечта… Только которая по счету?

Таможенники некоторое время с интересом наблюдали, как двое в машине что-то кричали, энергично размахивая руками.

— Чего они? Драться собрались?

— Отношения выясняют. Сваливаем отсюда.

И служилые пошли по своим привычным скучным, но доходным делам.

Панюшкины еще некоторое время препирались. Потом Капа сняла в гостинице дешевый одноместный номер, отскребла Ваську жесткой мочалкой в горячем душе, накормила быстрой корейской лапшой, гуляшом, водочки налила без ограничений, сама тоже выпила, раскраснелась, расслабилась. В поезде, хоть и в общем вагоне на дешевых боковых местах, трое суток блаженствовала в полном безделье и отдохнула, как никогда еще не отдыхала. Героическое завершение операции по спасению мужа добавило ей бодрости.

Капа долго возилась со сложной системой завязок, пока сняла панталоны, в которые были зашиты деньги. Справившись со штанами, подкатилась под мужнин бок на узкой кровати и не стала сопротивляться, когда он, хмельной, довольный, без лишних раздумий и проволочек навалился сверху. Природа требовала своего, и над этой надобностью он был не властен.

От жены пахло домашним, устойчивым бытом, она радостно хихикала и сопела от удовольствия — совсем как в молодости.

— Капа, Капушка, — стонал Василий, погружаясь в знакомую плоть и извергая в нее вместе с семенем пережитые страхи.

Они долго не могли отлепиться друг от друга и разогрелись по-настоящему, но не вспотели — оба легкие и поджарые. Когда все закончилось и осталось только спать, чтобы восстановить силы до утра — путь предстоял не близкий, незнакомый, Васька вдруг ни с того ни с сего, как говорится — на ровном месте, испытал отчетливое отвращение, его даже немного мутило, будто съел несвежее. Но нет, еда и выпивка были нормальными, дело в другом: он почувствовал себя предателем. По отношению к законной жене? Или к Зине? А может, к хрупкой надежде? Васька не разобрал. Только послышался ему легкий хрустальный звон. Он тряхнул головой, думая, что заложило уши, и звон действительно прошел, но ощущение, что свершилось что-то нехорошее, не отпускало. Капа, напротив, выглядела довольной. Так умиротворенно она себя давно не чувствовала. «Не было бы счастья, да несчастье подмогло», — подумала она и улыбнулась размякшими губами перед тем, как захрапеть.

С рассветом супруги уже были готовы в дорогу. Василий залил под завязку бензину, наполнил три канистры, чтобы реже останавливаться в пути, протер стекла, проверил поводки, а больше полюбовался их слаженной работой, и включил мотор. Капу посадил сзади, чтобы не отвлекала — ему надо сосредоточиться. Машин в сторону Петербурга едет много, и все на огромной скорости, а уж правила соблюдать — к этому мы не приучены, потому гляди в оба — за себя и за того парня, что летит на рожон, презирая дорожные знаки. А Капа ведь не удержится, обязательно затеет какой-нибудь неприятный разговор, скорее всего о деньгах. Все, что осталось после уплаты налога, она опять спрятала в штаны, выдавала только на необходимое и то с неохотой. Ее вчерашняя щедрость была вынужденной. Сквалыга. Даже подаренное пальто не произвело на нее особого впечатления, поскольку она в первую очередь посмотрела на ценник, который он не догадался отрезать.

Однако сегодня знаменательный день, и никакие соображения не могли заглушить вкуса победы. Василий чувствовал себя героем и был счастлив как никогда. Его мечты сбылись: и заграницу повидал, и сидел за рулем собственной желтобокой красотки, направляясь домой, к тайной зазнобе. За месяц испытаний машина и человек притерлись и понимали друг друга, можно сказать, с полуслова. Она двигалась легко, без толчков и подергиваний, сцепление переключалось мягко, словно плавало в масле, маленькое сговорчивое рулевое колесо, обтянутое нежной замшей, можно было поворачивать одним пальцем. Кондиционер регулярно подавал свежий, без пыли, воздух, поэтому стекла Вася поднял, и встречные машины, заодно с городами и деревнями, проносились мимо бесшумно, как в немом кино.

Новенькие колеса, нежно шурша, километр за километром глотали серый асфальт, и даже погода наладилась, с каждым часом делаясь теплее. А как же — скоро Кавказ, там его ждала черноглазая армянка, его старинная, припрятанная до времени любовь. На заднем сиденье, ублаженная ночными ласками дремала Капа. Ну, случились в его жизни две женщины! Что поделаешь? Разве нет у него права на склоне лет испытать подлинное счастье? И с чего вдруг он вчера посчитал себя предателем? Даже вспомнить не мог, как ни силился. Вася всегда любил жизнь, но не ценил, считая ее вечной. Теперь, побывав в пяти минутах от смерти, он убедился, что жизнь имеет конец, а это многое меняло. Вот вернется в Хосту и сразу, не откладывая в долгий ящик, переедет к Зине. А что до мнения родных и знакомых, то против каждодневной радости оно явно не тянуло.

Все. Со старым покончено. Без особых усилий с его стороны неприятности утряслись в лучшем виде, в чем Василий ни секунды не сомневался. Наступила новая замечательная жизнь. Нынче к его душевной и бытовой устроенности добавилось еще одно звено, может быть, самое последнее и самое важное. Осуществленная мечта, словно звездочка, спустилась с неба на землю и начала превращаться в маленькое чудо, вполне конкретное и даже немного уже обыденное. Более нечего и желать. Но жить без мечты Василий не умел, и произошло, казалось бы, невозможное: его мечта потеряла личную форму и обрела вид всеобщего добра и счастья, когда хорошо всем, независимо от наличия собственной автомашины, шахматного таланта или имени женщины, с которой спишь. Всем без исключения должно быть легко и радостно, и он, Вася, готов одинаково горячо любить всех вместе и каждого в отдельности.

Хотелось плакать благодатными слезами. Панюшкин жмурился, при этом кончик носа забавно шевелился. Неясный, сотканный из одних приятных ощущений туман плыл перед глазами. Василий понял, что засыпает за рулем, и срочно съехал на обочину отдохнуть. Капа маневра не заметила и продолжала храпеть, не переставая.

9

Василий отсутствовал больше месяца, пережил немало приключений, его жизнь порой болталась на волоске, но, как ни странно, то же самое время в Хосте текло своим неспешным провинциальным чередом безо всяких потрясений. Каждый день походил на другой, и даже у Мокрухиной не хватало материала для сплетен. Капа бурную деятельность по добыванию денег умело маскировала, получив наказ от мужа не ставить в известность грузина. Почтовая служащая, кстати, ее давняя знакомая, содержание телеграммы обещала не разглашать. Договор Васькина жена скрепила коробкой конфет с орехами.

Зинаида Черемисина, не желая досужих преждевременных пересудов, применила тот же прием к почтальонше на Звездочке, только конфеты были с ликером. Известие от Василия оказалось для секретарши столь же неожиданным, сколь и волнующим. Он о ней думал, он ее любил! Значит, действительно все очень серьезно и человек оказался верный. Зина вдруг остро почувствовала, что кроме Васи и ближе Васи у нее никого нет. Даже с матерью не стала обсуждать эту тему: боялась сглазить, да и соображала мама все хуже — доживет ли до весны? Тяжелая будет зима. Единственная надежда — Вася поможет.

На работе разобрать ситуацию детально Зине не хватало времени, она только постоянно чувствовала усиленное биение своего сердца. Зато ночами, перебирая в памяти встречи, касания, разговоры, обмирала от счастья, к которому так долго и так извилисто шла, и вот, наконец, приблизилась вплотную. Судьба сжалилась — хоть на крутом склоне лет, а сделала подарок. О таком можно только мечтать. Надо бы и ей как-то доказать любимому мужчине свое расположение, верность и готовность жить вместе. Как? Да проще простого — только к нотариусу сходить!

Ожидание скорого блаженства отразилось даже на Зининой внешности. Директор, сухарь и зануда, вечно недовольный подчиненными, уже не раз делал своей секретарше комплименты по поводу румянца и сияющих глаз.