Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

Все это и увидели выскочившие из кабинетов секретари, охранники, машинистки. И здесь придется заметить то самое таинственное, что до сих пор не вскрыто в многотомных делах следствия об убийстве Кирова: комиссар Борисов, который должен был сопровождать Кирова буквально по пятам, «отстал», а точнее, наверное, будет: сделал так, потому что получил приказ «отстать». Такой же приказ, очевидно, получили и все прочие, охранявшие коридор. Замечу, что Сталин, которому пытались и пытаются навесить это грязное преступление, к нему абсолютно не причастен. Не причастен хотя бы потому, что, пусть и предположительно, не доверяя Кирову, испытывая к нему нечто вроде ревности, Сталин абсолютно не боялся конкуренции, ибо авторитет его никогда не был сравним с авторитетом Кирова. Ведь когда Киров сам рассказал Сталину, что ему предлагали занять пост генсека, Сталин спокойно сказал: «Можэш… займи..»

Подбежавший Борисов начал пинать бьющегося в припадке убийцу.

— Да это же — Николаев! — крикнул кто-то. — Николаев!!

И многие опознали: да, тот самый, который работал здесь, а потом пушил жалобами, заявлениями, кричал, грозил, хлопал дверьми.

Связанный ремнями убийца орал:

— Я не сам… Я по приказу..

Его повели вниз и сразу заткнули ему рот.

А Киров уже лежал на столе Чудова, и кровавая лужа натекала из-под головы. И пол был исслежен кровяной дорожкой. Озабоченно суетились врачи: Ланг, Добротворский, прибыл главный хирург Джанелидзе и, осмотрев, изрек:

— Никаких надежд… Надо составлять акт!

Чудов крутил «кремлевку».

Красный телефон ответил сразу, но подошел Каганович.

— Киров… Сергей Миронович… Убит! — кричит Чудов. — Да… Покушение… Задержан… Передайте… Товарищу Сталину… Ждем..

Чудов отходит от стола и расширенными глазами смотрит на все более белеющее лицо Кирова. Плачет навзрыд медсестра. Плачет секретарша, Надежда Кудрявцева. Сморкаются в платки присутствующие. Грозой врывается из коридора Филипп Медведь. Взъерошенный, отвратительный людоед с отвисшей челюстью, красногубый, бровастый:

— Что вы тут натворили!! — орет. — Черт!! — Он вдруг осекся, засипел.

Звонок… СТАЛИН! Подходит трясущийся Чудов:

— Да… Киров… Сергей Миронович… Убит… Врачи здесь… Профессор..

Сталин требует к телефону Джанелидзе. Профессор сначала говорит по-русски, потом по-грузински. Кивает головой:

— Да., да… Случилось… Товарищ Сталин..

А через час уже весь погруженный в зимние сумерки Ленинград знал о случившемся. Напоминал взворошенный муравейник. Остановились трамваи, из них вываливались возбужденные толпы. Возникали еще стихийные митинги. Всюду ропот, ропот, шевеление толпы и одно слово, без конца повторяемое: Киров… Киров… Киров! Да, Россия умеет скорбеть и умеет воистину иному сочувствовать… Пусть она даже и паршивая, подлая, радостная как бы скорбь! Ну вот! Правда! Орудуют враги!! Даже Кирова убили! Кого теперь? И в Ленина ведь стреляли, великого вождя. И опять трясли то ли расстрелянную, то ли помилованную (будто) и все живущую по тюрьмам, а не то на Соловках Фейгу Ефимовну Ройдман, то бишь Фаню Каплан, а может быть, даже Дору Ройд. «Большевики» умели прятать секреты. Секрет же убийства Сергея Мироновича Кострикова, а он же великий революционер Киров и бесспорный слуга Хозяина, н е раскрыт истинно до сих пор. Трижды позднее пытались это сделать и трижды лгали, изо всех сил пытались свалить все на Сталина «объективные» комиссии, возглавляемые единоверцами убийц… Как позднее рыла-копала вернувшаяся из лагерей «большевичка» Шатуновская! Как хотели оклеветать Сталина и другие-прочие «прокуроры», те, что оправдали позднее и Зиновьева, и Каменева, и Бухарина (не хватило пороху оправдать еще и Ягоду!). А секрета убийства Киров и нет никакого: был убит в результате хорошо подготовленного заговора по приказу Ягоды и стоявших выше его и за его спиной, жаждавших снова владеть Россией.

Сталин с побелевшим лицом слушал телефон из Смольного. На пороге кабинета, забыв о докладе, неустанно торчал Поскребышев.

— Ждат… камысыю… Тэло Кырова… в больницу. Вэздэ ввэсты чрэзвичайное положение. Смольный окружить войсками НКВД. Провэрить улыци, крыши, чэрдаки… Всо!

Трубка красного телефона, не положенная на рычаг, издавала томительно стонущий зуммер. Сталин раздраженно хлопнул по рычагу. Стоявшему по стойке «смирно» Поскребышеву:

— Ко мнэ… Ягоду… Эжева, Молотова, Ворошилова… Жьданова..

Через час уже было готово написанное Сталиным и Молотовым положение о борьбе с терроризмом, давшее страшную власть людям, не умевшим и не хотевшим разумно ею пользоваться. И в тот же час поднятая по тревоге парадная дивизия имени Дзержинского уж растягивалась вдоль всей дороги-стрелы Москва — Ленинград, агенты ОПТУ заняли все вокзалы и станции. Ягода уже отбыл в Ленинград. Поехал раньше не случайно. Надо было подготовить убийство Сталина. За станцией Бологое на линии был заложен фугас, а в Ленинграде Сталина ждала группа снайперов и метателей гранат.

Ночью 2 декабря, ближе к утру, правительственный спецпоезд из трех вагонов летел по охраняемой линии. В поезде были Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов, Ежов, Поскребышев, Вышинский и — Валечка Истрина, с которой вождь теперь не расставался..

Сталин ехал в третьем вагоне, всю ночь не спал, пил крепкий чай, читал и делал пометки в своей записной книжке, — ее он носил теперь в левом кармане френча. А под френчем на Сталине была надета броневая защита. Не так давно доставили из Америки. Сталин на даче примерил «кольчугу» — так назвал ее сам и сразу снял: «Тажило! Нэудобно..» Но 2 декабря кольчугу он не снимал. Тайная разведка, поднятая на ноги, предупреждала: за станцией БОЛОГОЕ в пути может быть взрыв! Но и здесь Сталин опередил Ягоду. Саперы осмотрели каждый метр пути и действительно нашли взрывчатку. Из-за этого поезд останавливался, зато потом проскочил Бологое без остановки и рано утром прибыл в Ленинград. Добавлю, что впереди спецпоезда с вождями шел бронепоезд! Сталин умел охранять себя и мгновенно сделал выводы из случившегося.

На вокзале, оцепленном войсками, встречали Сталина Чудов, Кадацкий, Медведь и прибывший ранее Ягода, прятавший собственную ярость: вождь опять невредим! А Запорожец, исполнитель поручений, тем временем катил «лечиться» в Крым. Рапортовал Сталину Филипп Медведь, но Сталин не стал его слушать, а яростно со словами: «Нэ убэрэглы!» — ткнул его кулаком в лицо и молча пошел к машинам. Вместо Смольного, как предполагал Ягода и где машину вождя должны были забросать гранатами, Сталин, приказав оцепить Смольный войсками, сразу поехал в больницу. Так он еще раз избежал нового покушения. А спасла все та же слушающая разведка.

Постояв в отдельной палате возле уже соборованного, подготовленного к перевозке в Таврический для прощания с ленинградцами Кирова (казалось, он просто уснул), Сталин сморщился, торопливо вытер кулаком лицо и усы и, повернувшись резко к стоящему за спиной Власику, бросил:

— В Смольный!

Теперь уже все улицы по пути следования, а возле Смольного и в пределах винтовочного выстрела были оцеплены войсками. Террористы, тайно предупрежденные Ягодой, едва успели скрыться.

В вестибюле Смольного Ягода вытащил револьвер и пошел впереди процессии, вероятно, сожалея, что нет возможности выстрелить в вождя. Сам Ягода очень любил жизнь и рисковать ей ни за что бы не решился, хотя, конечно, и не знал о том, что еще в поезде личная охрана Сталина и ее командир Николай Сидорович Власик получили приказ особо следить за Генрихом Григорьевичем Ягодой и за Медведем и стрелять без предупреждения, если возникнет необходимость. Слева от Сталина и чуть заслоняя его, готовый прикрыть, шагал Власик, справа — помощник начальника охраны Хрусталев, державший наготове наган, чтобы выстрелить в Медведя. Сам Сталин, слегка прищу-рясь, держал руку в кармане шинели, и теплая рукоять браунинга удобно вкладывалась в ладонь. Слава Богу, правая рука была абсолютно здоровой и сильной, а стрельбой Сталин увлекался всегда. В Кремле был хороший «ворошиловский тир», где вожди упражнялись в стрельбе (преуспевали Жданов, Каганович, Власик, но отнюдь не Ворошилов!). Сталин всегда тренировался один (Власик не в счет), а в кунцевском парке для стрельбы была особая, отдельная площадка. Сталин был неплохим стрелком, куда Ворошилову, хотя с именем этого наркома было связано похвальное и обязательное увлечение стрельбой в Осоавиахиме, были и значки, похожие на ордена, — «Ворошиловский стрелок». Об еженедельных, если не ежедневных, тренировках вождя в стрельбе хранилось абсолютное молчание.