Вопрос — ответ

Вот оно, мое жилище — сотня квадратных футов, жалкая лачуга, куда не проникают ни солнечный свет, ни чистый воздух. Ржавый металлический лист, заменяющий крышу, страшно дребезжит, когда над головой проносится поезд. Водопровод и санузел отсутствуют. И это все, что может себе позволить официант из бара. Но я здесь не один такой. Миллион моих собратьев разместились на болотистом треугольнике заброшенной пустоши площадью в двести гектаров. На этой величайшей в Азии свалке нищие бродяги со всех концов страны вынуждены сражаться за каждый клочок земли под небом. Каждый день тут случаются шумные драки — к примеру, за ведро воды, которая подчас несет смертельную заразу. Местные обитатели живут как бродячие звери и умирают как насекомые. Откуда их только не понаехало: из пыльного Бихара, Гуджарата… Все рвались в Мумбаи, мечтая разбогатеть и начать веселую жизнь, однако золото их грез давно обратилось в свинец, сердца проржавели, а разум разъела гангрена. Как у меня.

Дхавари не место для впечатлительных. Если делийский детдом унижал нас, то здешнее мрачное запустение притупляет все чувства и омертвляет душу. Сточные канавы кишат москитами. Вонючие, перемазанные экскрементами сортиры полны голодных крыс, из-за которых забываешь о запахе и думаешь лишь о спасении собственного зада. На каждом углу высятся склизкие горы хлама, откуда некоторые из нас нет-нет, да ухитряются выудить что-нибудь полезное. Иногда, чтобы протиснуться по узкому кривому переулку, нужно зажать нос или постараться не дышать. Но все же для множества людей это и есть родной дом.

Среди современных небоскребов и залитых неоновым сиянием торговых центров наш район кажется раковой опухолью прямо в сердце Мумбаи. Город же делает вид, будто слыхом не слыхивал о такой болезни. Отказавшись мириться с нею, он объявил ее вне закона. Поэтому все без исключения дома в Дхавари считаются нелегальными постройками, что подлежат неминуемому сносу в любое время. Правда, местных поселенцев больше занимает борьба за существование, чем подобные мелочи. Они без зазрения совести проживают в запрещенных квартирах, пользуются запрещенным электричеством, пьют запрещенную воду и смотрят запрещенное кабельное телевидение. Мало того — работают на бесчисленных подпольных предприятиях и даже путешествуют «по-черному», без билетов, на пригородных поездах, минующих колонию.

Уродливый рост раковых клеток нельзя остановить, перестав обращать на них внимание. Медленное убийство будет лишь продолжаться, отравляя ослабевшее тело.

Итак, я каждый день добираюсь из Дхавари к бару-ресторану «У Джимми». Что хорошо в моей работе — начинается она, как правило, не раньше полудня. За это единственное достоинство нужно с лихвой расплачиваться долгими ночами без сна, обслуживая пьяных шутов и грубиянов, бесконечно выслушивая их сетования на судьбу. Знаете, что я понял? Виски — превосходный уравнитель. Будь ты хоть крупная шишка рекламного бизнеса, хоть неприметный литейщик, если не умеешь пить — ты просто жалкий бражник.

После прискорбной истории с Шантарамом я думал, что уже не смогу общаться с пьянчугами. Но что было делать, если только здесь мне предложили работу? Остается слабо утешаться: в конце концов, запах виски не столь противен, как вонь общей уборной, а пьяные жалобы гораздо меньше режут ухо, чем вечные истории насилия, растления, болезней и смерти, от которых никуда не денешься в тесных переулках Дхавари. Я даже научился изображать интерес. Достаточно в нужных местах поддакивать, многозначительно хмыкать, периодически восклицая: «Неужели?» и «Ну надо же!», будто бы впервые услышал о том, что на свете бывают неверные жены и негодяи-начальники (а что еще здесь могут поведать?), время от времени услужливо подбадривая посетителя взять еще немного соленых орешков кешью, заказать жареного цыпленка и, разумеется, запить его добрым виски. Еще я каждый день с замиранием сердца жду, когда же придет письмо от работников «КХМ», извещающее, что меня берут участвовать в телевикторине. Однако почтальон приносит какую-то ерунду вроде приглашений бесплатно попробовать пиццу в кафе на углу.

Предчувствие провала начинает затуманивать мой разум. Должно быть, особая цель, которая привела меня сюда, не по зубам простому официанту. Наверное, я плыву против течения. В этом деле задействованы чересчур могучие силы, а значит, бесполезно и бороться. Но в памяти снова звучит плач Ниты, рыдания Неелимы разрывают сердце, и воля к победе возвращается. Я должен попасть на викторину! Ну а до тех пор буду слушать россказни городских пьянчужек. Всякие попадаются истории: хорошие и плохие, смешные и печальные. И среди них — одна вообще ни в какие ворота.

Полночь уже прошла. Однако единственный посетитель никак не собирается восвояси. К счастью, сегодня последний день моей каторги. Завтра возвращаются Рози с отцом, и можно будет рано уходить домой, как все нормальные люди.

Считая с десяти часов, это уже пятый стакан. Клиент явился на личном «мерседесе», который поджидает снаружи. Водитель сладко храпит в машине — видимо, знает, что хозяин никуда не торопится. Мужчине чуть больше тридцати, на нем шикарный темный костюм с шелковым галстуком и сверкающие кожаные туфли.

— Мой милый брат, мой милый брат! — восклицает он каждые две минуты, прихлебывая виски «Блэк лейбл» и закусывая шами-кебабом. [65]

Управляющий поворачивается ко мне и щелкает пальцами.

— Томас, подсядь к тому господину и расспроси его о брате. Не видишь, бедолага совсем расклеился.

— Но как же, сахиб, уже за полночь. Может, попросить его уйти? Мой поезд отходит в полпервого.

— Поспорь мне еще, зубы пересчитаю! — рявкает хозяин. — У клиента собственный «мерседес», а ты… Давай, заведи с ним беседу. Раскрути этого парня купить шотландского виски «Сингл мальт» из новых запасов.

Посмотрев исподлобья на управляющего, как обиженный школьник на грозного задиру, я неохотно подсаживаюсь к посетителю.

— О, милый брат! Надеюсь, ты простишь меня! — жалобно стонет тот и снова вгрызается зубами в мясо.

Больше всего он похож на осла, хотя и в «светлый» период: залил за воротник, и теперь причитания льются без остановки.

— Что же произошло с вашим братом, сэр? — почтительно интересуюсь я.

Мужчина поднимает голову, смотрит мутными полуприкрытыми глазами:

— Зачем ты тревожишь мою рану?

— Расскажите мне о своем брате, сэр. Возможно, боль немного утихнет.

— Оставь, ее ничто не угасит. Даже виски.

— Хорошо, сэр, не хотите говорить о нем, давайте потолкуем о вас.

— Да знаешь ли ты, кто я?

— Нет, сэр.

— Я Пракаш Рао, управляющий директор «Сурия индастриз», крупнейшей в Индии фирмы по производству пуговиц.

— Пуговиц?

— Именно. Всяких-разных пуговиц — для рубашек, брюк, пальто, юбок и кофточек. Это мы их делаем. Каких только сортов не выдумываем, из чего угодно: из полиэфирных смол, из ткани, кожи, пластмассы, даже из верблюжьей кости, из рога, ракушек и дерева. Видел когда-нибудь рекламу в газетах? «Только у нас, в „Сурия“, самый богатый выбор пуговиц для любой одежды — от пальто до трусов». Спорим, на твоей рубашке тоже наша продукция.

— Ну а ваш брат, как его имя?

— Братец-то? Арвинд Рао. О, мой несчастный, мой дорогой Арвинд! — опять заводит волынку посетитель.

— И что приключилось с Арвиндом? Что он сделал?

— Раньше был владельцем «Сурия индастриз». Пока я не занял его место.

— Как же так получилось? Извините, позвольте плеснуть вам немного «Сингл мальт». Прямо из Шотландии, только вчера доставили.

— Спасибо. Приятно пахнет. Помню, я впервые попробовал эту штуку в Порт-Луи, на Маврикии. Во время свадебного путешествия.

— Вы говорили о том, что заменили брата.

— Ах да. Он был чудесным человеком. И все же потерял свое место, потому что сошел с ума.

— Неужто сошел с ума? Невероятно! У вас орешки кончаются, возьмите-ка новую миску.