Ищи ветер

Я вышел из воды в превосходном настроении. И лег обсушиться на солнышке.

Это должно было случиться. Если тратить деньги, как я, не считая, рано или поздно потеряешь кредит. А кредит — такая штука, кто его потерял, того легко найти. Когда девушка в окошке щелкнула ножницами по моей последней карточке, чувство было, как у правонарушителя в бегах, когда он видит в газете свой фоторобот и говорит себе: «Надо же, очень похож!» То есть вдруг становится куда труднее затеряться в толпе. Банкрот — это прозрачно и недвусмысленно. Вся закавыка в том, что, когда скатываешься на дно, глубина теряет всякую таинственность. Наконец-то. Я расплатился на заправке наличными, припарковался в сторонке от бензоколонок и, выйдя из машины, уселся на капот «Бьюика» — лучше места для медитации не найти. Разложил на теплом металле свои последние мятые доллары. Насчитал сто шестьдесят восемь.

Проблема-то выеденного яйца не стоила. Кончились деньги? Звонок-другой — и я мог бы хоронить себя дальше еще на несколько тысяч долларов, это точно. Но станет ли от этого легче? Вот в чем вопрос. Поможет ли пополнение текущего счета хоть что-то прояснить в моей жизни? Первым побуждением — я, как-никак, североамериканец — было ответить утвердительно, но и альтернатива напрашивалась сама собой. Я достал из бардачка И-цзин, нашел в карманах три монетки — посмотрим, что скажет мне этот лукавый оракул. Цзин,сказал он, колодец. «Если почти достигнешь воды, но еще не хватит веревки для колодца, и если разобьешь бадью, — несчастье!» Я размышлял, рассеянно поигрывая монетками. Телефон-автомат в вестибюле заправочной станции знать меня не желал. Сто шестьдесят восемь долларов, если вдуматься, совсем неплохие деньги. Вовсю светило солнце. Влажный бриз дул с запада, приносил запахи земли, непривычные, какие-то плотские. Следуя железной, хоть и труднопостижимой логике, я отправился в Луизиану.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Дерек не спускал с меня глаз. Неподвижный, как изваяние, на табурете за кассовым аппаратом, долговязый, поджарый негр целыми днями наблюдал, как я потею над электроплитой и обжигаю руки то грилем, то кипящим маслом, что всякий раз вызывало у него неудержимый хохот. Меня это даже раздражать перестало, уж очень искренне он веселился. А все остальное время — просто не спускал с меня глаз. К чему придраться — не находил и все равно опасался. Я бы тоже опасался на его месте. Каждый вечер около одиннадцати, закрыв лавочку, он ставил мне пиво, расплачивался наличными за отработанный день, а когда я уходил, с тревогой смотрел мне вслед. Наутро я являлся на работу без опоздания, и при виде меня лицо у Дерека в первую минуту вытягивалось. Он не мог взять в толк, каким ветром занесло белого человека с непривычным выговором в Шелл-Бич и, тем более, с какой стати ему понадобилось работать за черный нал в паршивой забегаловке. Впрочем, благодаря гибкости ума и широте взглядов он мало-помалу привыкал.

Только один раз спросил, какого черта я здесь торчу. Я не сказал ему правды — что просто ехал по сорок шестой автостраде и доехал до конца, — а ответил коротко, что я на пенсии. Дерек расхохотался, и я улыбнулся ему в ответ. Задыхаясь от смеха, он только покачал головой: «Okay, man… okay», — давая понять, что уважает мои резоны, какими бы они ни были. Или считает меня безобидным психом, что, впрочем, одно и то же. В Луизиане летом слова экономят. Жарко.

Я и сам толком не знал, какого черта здесь торчу. Луизиана всегда была для меня тем краем мечты, в который не едут из боязни разрушить зыбкий миф. У Моники был свой — саванна, Кения. Лично мне эту Кению век бы не видеть. «Ну да, газели. Ну и что?» Она немного обижалась. Но так не бывает, чтобы во всем сходиться. У меня вот была Луизиана. Раки, аллигаторы. И блюз, и балки, именуемые индейским словом «байю», с их невиданной ползучей и дремучей растительностью, и креольская речь, и вуду, и черта в ступе… Дело вроде бы не в том, не в другом и не в третьем, но это и была мечта. Не мечта даже — вибрация, непередаваемое ощущение, как сон, который имеет смысл, только пока его никому не рассказываешь. И был, конечно же, Новый Орлеан, the Big Easy,как зовут его сами американцы, — Покладистая Толстуха, если переводить дословно. И жара, и высокий уровень влажности, преступности, неграмотности, алкоголизма… да еще и ассимиляция кажёнов [32]. Все вместе — безутешное веселье под аккордеон и стиральные доски, с привкусом кайеннского перца и карри, пота и паленой водки. Тысяча причин любить Луизиану и тысяча причин ее ненавидеть, и причины эти — одни и те же. Луизиану любишь, как любишь уродливого пса.

Я зашел в «Ди-Джей Кафе» выпить пива перед обратной дорогой. Вообще-то я собирался в Лафайетт, к кажёнам, но заметил у дверей ресторана объявление. Help Wanted [33]. К тому времени я смирился с мыслью, что продам «Бьюик», когда истрачу последние доллары, «Бьюик», а потом доски для серфинга или наоборот, а потом что-нибудь еще, Бог его знает, в общем, до полной ликвидации всех моих ресурсов. Можно было придумать план и получше, но этот был хорош своей простотой. Я пил пиво и думал, до чего же люблю эту колымагу, с ее капризами и ржавчиной под крыльями. Взгляд в сторону стоянки окончательно меня убедил. Работать так работать. В тот момент идея показалась мне блестящей. Дерек нанял меня через пять минут, предупредив, что если я вздумаю смыться с выручкой, как сделал его последний повар, он всадит мне по пуле в оба колена. Грозное предостережение: я невольно улыбнулся, и он счел это добрым знаком. Работа была простая. Мы открывались в одиннадцать утра, закрывались когда как. Шесть долларов в час и бесплатная кормежка — кроме креветок. Выходной в воскресенье.

Жил я в хибаре на берегу, на самой окраине поселка, насчитывавшего ни много, ни мало, триста жителей. Не дом, а недоразумение — одна большая комната на сваях, зато снял я его, можно сказать, даром, с задатком в пятьдесят долларов. Хозяйка вроде бы прониклась ко мне доверием — я подозревал, что это христианское милосердие в ней говорило. Под «всеми удобствами» подразумевались туалет, газовая горелка, сетка от комаров и, разумеется, вентилятор. Стоит упомянуть еще гамак и вид на узкий залив, именуемый Кривым озером.

С Дереком мы поладили. А через несколько недель, когда он свыкся с мыслью, что я и завтра приду на работу, даже подружились. Он познакомил меня со своей женой Джанин и двумя мальчишками, приглашал обедать, несколько раз мы вместе ездили в Новый Орлеан. Я находил, что он с чудинкой, он — что я с заскоками. Разговаривали мы мало. И он никогда не спрашивал, откуда я такой взялся.

Выматывался я, конечно, сильно, но работа мне, как ни странно, нравилась. Задыхаться от жары, драить кастрюли, обжигаться и томиться однообразием — во всем этом было что-то гипнотическое. Я сосредоточивался на мелочах — румяный гамбургер, чистый котелок, стойка без единого пятнышка, — только так можно было справиться и не свихнуться. Меня устраивала эта запрограммированность, дававшая ровно столько свободы творчества, сколько мне требовалось. Я добавил в меню омлет по-мексикански и похлебку из даров моря, которой весьма гордился. Себестоимость, правда, была высокая, и патрон морщился, но мой супчик пользовался спросом.

Как-то в середине лета Дерек пригласил меня провести выходной на катере; его старенький «Крис Крафт» с тарахтящим мотором и трухлявыми панелями красного дерева именовался «Вуду Чайл», в память о Хендриксе. Пригласил, по правде сказать, потому, что его двоюродный брат Морис подался на заработки в Техас и Дереку не с кем стало рыбачить. Коротать день в одиночку в Мексиканском заливе, накачиваясь пивом, ему не улыбалось, а я оказался под рукой. Обычно по воскресеньям мы с «Бьюиком» уезжали в балки-«байю» и колесили по разбитым дорогам, то и дело увязая в болотах. Я останавливался, где придется, подкреплялся в закусочных подозрительными блюдами и пытался заговаривать по-французски с впавшими в детство стариками — безуспешно. Наверное, надо было забраться подальше на запад. Чтобы убить время, я покупал одноразовые фотоаппараты. По одному на день, а в воскресенье — три. Их уже валялось в машине сорок семь — это когда я в последний раз считал. В магазинчике Шелл-Бич изучили мои привычки и, увидев меня у кассы, без вопросов добавляли к покупкам пачку «Мальборо» и «Фуджи Квикснэп».