Инес души моей

— Боюсь, что лейтенант Нуньес не будет столь великодушен, как вы, сударь. Он этих двоих из-под земли достанет: они слишком много знают, и ему будет очень некстати, если они вдруг заговорят, — сказала я.

— Сударыня, поверьте, мне достанет власти отправить Нуньеса гнить в джунглях Чунчо, и я обязательно это сделаю, — пообещал мой спаситель.

Вот так я познакомилась с Вальдивией. Он был главнокомандующий войсками Писарро, герой многих войн, один из самых богатых и влиятельных людей в Перу. Раньше я его несколько раз видела мельком, но только издали, и восхищалась его арабским скакуном и природной статью.

В ту ночь решились судьбы Педро де Вальдивии и моя. Мы оба много лет ходили кругами, ощупью пытаясь отыскать друг друга, пока наконец не встретились во дворе этого домика на улице Темпло-де-лас-Вирхенес. Я была очень благодарна Педро и пригласила пройти его в мою скромную гостиную, пока Каталина пошла за бутылкой вина — вина в моем доме всегда было вдоволь, — чтобы попотчевать гостя. Каталина, прежде чем раствориться в воздухе по своему обыкновению, за спиной у гостя сделала мне знак, и я поняла, что это был именно тот человек, появление которого предсказывали ее гадательные ракушки. Я очень удивилась, потому что и представить себе не могла, что судьба мне назначила такого важного человека, как Вальдивия, и стала в желтом свете лампы рассматривать его с ног до головы. То, что я увидела, мне понравилось: глаза синие, как небо Эстремадуры, мужественные черты, открытое, хотя и суровое лицо, коренастая фигура, прекрасная военная выправка, руки, загрубевшие от шпаги, но с длинными и изящными пальцами. Все части тела у него были в наличии, что было настоящей роскошью в Новом Свете, где столько мужчин отмечены отвратительными шрамами или потеряли в битвах глаза, носы, а то и руки или ноги. А что увидел он? Худощавую женщину среднего роста с распущенными и растрепанными волосами, карими глазами и широкими бровями, босую, в одной рубашке из самой простой ткани. Молча смотрели мы друг на друга целую вечность, не в силах отвести глаз. Хотя ночь была холодная, тело у меня пылало, и струйка пота катилась по спине. И Вальдивию, я знаю, одолевала та же буря, потому что воздух в комнате сгустился. Каталина появилась из ниоткуда с вином в руках, но, почувствовав, что с нами творится, испарилась снова, оставив нас одних.

Потом Педро признавался мне, что в ту ночь не взял на себя инициативу, потому что ему нужно было время, чтобы успокоиться и подумать. «При виде тебя мне в первый раз в жизни стало страшно», — скажет он мне спустя много лет. Он не держал наложниц и сожительниц, ничего не было известно про его любовниц, у него не было отношений с индианками, хотя, полагаю, услугами продажных женщин он все же иногда пользовался. По-своему, он всегда оставался верен Марине Ортис де Гаэте, перед которой был виноват, потому что влюбил ее в себя в тринадцать лет, но не сделал счастливой и покинул ради рискованного путешествия в Новый Свет. Он чувствовал себя в ответе за нее перед Богом. Но я была свободна, и, даже если бы Педро содержал полдюжины наложниц, я бы его полюбила точно так же — это было неизбежно. Он прожил почти четыре десятка лет, а мой возраст близился к тридцати; нам обоим нельзя было терять время, поэтому я решилась взять дело в свои руки и направить в нужное русло.

Как это мы стали обниматься так скоро? Кто первым протянул руку? Кто стал искать губы другого, чтобы соединить их в поцелуе? Конечно, это была я. Мне едва удалось отыскать в себе голос, чтобы нарушить полное невысказанных желаний молчание, в котором мы взирали друг на друга. Ничего не скрывая и без всякого стыда я выложила ему, что жду его уже давно; что он мне являлся в снах; что гадательные ракушки предсказывали его появление; что я готова любить его всегда и все прочее, что можно обещать в таких случаях. Педро побледнел и неловко попятился, пока не уперся спиной в стену. Какая женщина в своем уме будет так разговаривать с незнакомцем? Но все же он не решил, что я совершенно тронулась рассудком или что я просто одинокая гулящая женщина, которую судьба случайно занесла в Куско, потому что он тоже всеми костями тела и закоулками души чувствовал уверенность в том, что мы были рождены, чтобы любить друг друга. Он испустил вздох, почти всхлип, и прошептал мое имя надломленным голосом. «Я тоже тебя ждал», — кажется, сказал он. А может, он этого и не говорил. Думаю, с течением жизни мы украшаем одни воспоминания и стараемся забыть другие. Но в чем я уверена, так это в том, что в ту же ночь мы занялись любовью и с первого же объятия нас охватил один и тот же пламень.

Педро де Вальдивия возмужал среди шума войны и ничего не знал о любви, но, когда она пришла, он был готов принять ее. Он поднял меня на руки и в четыре больших шага отнес на кровать, куда мы повалились как подкошенные, он сверху меня, целуя и покусывая, пока рывками освобождал свое тело от дублета, панталон, сапог, чулок, отчаянно и с напором юноши. Я позволила ему делать все, что ему хотелось, давая возможность отвести душу. Сколько времени он провел без женщины? Я прижала его к груди и чувствовала биение его сердца, его животный жар, его мужской запах. Педро многому предстояло научиться, но спешить было некуда: в нашем распоряжении была вся оставшаяся жизнь, а я была хорошим учителем, — за это, по крайней мере, я была благодарна Хуану де Малаге. Как только Педро понял, что за закрытыми дверьми спальни заправляю я и что в этом нет ничего позорного для него, он с радостью стал повиноваться мне. На это понадобилось некоторое время — часа, скажем, четыре или пять, — потому что он полагал, что повиноваться — дело самки, а доминировать — самца; это он видел в животном мире, и этому научила его война, но не напрасно Хуан де Малага столько лет обучал меня понимать собственное тело и тело мужчины. Я вовсе не хочу сказать, что все мужчины одинаковы, но они достаточно похожи, и немного интуиции достаточно, чтобы любая женщина могла доставить удовольствие любому мужчине. В обратную сторону не совсем так. Немногие мужчины умеют удовлетворить женщину, и еще меньше тех, кто заинтересован в этом. У Педро хватило ума оставить свою шпагу за дверью и покориться мне. Подробности этой первой ночи не так уж и важны; достаточно сказать, что мы оба открыли для себя настоящую любовь, потому что до тех пор ни разу не переживали слияния души и тела. Мои отношения с Хуаном были сугубо телесными, а его с Мариной — исключительно духовными. В наших с ним отношениях соединилось и то и другое.

Вальдивия оставался в моем доме два дня. Все это время ставни не открывались, никто не пек пирожков, индианки ходили по дому на цыпочках, а нищих кормила Каталина — маисовым супом. Нам эта чудесная женщина приносила вино и еду в постель. Кроме того, она приготовила большой кувшин с горячей водой, чтобы мы помылись — перуанский обычай, которому она меня научила. Как все испанцы, Педро считал, что принимать ванны опасно, что это ослабляет легкие и приводит к разжижению крови, но я убедила его в том, что это не так, ведь перуанские индейцы моются ежедневно, но ни у кого из них не размягчились легкие и кровь не стала водянистой.

Эти дни пролетели на одном дыхании: мы рассказывали друг другу о своем прошлом и любили друг друга в каком-то огненном вихре. Нам все казалось, что мы отдаемся недостаточно, мы безумно желали раствориться один в другом и умереть: «Ах, Педро!», «Ах, Инес!». Мы вместе падали с небес на землю и оставались лежать, переплетя ноги и руки, обессилевшие, влажные от пота, и разговаривали шепотом. Потом желание появлялось снова, еще более сильное, зарождаясь где-то между влажных простыней. Запах мужчины — мужчина пахнет железом, вином и конями — сливался с запахом женщины — женщина пахнет кухней, дымом и морем — в общий аромат, единственный и незабываемый, дыхание джунглей, наваристый бульон. Мы научились вместе возноситься на небеса и стонать от одного удара кнутом, застывая где-то на краю смерти и в конце концов падая в глубокое забытье. Мы засыпали, а затем снова просыпались, готовые заново начать любовные игры. Так продолжалось до зари третьего дня, когда нас разбудили крики петухов и запах свежего хлеба. Тогда Педро, изменившись в лице, попросил свою одежду и шпагу.