Князь тумана

— Я чувствую себя здесь как дома, — сказала она с тем довольным и теплым выражением, от которого даже на пасмурный день лег золотистый отблеск. Странную картину вызывали эти слова — дом госпожи Ганхауз! Неужели в нем тоже по стенам могут висеть таблички с надписью "Silentium"?

— Все, молодой человек! Кончились большие каникулы, — заявила она сидевшему напротив Теодору Лернеру, чье покрытое бронзовым нордическим загаром лицо странно контрастировало с крахмальным стоячим воротничком, — пора приниматься за работу.

Сначала она удивила его тем, что он, Лернер, оказывается, открыл остров Медвежий. Она, дескать, догадывается, что он по своей безукоризненной честности скажет: остров Медвежий известен людям уже не первый век, он нанесен на карту, описан, измерен Виллемом Баренцем, морские рыболовные флоты разных наций используют его в качестве якорной стоянки и перевалочного пункта, а на дипломатических конференциях сопредельных государств уже велись переговоры о Медвежьем острове, так что он может этого не повторять. В женском читальном зале Франкфурта-на-Майне, где она сразу (как, впрочем, и в читальном зале любого другого города) почувствовала себя как дома ("для меня читальный зал то же, что для счастливой жены кухонный очаг"), она нашла в замечательных статьях о Колумбе точный прообраз "нашей ситуации с Медвежьим островом". Честь открытия принадлежит не тому, кто первый увидел предмет, рассмотрел и снова бросил, а тому, кто перевел его в сферу реальности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Никто до сих пор не знал, что там, на Севере, под покровом карстовых известняков и скудной растительности, на островке, над которым с криками носятся морские птицы, таится, совсем как в "Кольце Нибелунгов", неведомое сокровище. Остров Медвежий был ничьим, бесхозным, а "бесхозный" значит ничего не стоящий. Открыть что-то значит не что иное, как сделать из вещи то, что она на самом деле собой представляет. Тут Лернер окончательно растерялся: что же такое Медвежий остров на самом деле?

Госпожа Ганхауз с трудом сохраняла терпение, видя такую недогадливость. Хотя в главном зале "Пиковой дамы" в это время не было посетителей, она из предосторожности не позволяла себе говорить в полный голос. Но то, что она говорила шепотом, придавало ее словам особенную значительность.

— В современном мире, в котором мы оба, к счастью, живем, — принялась объяснять госпожа Ганхауз, — людям наконец удалось с помощью понятной и легко применимой формулы свести к единому знаменателю все факторы жизни: все политические, исторические и социальные явления, все продукты естественного и рукотворного происхождения. Благодаря этой формуле ныне нет такой сущности, которая была бы несоотносима с другими. Наконец-то мы преодолели стену, до сих пор не позволявшую нам, говоря попросту, "сравнивать груши с яблоками". Истина новой жизни заключается в принципиальной сопоставимости и взаимосвязанности всего сущего. Только экономика, произведя свою тихую, но неостановимую, как стихийный процесс, революцию, действительно создала то равенство, которого добивалась политика. В глазах победивших новых экономических деятелей благодаря волшебной формуле, которая живет в их сердцах, сопоставимы все вещи: горшок с гераныо, стихотворение Эмануэля Гейбеля [16], локомотив, королевская корона и, между прочим, тот самый Медвежий остров — сопоставимы благодаря тому, что у них есть цена!

Лернер, наверное, и сам это уже понял. То, что не имеет цены, не может входить в эту величественную систему, ему в ней нет места, и потому оно не может включиться в единую мировую цепь тотальной соотнесенности, вследствие чего теряет всякий смысл и может считаться несуществующим.

Плоды чтения превращались в руках госпожи Ганхауз иной раз в весьма пикантный салат.

— Понимаете теперь, почему именно вы открыли Медвежий остров и по праву носите за это звание Князь тумана? Редактор "Кассельской ежедневной газеты" инстинктивно угадал истину: насчет "туманов" с ним вполне можно согласиться, Медвежий остров, наверное, окутан туманом, зато "князь", то есть "властитель" — это уж, бесспорно, констатация реального факта, в которой содержится признание ваших заслуг. Так вот, пока вы открывали в высоких широтах Медвежий остров и, невзирая на все опасности, производили операцию по установке столбов, причем я безгранично восхищаюсь предпринятыми вами шагами, я здесь, в Германии, не покидая ее пределов, в сотнях километров от Медвежьего острова, так сказать не вставая с кресла, совершила второе открытие Медвежьего острова. Я создала предпосылки для включения Медвежьего острова в систему кругооборота, включившись в которую он наконец-то стал товаром.

Предмету, еще не включенному в цивилизованный товарообмен, не так-то просто стать товаром! Сначала нужен духовный, нематериальный толчок, требуется решение. Такой остров ждет своего часа, пока не найдется заинтересованное лицо — инвестор, который решит, что остров представляет для него определенную ценность. Инвестор сидит в своем кабинете за столом красного дерева, окруженный реальными ценностями, и его еще нужно подтолкнуть к первому шагу, чтобы он решился расстаться с этими ценностями, добытыми ценою страданий, хитрости или упорного труда, пожертвовав ими в обмен на нечто такое, что до сих пор не имело никакой цены, но теперь, благодаря этому акту заинтересованности, вдруг обретает форму, имя и весомость. Отныне остров Медвежий существует в двух ипостасях: во-первых, в виде нагромождения камней в краю полночного солнца и северного сияния, на расстоянии четырнадцати дней пути к северу от Шпицбергена, а во-вторых, в не менее реальном воплощении, в котором он значится на бумаге как "Германское предприятие по освоению Медвежьего острова", каковое представляет собой компанию, созданную потенциальными инвесторами; регистрация этой компании — дело ближайшего времени. Главой компании значится Теодор Лернер. Госпожа Ганхауз освежила ради этого свои старые связи. Есть, например, такое транспортно-экспедиционное агентство, занимающееся поставкой каменного угля и принадлежащее господам Бурхарду и Кнёру. С приемной дочерью господина Кнёра-старшего госпожа Ганхауз лежала в одной палате, когда рожала Александра. Такие события крепко связывают людей. Знакомство с господином Отто Валем началось, когда она занималась импортом джута на острове Джерси, дело это нелегкое, со своими особыми, специфическими требованиями, но очень увлекательное. Эти господа в восторге от перспектив, открывающихся в связи с Медвежьим островом. К счастью, кое в чем помогла пресса, госпожа Ганхауз, разумеется, направляла ее работу.

Лернер жадно слушал этот рассказ. За последние недели, проведенные им как бы в безвоздушном пространстве, результаты, достигнутые экспедицией, стали уплывать у него из рук. Иногда он в душе начинал подозревать, что вся затея с Медвежьим островом с самого начала была бессмысленной. По мере удаления от горы, серая вершина которой вздымалась над серыми волнами, кусочки мозаики вновь начали собираться воедино. А когда он в поезде описывал свою экспедицию супругам Коре и Ильзе и упомянул при этом о "соответствующих сооружениях", которые предстоит там построить, картина вновь обрела былую целостность.

— Вот посмотрите, что пишет "Дармштедтер альгемейне"! Эта статья послужила решающим толчком для Бурхарда и Кнёра. "Как телеграфирует Лернер, горный инженер Мёлльман с двумя немецкими горняками за четырнадцать дней проложил штольню длиной около пятнадцати метров и добыл за это время пятьдесят тонн легко воспламеняющегося, пригодного для котельных топок и кузнечных горнов угля. По завершении экспериментов, проведенных на борту "Гельголанда", корабль на добытом угле отправился в Тромсё. Всего Лернером возведено два больших жилых дома, из которых один, расположенный у Южной гавани, уже достроен. Для второго дома в районе Угольной бухты был заложен фундамент. Кроме двух домов строится склад для хранения угля вместимостыо около тысячи тонн, который не позднее восьмого августа будет готов к эксплуатации, а также четыре подсобных домика, два из которых готовы, а два еще строятся. Ввиду предстоящей зимовки окончательное решение по поводу начатого строительства будет принято к середине августа".