Где ж это видано?!

В битве с бабулей первыми не выдержали представители иностранных телеканалов, ведь из-за того, что один и тот же вопрос задавали по нескольку раз, а потом еще и переводили, большая часть интервью уходила на сам вопрос, а на то, чтобы показать ответ, времени уже не оставалось.

Поэтому после старухи они решили попытать счастья с папой. В общем-то, ничего противозаконного в этом не было, и наша игра в подставное лицо была абсолютно легальным делом, учитывая, что мы ведь не просто однофамильцы, но и законные родственники.

Папа перед камерой — это было что-то. Стоило сказать «мотор», как он начинал смеяться. Сначала он смотрел грозно, старался выглядеть серьезным, покусывая губу, сосредоточенно слушал вопрос, но, когда наставала пора отвечать, вдруг начинал краснеть и, не говоря ни слова, расплывался в улыбке до ушей — так, что его щеки, едва не лопаясь, надувались, как воздушный шар, а ответ тонул в приступе дикого смеха. Журналисты, сохраняя хладнокровие, терпеливо повторяли вопрос, а в это время в отце зрел новый приступ хохота, который он сдерживал что было сил, пока не начинал синеть, пока опять не разражался своим дурацким смехом…

Потратив на него кучу пленки, они были вынуждены признать, что малый, который все время ржет перед камерой, ни за что не продержится и тридцати секунд в прямом эфире, это будет полный провал, потому что, если у поэта скудный словарный запас, это еще куда ни шло, но если он весь эфир валяется со смеху, это уже совершенно неприлично.

Так что в конце концов они остановили свой выбор на мне, на никому не известном хвастунишке, и хотя в нашей семье тщеславных не было, но стоило слегка пощекотать наше самолюбие — и мы, как, впрочем, и все люди, легко становились нескромными. Честно говоря, я лучше представлял себя в роли какого-нибудь певца — и дураку ясно, что шевелить губами под фанеру на танцевальных площадках гораздо увлекательней, чем часами восседать в книжных магазинах. Конечно, атмосфера эстрадных подмостков куда соблазнительнее, чем сеансы подписывания книг. И все же я должен был через это пройти. Часами сидеть в полупустом книжном и ждать, в компании с продавцом, который радуется случаю и даже не удивляется, что никого нет, даже не волнуется, в то время как сцена напоминает день рождения, на который никто не пришел. И так убить целый вечер на то, чтобы подписать пару книжек и угодить кучке мелких коллекционеров, даже не доставив им этим особой радости. Еще хорошо, что существуют на свете супермаркеты. В супермаркетах все поинтереснее, поживее, во всяком случае, гораздо ближе к обычным представлениям об успехе. Только в супермаркете художник может осознать истинную меру своего таланта. Здесь книги связывают в пачки и упаковывают пленкой, и сдвинуть их с места может только черт или автопогрузчик. Пока я священнодействовал, подписывая одну книгу за другой, братишки носились по магазину, как по парку аттракционов, а родители в это время вспоминали, как это приятно — делать покупки. В супермаркете я подписывал пачки, в том числе пачки стирального порошка и кукурузных хлопьев для завтрака, подписывал все, что мне протягивали. Меня принимали то за чемпиона мира, то за артиста, то за конькобежца, то за знаменитого преступника, а некоторые даже утверждали, будто я прославившийся этим летом толкатель ядра. Но кем бы меня ни считали, я все равно подписывал, не мог же я обидеть кого-то из этих улыбающихся людей. Вот она, волшебная сила популярности, люди узнают вас в тот же момент, что впервые вас видят, они не слишком разборчивы, им льстит одно то, что вы здесь и они перед вами.

Ну а те, кто уже слышали о книге, те, кто уже знали сюжет, преследовали нас аж до автостоянки, упрашивая устроить им катастрофу, просто так, чтобы посмотреть, они ждали от нас беды, как от Бога чудес.

После раздачи автографов еще нужно было расправиться с литературными передачами, занять свое место среди тех, кто на самом деле пишет книги, среди всех этих позеров в свитерах с высокими воротниками, которые приходят поразглагольствовать о своем последнем опусе в узком кругу бессменных почитателей своего таланта, смирных, как тарелка с морепродуктами, и с парой-тройкой девушек в мини-юбках в первом ряду, которым полагается высказывать точку зрения, противоположную авторской, чтобы придать дискуссии глубины. И все равно мы ходили к этим морепродуктам, как на работу, и помимо братишкиного таланта я бы с радостью позаимствовал на всякий случай еще и его словарный запас.

Если отбросить все эти мелкие повинности, которые есть у каждой настоящей звезды, то наша жизнь не слишком-то изменилась. Разве что теперь на гонорар за книгу мы могли купить все что пожелаем, но в конце концов оказалось, что мечтаем мы только об одном — о ванной комнате. Еще мы купили себе новехонький трактор, просто чтобы он был наш и стоял в саду и мы могли на нем кататься, а не работать.

Уже через пару дней бабушке осточертело ее новое электрическое кресло, потому что оно было самоходное и никто больше ее не возил.

Проблему же популярности мы решили так: ни с кем не встречаемся и никуда не ездим. Даже продукты заказываем на дом. Так что, за исключением журналистов, мы теперь видим еще меньше людей, чем раньше. А родственников наших мы с тех пор и вовсе ни разу не видели, похоже, мы для них стали слишком важные птицы или просто им неприятно, что мы популярны, а они — нет.

Так что на самом деле у нас мало что изменилось, и если сейчас, как и прежде, с вами говорю я, то написал все это Тотор. Наш Тотор, наш тихоня, казалось бы, самый никчемный из всей семьи, а вот ведь гляди-ка, взял да и проявил свой маленький талант. Писательский талант, конечно, недостаточный для всяких там академий, но вполне подходящий, чтобы рассказать, только не о наших невзгодах, как это делают все, а о том, как мы помаленьку справляемся со скукой.

И наконец, ответим на вопрос, который нам все без конца задают: по-прежнему ли с нами случаются катастрофы? Надо признать, что в этом плане у нас теперь тихо. Похоже, дурной глаз нас покинул. Похоже, беды стали обходить нас стороной, и теперь рядом с нами больше не падают замертво люди и «боинги». Похоже, с тех пор, как мы перестали их провоцировать, катастрофы нас больше не жалуют, ведь теперь мы и без того частенько видим себя по телевизору, к тому же и сами можем себя снимать как угодно, так что мы получили все, чего хотели.