Подполье свободы

– Тебя били?

Они начали его избивать начиная с первого же допроса. Руйво принял на себя полную ответственность за свои действия в качестве руководителя партии; подтвердил, что он рабочий лидер, коммунист и приверженец Советского Союза. Однако отказался отвечать на какие бы то ни было вопросы. Сразу же после первых побоев у него пошла кровь горлом. Боясь, что он умрет во время допроса, – а известие об его аресте уже было опубликовано, – его отправили в одиночку. В течение месяца его дважды вызывали из камеры на допрос. В первый раз – для очной ставки с Эйтором Магальяэнсом; бывший казначей комитета штата Сан-Пауло опознал его и предъявил ряд нелепых обвинений, которые Руйво опроверг. Во второй раз его ознакомили с обвинительными материалами, которые были основаны почти целиком на показаниях Эйтора.

Позднее Олге удалось получить в полиции подтверждение полученного от мужа сообщения, что все арестованные переводятся в дом предварительного заключения, где свидания будут разрешены. На это и надеялась Мариана. Она не могла сама пойти повидаться с Жоаном, ибо принадлежала к числу немногих активистов, уцелевших после провала районного комитета Сан-Пауло, но послала мать к Олге и другим знакомым, чтобы попросить их узнать новости о муже. Она намеревалась сначала послать мать прямо в дом предварительного заключения, чтобы та назвалась матерью или теткой Жоана. Однако побоялась, что старуха встретится с Барросом, тот ее, возможно, узнает, и это сможет навести его на след. Лучше удовлетвориться известиями, полученными через третьи руки.

Когда внезапно начались аресты, она чуть было не потеряла голову. В одну ночь были взяты почти все руководящие работники партии. Она сама избежала ареста только благодаря счастливой случайности. У нее была назначена встреча с Сисеро д'Алмейдой для получения от него денег – ей недавно поручили ведение финансовой работы комитета штата, освободив ее от прежних обязанностей. Сисеро д'Алмейда должен был передать ей средства, собранные среди сочувствующих, и они назначили вечером свидание у входа в кино. Они должны были войти вместе в зал, там он передаст ей деньги и затем она удалится. Она явилась к назначенному времени, купила билет и стала его поджидать. В этот момент она услышала настойчивый гудок автомобиля. Сисеро, сидя за рулем, заранее открыл ей дверцу, приглашая сесть. Мариана подошла.

– Садитесь быстрее…

Он направил машину в сторону фешенебельных кварталов и по дороге рассказал:

– Полиция забирает всех подряд. В Рио все арестованы; по-видимому, кто-то проговорился и выдал членов Национального комитета и руководителей районных комитетов. Это самый серьезный провал за все время.

Сам Сисеро не был арестован только потому, что его брат Раймундо, крупный кофейный плантатор, получил заблаговременно из Рио конфиденциальное сообщение и приехал к нему домой перед самым приходом полиции предупредить об опасности. У Сисеро даже нехватило времени попрощаться с женой, брат заставил его уйти из дома как можно быстрее:

– Если тебя и на этот раз заберут, на меня больше не рассчитывай.

Ему с большим трудом удалось встретиться с Марианой. Насколько ему известно, арестовано уже около сорока человек, в том числе весь состав комитета штата Сан-Пауло. Эту информацию Раймундо получил, вернувшись по просьбе Габи в дом Сисеро: полицейские, которые во главе с Мирандой уже находились там, хвастались своими подвигами.

Сисеро сказал Мариане:

– У меня есть место, где ты можешь спрятаться.

– А как же с матерью и ребенком?..

– Возможно, еще хватит времени взять их с собой. Времени хватило: полицейские явились в дом, где проживала Мариана, только на другой день рано утром и нашли его запертым. Мариана и Сисеро попытались предупредить других товарищей. У них, однако, было лишь немного адресов, причем, куда бы они ни подъезжали, всюду им попадались полицейские машины, и они вынуждены были, не останавливаясь, продолжать свой путь. Кончилось тем, что Сисеро оставил Мариану в доме, служившем ему убежищем, и объяснил ей:

– Мне придется на время выехать из Сан-Пауло. За мной следят и, если меня заберут, не избежать процесса. Кстати, вчера в Рио арестовали Маркоса, а департамент печати и пропаганды закрыл его журнал.

Через несколько дней Мариана узнала, что спаслась лишь она да Рамиро. Надежно спрятавшийся молодой португалец в первое время помогал ей своими советами.

– Ты с ума сошла… – сказал он Мариане. – Идти в полицию узнавать о Жоане? Зачем? Ты думаешь, тебе что-нибудь сообщат о нем? Тебя просто тут же заберут – на этот раз они хорошо информированы. Этот предатель, который выдал всех в Рио, снабдил их полной информацией.

Да, такая мысль действительно приходила ей в голову: пойти в полицию, заявить, что Жоан – ее муж, потребовать о нем сведений. Они ведь не знают, уверяла она Рамиро, кто она такая; все время полиция искала некую Лидию, активистку партии, которая организовала побег Рамиро и была замешана в беспорядках в муниципальном театре. Эта неизвестная Лидия и значилась в списках федеральной полиции.

Однако португалец предупредил ее об опасности такого шага: она ведь на учете полиции еще со времени своего первого ареста, когда работала на фабрике комендадоры да Toppe. Да и кто, в конце концов, знает, насколько точно информирована полиция и как арестованные выдержали пытки. Это нелепая мысль; Мариана не имела никакого права показываться в управлении охраны политического и социального порядка, когда каждый активист был на вес золота.

– Ты, видимо, не подумала о работе, что нас ждет? Ты читала заявление начальника полиции о том, что партия якобы полностью ликвидирована? Наш долг сейчас же собрать всех уцелевших товарищей и возобновить работу. Мы опровергнем это заявление. – Он пристально посмотрел на нее – юноша, возмужавший под бременем ответственности. – Сколько нас осталось? Полдюжины, возможно, десяток. Но даже если бы мы остались с тобой только вдвоем, наша обязанность – продолжать работу. До того как тебя увидел, я находился в подавленном состоянии, думал, что из всей партии в Сан-Пауло остался я один. Я был подавлен свалившейся на меня ответственностью, но все равно решил продолжать борьбу и идти вперед.

– Именно так. Идти вперед…

Во время этого разговора с Рамиро Мариана вспомнила о старом Орестесе, погибшем несколько лет назад при взрыве подпольной типографии. Орестес, как и отец Марианы, принадлежал к старой гвардии, он был из числа тех, кто заложил фундамент партии в Сан-Пауло. Он умер вместе с таким же юношей, как и Рамиро, умер с улыбкой: он любил молодежь. Для старого итальянца не было большего удовольствия, как поговорить с молодым членом партии, с одним из рабочих парней, в боеспособности которых он видел политическую зрелость пролетариата и его партии. Мариана вспомнила, как он любил Жофре; разве ему не захотелось бы познакомиться и с этим португальцем Рамиро, таким молодым по возрасту и партийному стажу, но уже способным осознать сложность переживаемого момента и принять на себя тяжелую ответственность? Как давно он в партии? Сколько ему лет? Между тем юношеское лицо его было серьезно, это был уже взрослый человек, как будто он унаследовал весь опыт старых партийных работников.

Его голос был как всегда тверд:

– Даже если бы остался только один из нас, борьба должна продолжаться. Никто не имеет права приходить в отчаяние.

Это были те слова, которые ей, несомненно, сказал бы и Жоан, если бы она могла с ним поговорить. Арест товарищей, и в особенности Жоана, явился тяжелым ударом для Марианы. Она невыразимо страдала и до встречи с Рамиро просто теряла голову. Однако по мере того, как португалец говорил, она постепенно приходила в себя, положение для нее прояснялось и, поскольку боль от ареста ее мужа стала утихать, она отдала себе отчет в предстоявшей партийной работе.

– Не знаю, кто и спасся, – продолжал Рамиро. – Нам нужно прежде всего разыскать и собрать товарищей. Ты знаешь партийную работу много лучше, чем я. Думаю, что тебе и следует взять на себя временное руководство, пока нам не удастся создать новый комитет. Думаю, что ты самая опытная из всех оставшихся на свободе. И на тебя ложится наиболее трудная задача.