Последний бриллиант миледи

Холодный мертвый камень светился и заставлял светиться все вокруг. «Кто ты? – обратилась она к нему. – Неужели ты – обычная стекляшка? Откуда ты взялся? Зачем? Кто и когда создал тебя и почему расстался с тобой?..» Она вспомнила, как недавно читала книгу Милорада Павича «Русская борзая»: «Настоящий ли бриллиант – проверить нетрудно: положите его на язык и вкус во рту изменится…» Влада положила камешек в рот. Великий мистификатор не ошибся – во рту разлился прохладный мятный вкус. «Господи! Я совсем сошла с ума! – подумала Влада. – Разве можно верить писателям?»

Тихий стук прекратил ход ее отрывочных мыслей, она быстро спрятала камень, накинула пеньюар и подошла к двери. Снова видеть Ярика ей не хотелось. Она приоткрыла дверь. На пороге стоял Жан Дартов…

…На пороге стоял Дартов – в своем безупречном белом костюме, с бутылкой «Асти-Мартини» в одной руке и розой в другой…

– Не кажется ли вам, что спать в такую чудесную ночь – преступление?

– Мы знакомы? – надменно спросила Влада.

– Почти, – спокойно ответил тот. – Из-за вас потерял голову мой лучший друг. Кроме того, вы стали объектом пересудов всех мужчин этого парохода.

– Мне кажется, что я не давала для этого никаких оснований.

– Вы дали эти основания одним своим присутствием в этом зверинце!

– Вот как?.. Вы пришли меня наказать?

– Конечно же! Вы – тот бриллиант, который должен блистать. А вы спите…

– А вы способны отличить бриллиант от обычного стекла?

– Да. Разрешите? – он сделал шаг вперед и протянул ей розу.

Она размышляла лишь мгновение.

– Подождите.

Влада закрыла дверь, застелила постель, поправила прическу и украдкой бросила взгляд в зеркало.

– Проходите, – пригласила она незваного гостя.

Дартов вошел и поставил бутылку на столик, потом достал из карманов два высоких хрустальных фужера. Влада улыбнулась. Во всех его движениях чувствовалась уверенность.

– Итак, вы пришли спасать своего друга…

– Боюсь, ему уже ничего не поможет… – Он внимательно посмотрел в ее глаза. Это был именно тот «коронный» дартовский взгляд, от которого теряли рассудок поклонницы, – взгляд обольстителя Паратова в исполнении Михалкова.

– Он что, умер? – непринужденно спросила Влада, разбивая вдребезги этот бархатный взгляд.

Дартов рассмеялся.

– А это должно произойти? Вы – преступница? Представляете, какой сюжет! Таинственная женщина на пароходе, который впоследствии превращается в «летучий голландец»!

– Ну, это вы мастер таких сюжетов, вам виднее… Итак? – она, теряя терпение, посмотрела на него. – Что вас привело сюда?

– Итак, – подхватил он, – выпьем этот чудесный напиток. И познакомимся поближе. Вы писательница?

– Нет.

– Неужели вышивальщица – по вас не скажешь…

– Нет.

– Слава богу! Тогда вы – автор того каменного панно, которое мы везем в Ялту и которое, как святыню, охраняют три цербера в гражданском…

– Чушь! – засмеялась Влада. – Я тут сама по себе. Вот и вся тайна.

– Нет, нет, нет! Тайна должна быть! – улыбнулся Дартов, откупоривая вино.

– Посмотрим… А вас я знаю.

– Читали что-то? – быстро отозвался он, бросая на нее острый взгляд.

– Первый роман – «Белым по белому», кажется… («Еще когда он не был бредом сумасшедшего…» – добавила она про себя.)

– Понравилось?

– Это похоже на допрос, – снова улыбнулась она. – Понравилось. Но… Не представляю, как это мог написать такой успешный человек, как вы. Это суровая проза… Она не сочетается с вашим… костюмом. Вы пытаетесь говорить на равных с известными личностями, даже спорите, а… ваши интервью слишком тривиальны. Как такое может быть? Впрочем, меня это не касается! Ваше здоровье!

Он пил, не сводя с нее взгляда профессионального ловеласа, и она поняла, что немало невинных жертв не устояло перед этими глазами, черными и затягивающими, как два тоннеля.

– Вы действительно интересная женщина. Теперь я понимаю Ярика… – он ненадолго замолчал. – Я давно думал о том, что вы сказали. О своем (он сделал ударение на этом слове) праве говорить с тем, с кем хочу! Тот, кто берется за перо, волей-неволей вступает в диалог со своими кумирами. И разница лишь в том, что для одних собеседниками или оппонентами становятся Гамсун, Воннегут или Кортасар, а для других – авторы комиксов о черепашках Ниндзя! И этот диалог определяет отношение к миру или, наоборот – противопоставление миру себя и себе подобных. Без оппонента был только Господь Бог. Он спорил или соглашался с самим собой. Ведь сказано в Священном Писании: «И увидел Бог, что это хорошо!» Но с чем он сравнивал то, что смастерил, чтобы определить это как «хорошо»? Вот в чем вопрос. Скажи, с кем ты говоришь, и я скажу, кто ты… Я отдаю предпочтение беседам с великими мира сего. И мой костюм при этом не имеет никакого значения!

Влада заметила, что, жестикулируя, он пролил чуточку вина на свой стильный белый галстук.

– Снимите галстук, вы его совсем испортили. Надо замыть…

– А? Да… да… – отозвался Дартов и покорно снял с шеи галстук. – Можно, я закурю?

– Пожалуйста. Я открою иллюминатор…

Свежий воздух ворвался в каюту.

– Извините, я вас напугал, – опомнился Жан.

– Нисколько. Я не хотела вас обидеть. Костюм у вас просто замечательный! И закончим на этом.

– Закончим… – согласился он и опустил голову на грудь.

– Вам пора в постельку! – улыбнулась она. – Думаю, вы сегодня немного перебрали и этот бокал был вашей последней каплей, не так ли? Идите к себе! Насколько я знаю, вас ждет жена. Кстати, гораздо загадочнее, чем я! Все только о ней и судачат. Мол, это ваша турецкая пленница… Вы создали себе демонический имидж!

– Жена? – отвлекся от своих мыслей Дартов. – Да, да, жена… Я забыл… Это не жена…

– Неужели – молодой холостяк? – продолжала иронизировать Влада. Дартов поднял на нее свои тяжелые хмельные глаза, и она сразу прекратила веселиться: что-то знакомое и близкое мелькнуло в этом взгляде – «что с вашими глазами?..»

– Вы любили когда-нибудь? Вы знаете, что такое любить пустоту? Что вы можете об этом знать!

Он быстро поднялся и, сдержав свои чувства, сказал:

– Простите. Мне пора. Рад был с вами познакомиться… Кстати, Ярик говорил, что у вас удивительное имя, забыл, кажется…

– Милена, – подсказала Влада и протянула ему руку. Он пожал ее, и Владе показалось, что рука попала в тиски.

– Доброй ночи, – попрощался Дартов, – мы еще встретимся…

– …В аду?

– Это была бы замечательная встреча!

Он осторожно закрыл за собой дверь. Его белый залитый вином галстук осталась лежать у нее на столе.

Дартов нетвердой походкой преодолевал длинный коридор, покрытый красной ковровой дорожкой. «Эта тоже ничего, – рассуждал он. – Хотя, по большому счету… Все – пустыня…»

…Ему всегда всего не хватало, всего казалось мало. Если бы мог, он бы заглотил весь мир. Но это не спасло бы его от вопроса – что дальше? Он понимал, что эта ненасытная жажда – следствие давней «детской травмы», когда от родителей, людей простых (мать и отец работали на металлургическом заводе), услышал: «Ты – ничтожество! Из тебя никогда ничего не получится! И не старайся!» С тех пор он постоянно пытался доказать им, себе, миру, что он – есть на белом свете. Фокус с тем давним стишком-гимном удался и позволил двинуться дальше. Но теперь он мечтал остановиться и понимал, что есть только одно, что способно дать забвение: ТА женщина…

…Он увидел ее в Париже, дома у переводчика Огюстена Флери. Если бы не дождь в сумерках, в шорох которого так органично вплеталась музыка Леграна, лившаяся из приемника, если бы Огюстен не оставил его одного, выйдя за чем-то в магазин, если бы не чудаковатое пристрастие хозяина к старинным канделябрам, которые вечером освещали помещение, если бы не еще с десяток подобных мелочей-совпадений, действующих на подсознание, Дартов, возможно, избежал бы той болезни, которая поразила его в половине девятого вечера в самом центре Парижа осенью во вторник года 1992-го.