Заслуженный гамаковод России (СИ)

Болтая с ним однажды об очередном – огорчительном для нас – понижении закупочных цен на некоторые широко распространённые и часто собираемые травы – я вдруг обнаружил в нём родственную душу, одиноко жившую в маленьком уральском городке на пенсию по инвалидности. Все родные Марка Игоревича давно оставили этот несчастливый мир, и ему приходилось в одиночку тянуть лямку, вспоминая былое давнее профессорство в далёком крупном городе.

Доктором экономических наук был когда-то незабвенный Марк Игоревич, и все винтики и шпунтики, державшие колымагу мировой экономики, были ему так же хорошо известны, как профессиональному водителю внутренности родной машины. Мысленно роясь в приводных ремнях и механизмах, он мог выдавать такие сногсшибательные выводы и оценки, что я лишь изумлённо открывал рот и просил объяснить. Вначале неохотно, но потом всё подробнее и раскованнее он вводил меня в курс мировой экономики, простыми доходчивыми словами рассказывая всё то, что наделённые высоким статусом старцы гордо произносят с трибуны, набивая себе при этом цену. В данном случае выпендрёжа не было никакого: маленький тихенький еврейчик с палочкой усталым голосом расписывал мне козни очередного президента или диктатора, приводившие к тем или иным пертурбациям на рынке, влиявшим на жителей всего мира. Стоило какому-нибудь арабскому принцу из маленькой нефтяной монархии утвердиться во власти, и в зависимости от его устремлений нефтяные цены уходили ввысь или опускались до предела: в зависимости от того, строил ли он себе новый дворец или удовлетворялся доставшимся по наследству. Климатические сдвиги или тяжёлые могучие ураганы также оказывали ясное воздействие на ситуацию: стоило попасть в прессу сообщениям о долгих затяжных дождях, поливавших в не самое удачное время Бразилию, и мой незабвенный учитель сразу же предсказал скорый дефицит кофе и его заметное вздорожание. Логика заключений, в принципе, была проста и понятна, вот только мало кто из встречавшихся мне тогда людей мог связать воедино неоднородную последовательность фактов, которые ещё и сами по себе были неочевидны и почти недоступны обычным непривилегированным людям.

Разве мог простой заурядный человек связать наступление диких африканских пчёл по американскому континенту с редкими продажами бананов в главном городском универсаме, куда – невзирая на удалённость универсама от плантаций – всё-таки добирались дохлые побитые плоды? Но как пояснял Марк Игоревич: африканские пчёлы гораздо активнее опыляли растения, в результате чего урожаи весьма заметно поднимались вверх, заставляя в свою очередь цены несколько снижаться, благодаря чему до наших краёв и умудрялись добираться жалкие почерневшие останки тропических фруктов.

Дожёвывая последний из доставшихся мне бананов, я с благодарностью думал об африканских диких пчёлах, которые в реальности оказывались совсем не добрыми мирными существами, а как раз наоборот: жестокими опасными насекомыми, портившими всем находившимся рядом повседневную жизнь. Но так уж было всегда: положительные качества – с одной стороны – компенсировались очевидными недостатками по другим направлениям, и умение лавировать и скользить между тенденциями – выбираясь в положительную зону – и стало главным, чему научил меня Марк Игоревич и чему собираюсь научить вас я: разумеется, тех, кто сможет это правильно воспринять.

На практике же для меня началось всё с наведения порядка в образе жизни. В том пятнадцатилетнем возрасте я уже слегка попивал и покуривал, чему явно способствовала, безусловно, прежде всего сама среда. При регулярно курящем и пьющем вплоть до запоев отце, а также умевшей поддержать компанию матери практически невозможно было уйти от настойчивых постоянных приглашений: и дома, и во дворе редко обходилось без постоянных возлияний в тесной компании приятелей и родственников, и лишь внятные советы моего учителя изменили ситуацию. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!» – раздавалось постоянно, когда я в очередной раз отказывался от сигаретки или потного гранёного стакана, по традиции заполнявшегося наполовину прозрачной жидкостью. Немало испытаний мне пришлось выдержать во дворе, рассорившись почти со всеми друзьями и приятелями, не одобрявшими странных нововведений. Но в результате я почувствовал себя лучше: и уже оформившаяся целеустремлённость наложилась на силу молодого очистившегося от табака и алкоголя организма, и я почувствовал: что могу свернуть горы!

Однако сворачивать – как объяснил мне Марк Игоревич – ничего не надо. Да и кто бы позволил подростку из нищей доживавшей последние годы семьи совершить что-то значительное и серьёзное, если даже самые могущественные и умные люди в стране были связаны по рукам и ногам, оказываясь при отступлениях от правил в местах не самых благоприятных? Именно таким образом и сам мой учитель был выдворен из университета, проведя некоторое время на лесоповале, и лишь спустя время осев в нашем маленьком городке.

Именно он рассказал мне про биржу: место, где многочисленные люди крутят колесо судьбы, пытаясь повернуть его в нужную для себя сторону, и многочисленные желания и воли – постоянно сталкиваясь – и создают окончательный результат. Каждый из них ждёт и надеется лишь на положительный результат, получая в реальности достаточно случайную величину, которую можно всё-таки некоторыми усилиями подтянуть до определённого уровня: если знать как.

Хитро подмигнув, учитель спросил: а что у меня по математике? – когда же я заверил его, что начиная с первого класса никогда не опускался ниже «пяти», он вывалил на меня целый ворох интересных и занимательных гипотез и предположений, описывающих поведение главного индикатора судьбы.

Теоретико-вероятностная модель мира вполне легально сочеталась у него с воззрениями самых известных биржевых спекулянтов и воротил, преподносивших свои редкие находки как высшие проявления человеческого ума и интеллекта, далеко не всегда, правда, подтверждённые успешной практикой. Стоило одному из них, к примеру, представить процесс роста акций как волнообразное движение, заканчивающееся пиком в конце пятой волны и ниспадавшее затем почти до начального уровня, как все сразу же начинали искать в случайных флуктуациях соответствующую последовательность, причём – удивительное дело! – почти всегда находили её, в очередной раз убеждаясь в прозорливости гения. Касалось это, однако, лишь недалёкого хорошо видного прошлого, когда же с подобными установками они начинали подходить к ближайшему будущему: то оказывались в прогаре, предъявляя потом запоздалые претензии к уже ушедшему в иной мир фантазёру и манипулятору.

Неудачникам можно было, конечно, поплакаться в тряпочку, но настойчивых и упорных игроков ждали многочисленные системы и указания, любовно выложенные на прилавках и всегда готовые к практическому использованию: уровни спроса и предложения схлёстывались и переплетались с уровнями поддержки и сопротивления, непрерывные кривые загогулины вдруг местами резко обрывались – как длинные дождевые черви – и из образовывавшихся прорех высыпалась драгоценная прибыль, подъедаемая налетавшими со стороны голодными наглыми медведями. Помощь могла прийти лишь со стороны быков – тупых и неповоротливых, и так же как и я рвавшихся наверх, но куда им было оказывать сопротивление стремительным и мощным медвежьим лапам и когтям, рвавшим в клочья все результаты натужных долгих усилий.

Именно такое впечатление сохранилось у меня от той давней содержательной беседы, когда совершенно новый мир обнаружился там, где до того существовало лишь огромное белое пятно с неясными дымами и всполохами на горизонте. Марк Игоревич сразу указал мне направление движения и послал на нужную траекторию, по которой мне и предстояло в дальнейшем подниматься выше и выше, приближаясь к намеченной цели. Цель же у меня была не головная и абстрактная, а вполне реальная и конкретная: я захотел стать лучшим в мире биржевым игроком, способным влиять на судьбы этого убогого нищего мира.

Однако добиться этого в далёкой глуши было абсолютно невозможно: какая же биржевая торговля могла существовать в нашем маленьком городке с несколькими маленькими фабриками и заводиком, что-то тайно выпускавшим за высоким забором с натянутой поверху колючей проволокой? Лишь местный филиал областного политеха позволял получить в наших условиях высшее образование, перечень же выпускавшихся специалистов ограничивался инженерными кадрами, что вряд ли могло сильно помочь мне. Совсем другие сферы занимали мои мысли, и совсем другое образование требовалось мне: лишь одно из городских училищ готовило бухгалтеров на смену уходившим старым кадрам, но что могло даже это училище дать человеку с моими планами и задатками! Лишь университет или серьёзный финансовый вуз подходил мне для изучения основ и предпосылок моего будущего успеха и процветания, в которых уже тогда у меня не возникало сомнения. И лишь одно обстоятельство могло помешать мне в достижении цели: общественный строй, не позволявший вздохнуть свободно и давивший в корне любые слишком вольные инициативы.