Моя сто девяностая школа

А на втором этаже трибуны в застекленной судейской собирались судьи и стояло облако дыма от папирос.

Мы пробирались между скамей трибуны, ища места поближе к барьеру, прислушиваясь к непонятным нам, загадочным разговорам:

– Лично у меня большая надежда на Игривого дядю. Он ведь от Трагика и Психеи, а Психея выиграла большое дерби в ноябре прошлого года.

– А я ставлю на Георгина. Как-никак его мать Мессалина, а дед – Марабу второй.

– Вы обратили внимание, как прошел второй гит Мотылек? Он показал две и четыре. А махом он прошел так, что никого не было видно.

– Матвей Савельевич сказал мне совершенно конфиденциально, что Отливанкин сказал его приятелю, что, по всем данным, сегодня отличится Му-му, ибо Робеспьер не в форме.

– Вы, Алла Петровна, всегда верите слухам. В прошлое воскресенье я из-за вас проиграл двадцать рублей, а не послушай я вас, я бы поставила на Звезду балета и взяла бы сто пятьдесят. Пожалуйста, ничего мне не советуйте, я сама родилась на конюшне. Оставьте, оставьте, я играю на Карфагена…

– А в тысяча девятьсот шестнадцатом году Гребешок на выступлении в Вене оставил позади Лиру, Чародея и пришел ноздря в ноздрю с Краковяком. А Медея – внучка Гребешка. Она от Медузы Горгоны и Гелиотропа. И едет на ней сам Горбуша…

Мы сели у самого барьера, и Леня сказал:

– Для начала поставим полтинник. Надо только решить, на кого.

Яша достал программочку, и мы прочли, что в первом заезде идут Му-му, Георгин, Игривый дядя и Плебесцит.

– Я бы поставил на Игривого, – сказал я.

– А я бы пропустил первый заезд и посмотрел, как это все происходит, – сказал Леня. – А может быть, вообще поставим на дубль. Поясню: это на двух сразу – какая придет первой и какая второй. Подумаем.

Мы согласились.

На поле выехали участники заезда номер один.

Впереди шла гнедая лошадка со щитками у глаз, чтобы не испугалась движения на трибунах. Она бежала ровным, спокойным шагом, не отличаясь особой красотой, и наездник в коляске был хилый старичок с бородкой. Компания не внушала доверия.

За ним шел вороной, высокий красавец, который рвался вперед. У него вздрагивали ноздри, он шел, как балерина, вытягивая шею и весь вытягиваясь, как бы раздвигаясь на ходу, и молодой наездник все время сдерживал его, натягивая вожжи.

Нам понравилась лошадь, на которой висел, подпрыгивая на спине, номер 3. Лошадь именовалась "Игривый дядя", а наездник Матвеевым. На нем отлично сидела его белая с розовым куртка и лихо была надвинута на лоб кепка.

– Зверь, а не лошадь! – восторженно воскликнул Яша Березин. – Все тащатся кое-как, а наш Дядя – поздравьте вашу тетю!

Мы очень развеселились и уже предвкушали свой выигрыш.

Опять прозвенел колокол, и лошади опять развернулись и пошли на старт. И опять наш Дядя вырвался вперед и оставил всех позади, не сумев выровнять строй на старте. И опять всех лошадей вернули.

– Наш Дядя не дремлет, – заявил я.

Еще два раза лошадей возвращали и наконец на пятый раз их пустили. Начались гонки.

Первым мчался Дядя. Он вытянул корпус и летел стрелой.

– Браво, Матвеев! – закричали трибуны. И тогда Игривый дядя взыграл и начал скакать.

– Засбоил, черт! – крикнул сидящий рядом с нами пожилой мужчина в пенсне.

Матвеев передергивал вожжи, пытался перевести Дядю на шаг, но тщетно. Впереди уже бежала Му-му, выкидывая далеко вперед ноги, и почти вровень с ней мчался Георгин, а далеко за ними не спеша, спокойно бежал Плебисцит.

– Как черепаха, – сказал Ленька. – Сразу видно было, что ни лошадь, ни наездник ничего не стоят. Дохлая кляча…

И вдруг Игривый дядя перестал сбоить, полетел вперед, оставляя за собой Му-му и Георгина.

– Вперед! – закричал Ленька.

– Вперед! – закричали мы с Яшей.

– Вперед!!! – заголосили трибуны.

И тут произошло невероятное: хилый старичок с бородкой стеганул Плебисцита хлыстом, и тот как будто вспорхнул и полетел по воздуху, распластавшись в нем, и уже за поворотом оказался самым первым, и никто уже не смог за ним угнаться, и он оказался первым на финише.

За поставленные на него 50 копеек давали 142 рубля.

Трибуны орали и аплодировали. Хилый старичок проводил своего Плебисцита перед трибунами, накрытого попоной. От него шел пар.

– Молодец, Сысолин! – крикнул кто-то, и хилый старичок поклонился.

– Идиоты! – сказал Селиванов. – Надо было ставить на Плебисцита. Это и значит "ставить на дурака", когда приходит первой самая ненадежная лошадь и за нее дают самую большую сумму.

В следующем заезде мы поставили на серую лошаденку с ужасно грустным выражением лица. Ее звали Бандура. На нее никто не ставил, и она так сбоила и спотыкалась, что ее сняли с заезда.

У нас осталось рубль пятнадцать копеек.

– Все! – сказал я. – Надо все-таки выбирать приличную лошадь.

– На кого ставите, ребята? – спросил подошедший к нам подвыпивший мужчина с большими усами. – Хотите наверняка выиграть, поставьте в четвертом заезде на Интеллигента. Это верное дело.

И мы поставили. Это был серый в яблоках, очень изящный и грациозный мерин с длинными и тонкими ногами, с изогнутой шеей и хитрыми глазами.

На нем ехал наездник Егорушкин в больших очках.

Нам повезло: Интеллигент пришел первым, и за свой полтинник мы получили один рубль.

Оказывается, все знали, что он придет первым, и все на него ставили.

Мы были, конечно, очень довольны, но Березин сказал, что на рубль не разгуляешься и играть на бегах наверняка – тоже глупо. Здесь надо рисковать, и только это интересно. Представляете, если мы выиграем двести рублей!..

И мы начали думать, что бы мы тогда сделали.

Леня сказал:

– Мы, прежде всего, разделим их на три части, и у каждого будет по шестьдесят шесть рублей. Лично я куплю себе фотоаппарат и кило халвы.

– Я куплю коньки "нурмис" и марки Лабрадора для своей коллекции, – сказал Яша.

– А я куплю паровую машину, – решил я. – Она стоит шестьдесят рублей. А на шесть оставшихся куплю тянучки. Я их обожаю.

– А я раздумал покупать фотоаппарат, – сказал Леня. – Я куплю на все шестьдесят шесть рублей сто тридцать два билета, и поставлю их на новую лошадь, и выиграю двадцать шесть тысяч четыреста рублей, и тогда уже куплю все, что хочу.

И мы решили рисковать. Мы взяли три билета, и уже осталось 15 копеек. Мы долго выбирали лошадь и поставили на Баркаролу, победившую на прошлой неделе с наездником Перхуковым. Это была каурая красотка с изящно перебинтованными ногами, широкой грудью и удивленными глазами. Ее конкурентами были Хеопус, Лорелея, Сказка, Виноград и Балалайка.

Баркарола вела гонку. Она мчалась как сумасшедшая. Весь ипподром встал, все кричали и толкали друг друга, орали и вопили и размахивали руками, чуть не выскакивая за барьер. И вдруг за поворотом вырвался вперед Хеопус, а за ним вылетела Сказка, и наша Баркарола осталась третьей.

Мы чуть не сошли с ума, и Ленька даже пошел в буфет и купил ситро за 15 копеек, и у нас не осталось ни копейки на трамвай.

Мы шли домой пешком, и Ленька сказал:

– Чтоб я сдох, если еще когда-нибудь пойду на это безобразие! Только выкачивают децьги с трудящихся.

То приходят, то не приходят, делают что хотят. Только вводят людей в заблуждение. Нет, эти бега не для рабочего человека. Это для развлечения буржуазии, кому некуда девать деньги. И кто это придумал ходить на эти бега?!