Мафия нищих

– А как мне рассуждать? Как столяру, что ли? Ты лучше подумай, какой бы вопрос задать этой кукле, чтобы у нас денег было много или вот диван кожаный купить бы.

– А ты пей меньше, вот и диван купим.

– Очнись. Ты хоть знаешь, сколько стоит кожаный диван из Сингапура? Да я на эти деньги до ста лет могу пить по бутылке в день. Ладно, тогда я спрошу. Кукла, а кукла, скажи, могу я заработать больше денег?

– Можешь.

Молчание. Коля поднялся, подошел и посмотрел на куклу.

– Э, друг, так мне и наш бригадир ответит. Дескать, работай лучше, больше получишь. Ты толком можешь сказать, как мне заработать больше денег?

– Первый вариант, – сказала кукла. – Рядом с городом «Кока-Кола» купила сорок гектаров земли. Хотят сделать для рабочих настоящую зону отдыха. В ней должна быть баня. Для постройки наняли специалиста из Финляндии и бригаду здешних плотников. Финн начал делать сруб, но оказался слаб на выпивку. Сломался после бутылки самогона. Пришлось его и всю бригаду уволить. Финн уехал, а руководство ищет специалиста. Завтра утром поезжай на собеседование, адрес: ул. Маратская, д. 200, второй этаж, комната 23. Зарплата две тысячи долларов в месяц.

– Это сколько же рублей? – прервала куклу Зося.

– Это больше пятидесяти тысяч рублей, там скажут точнее.

– Ни фига себе! – ахнул Коля.

– Следующий вариант излагать? – Голос куклы был абсолютно похож на Зосин, так что когда она говорила, Коля поглядывал на жену. Но та сидела удивленная, с полуоткрытым ртом. И звуков не издавала.

– Конечно, конечно, – заторопился с ответом Коля.

– Наруби небольших настольного размера сортиров. Таких, как торчат на садовых участках. Не забудь выпилить в дверцах сердечки. Продавай их на центральной улице, там, где картины и разное художественное барахло. Денег много не требуй. Продавай за полтинник. Сейчас на пароходах приплывает много туристов из-за границы. По сотни сортиров в день можешь продать без труда. На этом заработаешь больше ста тысяч рублей.

– В месяц?

– В месяц.

– А есть еще варианты? – робко спросила Зося.

– Еще один. Говорить?

– Говори, говори, – поспешили сказать супруги.

– На улице Робеспьерской, в доме 17, располагается дамский клуб с мужским стриптизом. Подежурь возле него один или два вечера, тебя выберут как содержанку, точнее, содержанта, нет, другое слово, альфонса.

– Еще чего не хватает, – возмутилась Зося.

– Да, это что-то не то, – поддержал ее муж, – оскорбительно это, и вообще.

– Месячное содержание обычно составляет около десяти тысяч, или на рубли – четверть миллиона. Женщины знают цену хорошему мужику. И подарки, конечно. И мужчине, и его супруге.

Коля посмотрел на Зосю. Та посмотрела на мужа и отвернулась.

Пришлось Коле принимать решение без помощи супруги.

АМЕРИКАНСКИЙ ПАПА

Татьяна в свои двадцать девять лет так и продолжала жить с матерью. Не бросишь же мать с ее астмой. По этой же причине не получалось и замужество. Однажды она попробовала, но женой пробыла всего несколько месяцев, да и те месяцы едва ли можно назвать полными, поскольку большую часть времени пришлось проводить с матерью. Она срывалась с работы и сидела у ее постели всю ночь или уезжала к матери вечером и возвращалась на следующий день после работы. Вначале муж шутил, называл ее телефонной женой, потом брак как-то сам собой распался.

Денег в доме тоже никогда не было. Одни лекарства требовали безумных затрат. Однако в последние пару лет Таня умудрилась сколотить немного бабок и взяла в аренду рюмочную – четыре столика, за которыми посетители выпивали стоя. Еще была выложенная плиткой полочка вдоль стены, на которую можно было поставить пластиковый стакан с водкой и бумажную тарелочку с бутербродом и крабовой палочкой. Были у Татьяны и двое помощников. Афанасьевна мыла пол, а ее муж Степаныч таскал ящики и делал всю тяжелую работу, в том числе выволакивал на улицу лежащих клиентов.

Не всегда Таня жила только с матерью. Лет до десяти была у нее нормальная семья. И тут отец, инженер какого-то института, познакомился с американкой. Та стажировалась в том же отделе, где он работал. Вскоре он ушел из семьи, а через год отбыл по месту жительства новой жены. Много лет подряд Таня получала из Америки рождественские подарки, которыми хвалилась в школе. А потом дура-мать написала отцу что-то вроде того, что нет у тебя дочери, а очередную посылку отправила обратно за свои деньги. И подарки перестали приходить. Но Таня всегда верила, что отец обязательно объявится. Она и сама хотела послать ему письмо, но мать выбросила все конверты и оборвала таким образом возможную связь с ним.

Однако мысли об отце Таню не оставляли. Ее мечты о его появлении принимали разную форму. Теперь, когда она держала рюмочную, она так представляла себе появление отца.

Входит высокий, породистый мужчина, похожий на американского киноактера. Почему-то он представлялся ей в модной нынче каскетке. Входит в рюмочную, пристально смотрит на нее. Вся пьянь в помещении немедленно затихает. Смотрят на него во все глаза. А он произносит бархатным голосом:

– Ну что, доченька, закрывай свою ресторацию. Поедем со мной. Я тебя жду в машине.

И, не медля, выходит.

А может быть, это произойдет немного по-иному. Входит отец, кривит свои красивые губы, глядя на посетителей, и проходит прямо за стойку. Она рыдает, уткнувшись в его пальто, а он гладит ее по голове и говорит:

– Ну что, Танька-Танюха, пойдем отсюда. Больше я не позволю тебе разливать эту гадость.

– А как же рюмочная? – сквозь слезы шепчет Таня.

– Выкинь из головы, – уверенно отвечает отец.

Клиенты в ее рюмочной были из среднего класса и ниже. До самого дна. Однако иногда заходили и зажиточные люди; как правило, вдвоем, втроем. Брезгливо рассматривали витрину, уставленную бутылками пива и дешевой водки, читали ценник закуски, громко смеялись: «Закусим, значит, крабовой палочкой или бутербродом с селедкой, а?» А после снисходительно спрашивали: «А хорошая водка есть?» На что Таня отвечала ровным голосом: «Есть разная, “Финляндия” есть, “Абсолют”». «“Абсолют”? – удивлялись клиенты. – Ну, налей нам по соточке “Абсолюта”, только из новой бутылки». «Пожалуйста», – равнодушно отвечала Таня. Она приносила бутылку «Абсолюта», с заметным усилием скручивала ей пробку и разливала водку в пластиковые стаканы. Водка, конечно, была самая дешевая, местного разлива. Степаныч умел ловко восстанавливать самые сложные пробки на любых бутылках. Клиенты с удовольствием выпивали «Абсолют» и уходили, балагуря. Татьяна была уверена, что никто из этих пижонов не сможет разобрать, какую пьет водку. Поэтому спокойно называла цену и брала за сто грамм не четырнадцать рублей, а восемьдесят два.

Иногда, правда, она была честна с клиентами. Как-то зашел лысый мужчина, чисто выбритый, с благородным лицом. И вежливо попросил хорошей водки, тихо пояснив, что ему надо выпить, а от нашей водки он потом мучается всю ночь изжогой. И Таня отсоветовала ему брать «Гжелку», а предложила просто разведенного спирта, запасы которого у нее всегда были под рукой. Мужчина улыбнулся и сказал, что будет ей очень признателен. И Тане, несмотря на риск, было приятно. Она не раз вспоминала этот случай, интуитивно сознавая, что видит в таких людях своего отца.

В основном клиенты уже примелькались. Кое-кто, правда, таких было немного, получал выпивку в долг. Она уже знала тех, у кого была пороговая норма. Скажем, говорливый музыкант после третьих ста граммов падал, и Степанычу приходилось выносить того из помещения. Были и скандалисты – с теми Татьяна управлялась сама. Голос ее менялся, становился звонким и натянутым, и клиент понимал, что больше ничего сегодня здесь не получит.

Еще Татьяне приходилось жестко пресекать распитие принесенных с собой бутылок. В этом случае она не кричала, не ругалась, а очень спокойным голосом соглашалась выдать стаканы и продать закуску. Только, добавляла она, если посетители оплатят полную стоимость принесенной с собой водки. А в ответ на обескураженные взгляды предлагала: «Давайте я налью вам по соточке, а свою вы уж выпьете где-нибудь в другом месте». И это срабатывало.