Отпусти народ мой...

Нина попала в старший отряд, естественно. В свои почти пятнадцать для пионерлагеря она была старовата. Только настырность Федора помогла достать путевку.

Девичья спальня в деревянном домике была просторной и вмещала кроватей двадцать, стоящих вдоль стен. Все лучшие места были заняты более организованными девочками, вовремя прибывшими колонной автобусов к началу смены. Единственная свободная кровать стояла в углу, рядом с дверью, и это имело лишь один выраженный недостаток: ночные лазутчики-мальчишки, затеявшие вымазать девиц зубной пастой, начали бы именно с нее. Но партизанские действия ожидались в перспективе, ближе к прощальному костру, поэтому пока можно было не беспокоиться.

Девочки к моменту приезда запоздавшей Нины уже перезнакомились и разбились на неразлучные группки, объединенные общими секретами. Единственной, не захваченной стихийным распределением, оказалась немногословная Света, занимавшая кровать рядом с Нининой.

Случай в автобусе оставил неприятный осадок, постоянно возвращавший к мыслям о несовершенном устройстве мира. Поэтому кореянка Света изначально была обречена стать символом угнетенных и отверженных, которых надо спасать и защищать. Света, не догадываясь о том, что она символ, доверчиво пошла навстречу. Новенькая не важничала и не задавалась тем, что приехала из столицы Украины. Напротив, она сама нуждалась в опеке: ничего не знала — где столовая или клуб, как избежать нудной зарядки и куда поставить сушить мокрые кеды. И еще она так по-детски радовалась, когда ей показывали обыденные вещи: крупный морской шиповник, веерообразные раковины, перламутровые с изнанки и розово-сиреневые сверху, медвежью дудку или лимонник, что Света испытывала такую гордость, будто она все эти красоты сделала своими руками или, по крайней мере, открыла.

Очень быстро Нина убедилась в том, что Света отнюдь не была робкой тихоней, какой показалась с первого взгляда. Просто она не любила девчоночьи писки и визги типа «ах, он на меня посмотрел, а я сделала вид, что не замечаю» или «этот вожатый из седьмого отряда такой хорошенький». Выслушивая очередные откровения очередной жертвы влюбленности, она загадочно улыбалась. Легкая, тонкая и стремительная, Света летала по лагерю, торопясь показать новой подруге все самое интересное.

В то лето август был необыкновенно дождливым. Иногда дождь превращался в мокрый туман, закручивающий спиралью локоны Нины и мерцающий на прямых шелковистых волосах Светы; то лил стеной, закрывающей выход из домика; то лениво моросил, словно набираясь сил. Старший отряд плотно набивался в девичью спальню и развлекался играми, викторинами, рисованием стенгазет и всем, что придумывали усталые вожатые, чтобы занять своих запертых подопечных.

А дождь все лил. Тугие капли глухо шлепались в лужи, и водяные пузыри вздувались над их поверхностью. В редкие часы, когда подача воды с неба временно прекращалась, отряд отправлялся на прогулку по берегу моря, до которого нужно было идти километра два. О купании нечего было и думать. Ребята носились по берегу у кромки прилива, отыскивая дары моря, которые оно нехотя выплескивало на песок.

Находки были разными: медузы, морские звезды, раковины, отшлифованные камни, призывно мерцающие влажными переливами. Иногда удавалось найти капиталистический привет с иностранных судов или берегов близкой Японии. Все сбегались на торжествующий крик счастливчика и, затаив дыхание, рассматривали пластиковые бутылки с размытыми, но все еще яркими этикетками, обрывки ярко-зеленых синтетических канатов, обломки деревянной мебели, отполированные волнами, осколки фаянсовой посуды с иероглифами. Однажды Нине повезло найти пластмассовую куколку без одной ноги и с полустертым личиком. Глядя на эти сокровища, ребята грезили о далеких странах.

Каждое утро Нина, несмотря на дождь, после завтрака скатывалась по скользкой глиняной тропинке к подножию сопки, где стояли три палатки геологов. Успеть поболтать с мамой и Федором, пока они не ушли в свое поле. Однажды примчалась, когда Оля была одна — задержалась, ожидая дочь. Федор еще не вернулся из города, куда поехал накануне. Нина с пулеметной скоростью рассказывала о новостях.

— Ма! Мы готовимся к большому концерту. В воскресенье приезжают родители, и вообще будет весь лагерь! Вы с Федей обязательно должны быть.

— Да придем, придем. Танцевать будешь?

— Буду. Репетируем испанский танец. С кастаньетами. А еще мы с Наташей поем украинскую песню. Представляешь, она тоже с Украины, только из Полтавы. Мы с ней так спелись замечательно.

Болтая, Нина проворно стащила с Олиного пальца кольцо, то самое, которое Иешуа подарил жене в честь рождения Лизы — с изумрудами, собранными в виноградную гроздь.

— Я только померяю! — Нина надела кольцо на указательный палец, но оно все равно было велико.

— Отдай, потеряешь!

— Не волнуйся, не потеряю. Сейчас отдам, — отмахнулась Нина. — Ой, а песню, знаешь, какую мы поем с Наташей? «Дивлюсь я на небо».

— Вытянете? — с сомнением спросила Оля.

— Конечно! У нас, знаешь, как здорово получается! Ну все, пока, я побежала, — и Нина умчалась.

Как и следовало ожидать, кольцо было потеряно. Соскользнуло с тонкого пальца, и Нина обнаружила пропажу только к обеду. Расстроенная, заплаканная, она десятки раз бегала по одним и тем же мокрым тропинкам, надеясь отыскать семейную реликвию. Наконец уцепилась за последнюю надежду: а вдруг кольцо потерялось еще в палатке? Нужно поискать под спальниками, оно вполне могло туда закатиться.

Приподняв брезентовый полог, увидела безмятежно спящего Федора. Осторожно начала шарить под спальниками у самого входа, чтобы не разбудить брата, но тот проснулся и сонно спросил:

— Ну что, нашла?

Нина оторопела. О пропаже никто не знал, она боялась кому-нибудь признаться.

— Что «нашла»?

— Кольцо мамино. Ты уже сюда прибегала и искала под спальниками.

Вот это да! Мистика какая-то. Видимо, Федор каким-то таинственным образом уловил ее мысли. Пришлось признаваться:

— Нет, не нашла. Я только примерить хотела. А потом забыла. А оно куда-то укатилось… — И залилась слезами.

До самого вечера поиски продолжались, теперь уже вместе со Светой, с которой Нина поделилась своей бедой. Но кольцо исчезло бесследно.

Ночью, после отбоя, Света утешала подружку:

— Не расстраивайся, вещи на то и созданы, чтобы теряться или ломаться. Или боишься, что от мамы влетит?

— Да нет, не это главное. Она, конечно, расстроится. Но дело в том, что это необычное кольцо — его мой прадед делал.

— Сам? — удивилась Света.

— Конечно, сам. Он был очень хорошим ювелиром. Иешуа Гольдман. В переводе «золотой человек».

— Как ты сказала? Бывают же такие совпадения! — Света даже села на кровати, подтянув колени к самому подбородку и укутав плечи байковым одеялом.

— Почему совпадения? — отвлеклась от переживаний Нина.

— Потому что мою маму, знаешь, как зовут? Ли Гым Нё! — торжественно произнесла девочка.

— И что?

— Гым переводится как «золото», а Нё — «девушка». «Золотая девушка».

— Здорово! — восхитилась Нина. — Действительно совпадение! И какое красивое имя. Прямо поэтическое. А ты почему просто Света?

— А я не просто Света. Меня зовут Ли Су Ни.

— Ой, как красиво! Лучше бы тебя так и звали. Зачем еще одно имя?

— Мы в России живем. Так принято. У всех есть русские имена. Только к нам относятся, как к иностранцам, — помрачнела девочка.

— Это я уже заметила.

И Нина рассказала о том случае в автобусе, который не давал покоя, постоянно всплывая в памяти.

Тогда Света, перейдя на шелестящий таинственный шепот, сказала:

— Я тебе сейчас страшную тайну открою. Только поклянись, что никому не расскажешь!

— Клянусь!

— Мой папа в Хабаровск этой весной по чужому паспорту летал. С родным братом повидаться. Они тридцать лет не виделись.

— А почему по своему паспорту не мог? — захваченная детективным сюжетом, спросила Нина.