И никаких ХУ!

- Это мой папа.

Когда вышли, раздражённый папа недовольно спросил:

- Ты зачем выболтала нашу тайну о том, что я тебе понарошку папа?

Девчушка съёжилась и подняла на него скорбный взгляд честных голубых глаз.

- Я не выболтала, - и добавила, - я только маме сказала.

- А сейчас, - сурово поймал он её на лжи.

- Я нечаянно, - со слезами созналась она и отвернулась, огорчённая несправедливыми обвинениями. Викентий Алексеевич вздохнул и удовлетворился логичными женскими оправданиями.

- Ладно, замнём для ясности, - согласился он и примиренчески сжал маленькие пальчики. – Прокатимся на троллейбусе?

Аннушка сразу ожила, задёргалась, запрыгала, не отпуская его надёжной руки.

- Да, да! – и предупредила: - Я люблю у окошка.

Отца с дочкой пустили на сидение к окну, и до Зинулиной-Нинулиной школы они, слава богу, доехали молча, поскольку любительница троллейбусных маршрутов прилипла, в полном смысле слова, лбом к стеклу и, не отрываясь, впитывала неизвестный мир.

Школьное футбольное поле, куда они с Аннушкой прибыли с ревизией, оказалось в отличном состоянии. Правда, слегка покосились стойки ворот без сетки, исчезли разметка и газон, а земляную пыльную поверхность слегка портили многочисленные ямы и бугры, но в остальном всё – о-кей! Лучшего для усиленных тренировок и не надо. Директорша школы сразу заломила несусветную цену за аренду дефицитного пустующего спортивного сооружения, но, узнав про мизерный кадровый состав института и смехотворный бюджет, рассмеялась и разрешила, раз так хочется уродоваться, пользоваться объектом безвозмездно, тем более что наступили летние каникулы. Она даже пообещала предупредить сторожа, чтобы он не шпынял ненормальных, и сообщила, кстати, что сторож – бывший футболист, но закладывает за воротник по-чёрному. Тут сработала её профессиональная проницательность, и, внимательно посмотрев на мятые и грязные штанины просителя и проведя соответствующие пересекающиеся со сторожем параллели, она строго-настрого наказала не сорить, не сквернословить, не разбрасывать окурки и бутылки и не вовлекать школьников. Исполнительный директор клятвенно обещал соблюдать корабельный порядок, на том и договорились, довольные друг другом.

Выйдя из страшного кабинета как провинившийся школяр, Викентий Алексеевич почувствовал, что под мышками и ещё кое-где мокро, а в горле пересохло. На счастье, по пути к троллейбусной остановке попался ларёк с газировкой и мороженым.

- Хочешь мороженого? – спросил он на всякий-який, беря два шоколадных эскимо на палочках.

- На улице нельзя кушать, - строго осадила спутница.

- Фигня всё это, - отмёл возражения опытный дядя-папа, - бабушкины сказки. На, ешь, я разрешаю. – Аннушка не смогла противостоять искушению и взяла запретный плод.

Поиграть в песочнице, как ни хотелось, не удалось: их уже ждала мать. Она сидела на лавочке рядом с деревянным коробом, заполненным грязным песком, обильно сдобренным кошками, вытянув и скрестив красивые ноги с полными икрами и положив сцепленные в пальцах руки на выпуклые бёдра, и всем своим расслабленным утомлённым видом давала понять, что была бы не прочь подождать ещё хотя бы с полчасика.

- Где это вы загуляли? – спросила, кисло улыбаясь, осматривая дочь и не обращая внимания на заботливого дочеводителя.

- Мы не гуляли, - отвергла обвинения Аннушка, не выпуская пальцев сообщника, - мы ездили на троллейбусе в большую школу. А ещё… - но тут змей дёрнул её за руку и не дал проболтаться в очередной раз.

Мать, конечно, заметила тайную сигнализацию и тайный сговор между большим и малой, но не стала допытываться до причин, оставив допрос на потом, когда не будет лишних свидетелей. Она тяжко поднялась, подала руку дочери:

- Пора ужинать.

- Приятного аппетита, - культурненько пожелал Викентий Алексеевич приятным дамам, - до свиданья, - и повернулся, чтобы рвануть к калорийным пельменям перед тонизирующим теликом.

- Куда вы? – тормознула Анна Владимировна. – Анна Владимировна очень огорчится, если вы не отведаете её фирменных котлет, - и рассмеялась, - специально для вас готовит.

Огорчать Анну и её котлеты не хотелось – пусть пельмени останутся надёжным резервом – и, сделав признательную улыбку одними губами, он вздохнул и поплёлся следом за женщинами в знакомую кухню к постным, как старуха, котлетам.

В этот раз его не повели на экскурсию, а сразу после ритуального омовения усадили за ужин, словно шеф-поварихе не терпелось похвастаться кулинарным искусством, или хозяева спешили поскорее избавиться от настырного нахлебника.

- Спагетти по-итальянски! – торжественно провозгласила Анна и ляпнула гостю из кастрюли, подцепив трезубцем, ком длинной вермишели, неудобной для еды, а из блюдечка серебряной ложечкой смахнула на неё малую толику шинкованного сыра. «Подумаешь, по-итальянски» - скептически оценил лапшу Викентий Алексеевич – «вся и разница от нашей вермишели по-русски, что сыра кладут по-жмотски». – Кетчуп с грибами! – рявкнула хозяйка над ухом гостя, приступившего было к жору, и шмякнула столовую ложку красно-бурой бурды прямо на вермишель. Порывшись вилкой, недоверчивый гость не нашёл ни одного гриба и, решив, что его надули как в лучших ресторанах, вежливо промолчал. – Тефтели по-французски! – повысила голос Анна до экстаза. – Из куриного и говяжьего мяса! – «Эка невидаль!» - не удивился и не воодушевился тупой гурман. «Котлеты по-русски тоже из двух компонентов: хлеба и немного мяса». – Соус фуляля! – сбавила торжественность кулинарша и полила котлету чем-то остро пахнущим чесноком, которого Викентий Алексеевич не переносил. И всё! У бабки, как сообразил нахлебник, не всё в порядке с математикой – обещала тефтели, а дала тефтелю, и та такого размера, что спокойно целиком влезет в рот. Зачем-то выложила ножи, наверное, чтобы можно было зарезаться, не наевшись. Теперь совсем ясно, почему здешний мужик драпанул: с голодухи.

Одновременно и торжественно приступили к процедуре поглощения деликатесной пищи. Сам по себе Викентий Алексеевич никогда не придавал этому большого значения: захотел – наелся по-быстрому тем, что есть – и будь здоров! Ему всегда и одной ложки хватало, а здесь целый инструментарий на жёваную котлетку. Поглядев, как дамы аккуратно наматывают на вилку спагетти, мажут в кетчупе и осторожно отправляют в пасти, потом отрезают маленький кусочек тефтели, пачкают в соусе и туда же следом, он и сам последовал чинному примеру, изо всех сил стараясь не перегнать хозяек.

- Аннушка, - заботливо спросила Анна у внучки, с кислым видом сидевшей рядом, - ты почему плохо кушаешь? Это очень вкусно, правда, Викентий Алексеевич?

Тот поспешно проглотил недожёванный ком и истово заверил:

- Очень, ей богу! – и даже хотел перекреститься, но в последний момент удержался.

Удовлетворённая бабушка благодарно улыбнулась гостю и пригрозила внучке:

- Если не будешь кушать, не вырастешь!

- Фигня всё это! – не замедлила коротко опровергнуть вечную аксиому прилежная воспитанница, брезгливо отодвигая к краю тарелки красную бурду с отсутствующими грибами и счищая с тефтелей кирпичную французскую отраву. – Бабушкины сказки!

У старухи выпала из руки вилка, громко брякнув о тарелку, и отвисла нижняя челюсть, полная железных бабыягиных зубов, а мать поперхнулась и закашлялась, стараясь вытолкнуть вставшую поперёк горла спагеттину. Фурор был полный! И только двое никак не участвовали в нём, никак не реагируя на странное поведение ошалевших мам.

- Аннушка! – опомнилась, наконец, старшая мама. – Нельзя так говорить! Кто тебя научил? – и выстрелила боковым взглядом в Викентия Алексеевича, сосредоточенно пожирающего бурду с чесночной гадостью.

- Никто! – отрезала Зоя Космодемьянская. – Я сама научилась!

За такое самопожертвование квази-папа простил ей сразу и оптом все смертные грехи, включая разболтанные секреты.

- Ничего удивительного, - спокойно произнёс он, отводя опасные догадки в сторону, - в наших садиках такой разношёрстный контингент, в том числе и из неблагополучных семей, что недолго выучиться всему. – Аня почему-то ещё больше заперхала и, сверкнув на него смеющимися глазами, полными слёз, убежала в ванную. А он, забывшись и обеспамятев от страха быть разоблачённым, оборзев и обнаглев, открыл крышку дразнящей в центре стола кастрюльки с тефтелями, наткнул одну своей обслюнявленной вилкой и стряхнул Аннушке в тарелку. Не сдержавшись, подцепил ещё одну и отправил прямиком в рот. Жуя жёванное, он смахнул с Аннушкиной тарелки в свою грязные итальяшки и получил звонкое «Спасибо!», и это было лучшее блюдо в ужине.