Один из нас. Вояж, вояж

Стоя у окна в вагоне поезда, она пожелала мне приятного путешествия и уехала.

Паскаль переезжает, ребенку нужна комната. У них родилась дочь Мари-Анж. Я подарил ей резинового жирафа, чтобы она чесала десны. Он покупает дом. Нашел недорогой на окраине Кана по дороге в Лизье. Нужен небольшой ремонт, но это не страшно. Леонида разобьет в саду огород. Все у них будет хорошо. Паскаль светился энтузиазмом, больше обычного брызгал слюной, трясся всем телом. Я хлопнул его по плечу: «Будь счастлив!» — «Заедешь в гости?»

Заместитель г-на Христофилоса мне не очень нравится. Он попросил объяснить, зачем мне все эти прививки, кем именно я работаю, к чему, например, предохраняться от спинномозгового менингита: «Я не очень понимаю. Это чрезвычайно редкая болезнь, которая встречается только в Амазонии. Как? Вы крупье?» Он и слышать ничего не хотел о повторной вакцинации. Мне ничего не остается, как найти другого, более сговорчивого врача.

Люди вокруг меняются, жизнь идет. Как пейзаж, мелькающий за окном.

Лунная станция New Moon принимает своих первых колонистов. В основном это ученые и один восьмидесятилетний китайский миллиардер, решивший закончить свои дни на Луне.

В своей жизни я не часто ездил в отпуск. Я всегда оставался в Кане. Летом я немного гуляю, растворяясь в толпе туристов. Как-то побывал на месте высадки десанта. Помню, я долго созерцал тот самый кровопролитный Omaha Beach. Три тысячи убитых и три тысячи раненых за несколько часов. Вот здесь, прямо передо мной. Я сунул руки в карманы, небо было серое, волны злые. По пляжу бродили туристы, кто в глубокой задумчивости, кто просто нагуливал аппетит. В некоторых местах время как будто замирает, словно определенные события все продолжаются и продолжаются, а время — материя чувствительная, не то что человеческая память, и не от каждой раны оно может оправиться.

Я еду в Лондон на три дня! Решено! Я регулярно обновляю свои туристические каталоги, и вот мое внимание привлекла реклама длинного уик-энда в Лондоне. Особой любви к Англии и англичанам я не испытываю, но, не знаю почему, я поддался соблазну, подумав: «Слушай, ведь это недорого! Три дня пройдут быстро. До Лондона рукой подать. Не такое уж и сложное дело».

Купил небольшую сумку для коротких вылазок. Выбрал модель с прочным дном, с вместительным внешним карманом, открывается как капот, так что все содержимое как на ладони. Вероятно, она пригодится мне всего один раз. Не стоит думать, что я разменяю свою цель по мелочам. Да, я уезжаю на три дня, но это не имеет никакого отношения к моему решению уехать вообще. Простая поездка, чтобы развеяться. Тут нет ни предательства, ни трусости. И путевку я пока еще не забронировал.

Раздобыл учебник английского Assimil, с кассетами. Чтобы освежить знания. А вообще все быстро возвращается. «Excuse те, Sir. I would like to go to the Museum». У меня никогда не было хорошего произношения — это как с улыбкой: ничего не выходит. Еще я приобрел складной зонтик, умещающийся в кармане. Бросая вызов суевериям, я открыл его в ванной перед зеркалом. Во мне всегда было что-то английское — сочетание изысканности и непочтительности, будто кричишь «Да здравствует королева!», показывая Вестминстеру голый зад.

Меня посетил владелец квартиры, последний оставшийся в живых сын старого польского еврея, умершего в возрасте девяноста двух лет в гостиничном номере на Балеарах. За квартиру я платил через агентство, которое занимается арендой, и ни разу не видел ее хозяев с тех пор, как мы составили акт о состоянии жилого помещения. Я пригласил его войти, он хотел со мной поговорить. Мимоходом осмотрел квартиру: «Все на месте! Превосходно! Сколько вы уже здесь?» Мы сели на кухне. «Итак, я собираюсь выставить квартиру на продажу. Хотел вас предупредить заранее, вы, естественно, имеете право преимущественной покупки. Это самое малое, что я могу для вас сделать». Я ответил ему, не задумываясь, что статус квартиросъемщика мне прекрасно подходит и в мои планы не входит становиться собственником этой или какой-либо другой квартиры. Впрочем, я очень хотел бы остаться здесь. «Понимаю. Скажите, а вы здесь красили?» Я проводил его до двери. Он пристально осмотрел стены. «Невероятно! Ни пятнышка! За двадцать лет!»

На этих выходных в квартиру Паскаля въехал новый жилец. Парню лет тридцать, вроде одинокий. Мебели немного.

Я зашел в уже ставшее родным туристическое агентство «Астролябия» по поводу своего короткого визита в Лондон. Рекламная акция закончилась. Предложение было действительно в течение весенне-летнего сезона. Каталоги поменяли, и сейчас пришло время программы осень-зима. «Не страшно. Тогда в следующий раз. Спасибо». Я ушел, прихватив с собой новый каталог.

Отпраздновали уход на пенсию Эженио. Он воспользовался случаем, чтобы представить свою новую жену. Каждый по-своему проводит время! Он путешествует за счет своих женщин, меняя их в среднем раз в десять лет. Впрочем, у него неплохой вкус.

Перед уходом он подарил мне набор отверток. «С того самого дня, как ты сюда устроился — Богом клянусь! — я уверен, что однажды ты еще всех нас удивишь». Я пожелал ему спокойной пенсии. «За меня не беспокойся, старик. Жизнь продолжается, это прекрасная и удивительная штука!»

У меня такое впечатление, что я не старею: мне все так же тридцать. Я осознаю прошедшие годы, события, которыми они были отмечены, но я в них практически не участвовал, так что они прошли бесследно и никак на мне не отразились. Мне часто говорили, что я похож на медведя, если так, то я медведь в спячке, все жизненные системы которого погружены в сон в ожидании светлых дней.

Мне уже удается продержаться под водой две минуты. Две минуты тишины — остановка, пауза, словно передышка.

Все произошло довольно быстро: квартира продана, и меня просят покинуть жилплощадь. Дали три месяца на переезд — медведя выставляют за дверь его берлоги.

Куда мне идти? Искать новую квартиру, заново где-то селиться, привыкать к месту — мне это претит. Вот, оказывается, насколько я привязан к двум своим комнатам. Бесполезно сопротивляться, все равно привязываешься к месту. Со временем пускаешь корни. Я хожу из спальни в кухню-гостиную с потрясающей, безошибочной проворностью и гибкостью кошки: я дома. С закрытыми глазами я разогреваю в микроволновке китайский рис, время выверено с точностью до секунды, и приступаю к поеданию, щелкая пультом телевизора. В полнейшей темноте я встаю, умываюсь, одеваюсь, потом выхожу на улицу, не задев ни одного угла. Свои сорок пять квадратов я меряю шагами с легкостью и точностью акробата на канате. Нужно видеть, как я передвигаюсь в этих четырех стенах — настоящий балет! Мне наверняка будет их не хватать, здесь я жил, эти стены оберегали меня более двадцати лет!

Эта квартира была моим космическим кораблем, летучей крепостью, подводной лодкой, шлюзовым отсеком. Покидая ее, я теряюсь, падаю, тону. Жизнь упорядочивает самое разное содержимое: от необъятной вселенной до сокровенной мысли. Эта квартира как раз и была мерилом моего существования, ни большая, ни маленькая. Конечно, однажды я бы уехал, но по собственной воле, в назначенное время, а не так, когда ни с того ни с сего тебя выставляют за дверь. Я окажусь со своим чемоданом на улице. Что я буду делать?

Я шатался из комнаты в комнату, как неприкаянная душа. А ведь это подходящий случай, чтобы уехать по-настоящему, как только окажусь на улице, продолжить движение и не останавливаться.

Я позвонил в «Эммаус» [7], грузовик ждет внизу. Я сказал парням забирать все, мне ничего не нужно. «Все? Даже шмотки? И куда вы так поедете?» Я перебрал одежду, оставил только то, что вошло в чемодан. «Скажите, под стопкой одежды я нашел нож, его тоже забрать?» Я уже не грущу, что вынужден покидать квартиру и лицезреть разбросанные вещи, я решился. Напротив, мое состояние напоминает эйфорию, я счастлив и бодр. Хотя и причин-то нет.